– Вроде как так. – Ответил Константин.
– И какие на этот счёт есть мысли? – спросил архитектор. А какие у Константина на этот счёт могут быть мысли, да никаких, кроме негативных: Вот же люди от жира бесятся, не зная уже как себе и другим людям жизнь сделать «веселей». И вот тут Константина осеняет догадка.
– Идеал. – Говорит Константин.
– Что идеал? – сразу не уразумев, что хотел сказать Константин, переспросил его архитектор.
– Ему нужен идеал. – Уточнил Константин.
– Ну, это не новость. Все стремятся к идеалу. – Сказал архитектор.
– Вы уверены? – переспрашивает Константин, заставляя архитектора задуматься.
– Пожалуй, не все и очень не все. Да и вообще, идеал понятие не определённое и спорное. – На этом месте Константин со значением наклонил голову и знаково посмотрел на архитектора. И Архитектор не сумел не понять, что это значит. – Вот почему ему понадобились люди с разной формацией взглядов: реалист и иллюзионист. Будем знать. – Сделал для себя заметку архитектор. – А ещё учтём тот фактор, что идеал, как бы он не был идеален во всём, он для каждого человека свой, со своими индивидуальными особенностями. А это значит, что мы должны всё, всё о нашем клиенте выяснить.
– И с чего начнём? – спросил Константин.
– Как бы это не странно тебе показалось. Нужно попытаться отыскать твоего противника, реалиста. – Сказал архитектор, пристально смотря в глаза Константина.
И хотя архитектор всё это говорил с такой убеждённостью, что ему не поверить было сложно, да и аргументация была более чем основательная, всё-таки в Константине поселилось странное сомнение ко всему им сказанному, и он, глядя в глаза архитектора, сам не зная почему, вдруг выдал такое, что архитектор даже на мгновение потерялся и замер в одном удивительном на всё лицо положении. – А что скажите, если я скажу, что почему-то всему этому не верю. – Говорит Константин и архитектор застывает в одном положении. Так проходит с минуту, и архитектор с улыбкой выходит из своего транса. – А что так? – спрашивает архитектор.
– Не знаю. Такие странные дела со мной творятся, что я решил, что самое нелогичное объяснение, будет самое реальное. – Сказал Константин.
– А ты правильно мыслишь. – Усмехнулся архитектор.
– Так что же правда, если вымысел мы выяснили? – неоднозначно спросил Константин.
– А всё что я тебе сказал и есть реальность, с единственной поправкой… – Сказал архитектор, вдруг переведя свой взгляд в окно. Константину ничего другого не оставалось делать, как перевести свой взгляд вслед и …Увидеть архитектора в окно, со стороны улицы.
Отчего Константин сбивается со спокойного дыхания. Но архитектор в окне не даёт ему ответов на происходящее, а он неуловимым кивком, как опять же показалось Константину, даёт ему понять, что на сегодня всё. После чего он, поднявшись из-за стола, скрывается там, в глубине кафетерия. Первым желанием Константина было желание забежать в кафе и всё для себя выяснить, но тут ему в отражении окна вдруг замечается человек сурового вида, и Константин, вспомнив слова архитектора о слежке, застывает на месте.
– Я уже ничего не пойму. – Уже не зная, что обо всём этом думать, Константин взмок нервными мыслями. А тут ещё ко всему этому добавляется, как же о нём забыли, телефонный звонок, который чуть было не выбил ноги Константина из под себя. Правда, когда Константин достал телефон и посмотрел на его экран, где на него смотрело имя «Ваша любимая жёнушка», то он от души обрадовался тому, что она решила ему о себе напомнить. А как только взялся за трубку, то своей искренней радостью в ответе вогнал Лилиан в умственный ступор. Она-то приготовилась к строптивости Константина, а тут такая незапланированная радость.
– Вот и пойми этих мужей. – В растерянности опустила руки Лилиан, сбитая с толку ответом Константина, пообещавшего ей быть скоро, а она значит, пусть чего-нибудь приготовит к его встрече.
Когда же Константин, так удачно для себя переговорив с Лилиан, покинул своё место стояния напротив кафе, направившись домой, то спустя совсем немного, после того как человек угрюмой наружности проследовал вслед за Константином, из кафе выходит архитектор. Выходит, он не слишком далеко от дверей кафе, а остановившись так, чтобы никому не мешать в него входить и выходить, с этого места с задумчивым видом смотрит в сторону удаляющей спины Константина и, натягивая на руки перчатки, еле слышно говорит. – А ведь есть и третья сторона. И она больше всех меня волнует и представляет опасность.
Глава 3
Полностью посвящена самому неблагодарному делу – прогнозам и диагнозам. Где прогнозы Гидрометцентра и астрологические прогнозы находятся в своей неразрывной спайке – один без другого не объяснишь и не поймёшь.
«Ничто не предвещало бури», – с этих слов обязательно начинается что-то несусветное, простыми словами необъяснимое человеком, вокруг него всё резко меняющееся и происходящее в темноте заоблачного солнечного, а может уже и какого другого космического света.
Ну а признаки бури и алгоритмы её возникновения и повергания в ужас человека, все давно уже классифицированы и записаны в аналоги человеческой памяти, даже если человек никогда не видел бури, а она ему только снится. Это усыпляющий бдительность человека штиль его взаимоотношений с окружающим миром, застывшем в своей не изменчивости, первоначальная сердечная недостаточность чувств (они атрофировались), но не в биологическом смысле, а утрата сердцем его природной содержательности, затем вдруг и, конечно, для всех крайне неожиданно, происходит резкое падение атмосферного давления, а вслед за ним и сердечное давление устремляется прямиком вниз, в пятки.
Вслед за этим человек берётся даже не за ум и не за молоток, чтобы отбиваться от обезумевших людей, отчего-то решивших искать спасение и приют в его доме, а за него берётся, и не пойми откуда у него взявшаяся составляющая, его заумь, которая начинает им руководить во всех его действиях и вести его в никому неизвестном направлении. Где на пути к нему, он себя не просто странно ведёт, а он по всем признакам может быть принят за сумасшедшего, помешанного на одной странной, только ему известной идее.
А ведь вначале все вокруг люди, не то что бы одинаково мыслили, а они одним общим мыслили и при этом все в одном направлении – в сторону неизбежного конца света: вон уже и света белого не видно под этими свинцовыми тучами и под пронизывающим насквозь ветре с промозглым дождём. И всё это в тяжёлой атмосфере тревожного предощущения и видения этого самого конца света.
И хотя на этом первом этапе, на общее сознание людей, путём звуковых и визуальных сигналов нагнеталась общая мысленная неустроенность, как первый предвестник бури, среди них были такие люди, так называемые первопроходцы, кто первым сумел уловить эти подаваемые природой знаки – у них может слух был по другому настроен или у них времени было больше свободного и они его тратили на всякую чушь, до которой нет никакого дела человеку занятому прокормом своей семьи.
И на такие, катастрофического характера мысли, как правило, наводят не самые обыденные события, а они становятся следствием совокупности нескольких факторов, где спусковым крючком служит не укладывающая в обычный порядок встреча с неким вашему уму при первой встрече непостижимым человеком. Чьи в здравом уме не совершаемые поступки и их обоснования, не просто вас потрясли до основания, но к вашему удивлению, вспоминались не как какая-то каверза, а вдруг заставили задуматься над ними.
И вот один из таких людей, близко стоящий к пониманию природы, с именем Трой, – у него даже все внешние признаки указывающие на это, присутствовали на лице: уши, как локаторы, язвительный язык и самое может быть главное, пронизывающий до костей холодом взгляд, – как-то в очередной раз, следуя по пути с места своей службы домой, не смог отделаться от того самого чувства, которое часто тревожит людей одиноких – своей обречённости, а значит и обречённости мира. А такое чувство прихватывает почему-то в полную солнечного света погоду, когда за твоей спиной остались все дела, и ты со свободной душой идёшь навстречу выходным дням (сегодня последний день рабочей недели), где тебя по своей сути должно ждать столько отдыха и радости. Но это только так выходит в теории и в случае, если ты по своей натуре человек компанейский, для которого никакого труда не составит завести новое знакомство.