Всякий, кто воображает, будто крупная собственность или высокие доходы автоматически помещают человека в высший класс, может для успокоения полистать небольшую книжицу «Проживи год с миллионером», написанную Корнелиусом Вандербильтом Уитни и розданную им (совершенно бесплатно) друзьям на рождество 1981 года. Не хотелось бы показаться грубым, но банальности, глупости, самодовольство и тупоумие, которые автор не постеснялся излить на страницы этого опуса, заставляют вспомнить разве что персонажей фельетонов Ринга Ларднера или сатирических произведений Синклера Льюиса вроде его книги «Человек, который знал Кулиджа». «Это группа космополитов, – пишет Уитни о людях, встреченных им однажды на какой-то вечеринке. – Они приехали из самых разных уголков Штатов». И чем дальше он развивает свои мысли, тем яснее читатель понимает: если не принимать во внимание его богатство, Уитни – в чистом виде типичный представитель среднего класса, всей душой и совершенно бездумно преданный всем без исключения стереотипам, характерным для данной социальной ступени.
Спустимся чуть ниже – принцип остается неизменным: деньги значат не так уж много. Желая проиллюстрировать этот тезис, Джон Брукс сравнивает две семьи, проживающие в пригороде в соседних домах. Один человек – «синий воротничок», работает механиком в гараже. Другой – «белый воротничок», работает служащим в издательском доме. Зарабатывают они примерно одинаково, но сколь же велики различия! Мистер Синий воротничок купил маленький, аккуратный домик типа ранчо. Мистер Белый воротничок купил видавший виды дом и сам подновил его. Миссис Синий воротничок ходит в близлежащие магазины, особенно – в те, что в ближайшем торговом центре, и считает, что они чудесны – «такие удобные!». Миссис Белый воротничок за одеждой ездит в город. Чета Синих воротничков не прочь выпить, но, как правило, потихоньку, в субботу вечером, задернув предварительно шторы. Чета же Белых воротничков сидит с бокалами не таясь, нередко – прямо у себя на заднем дворе. «Синие общаются криком – бездумно кричат что-то друг другу, если находятся в разных комнатах или по разным концам лужайки за домом; Белые же понижают голос – настолько, что порой даже не слышат друг друга». Если судить по предметам обихода, то важнейший критерий – книги. В доме у Синих нет ни одной книги, тогда как у Белых гостиная заставлена книжными полками, набитыми под завязку. Брукс заключает: «И, в общем-то, между этими двумя семьями едва ли есть что-то общее… хотя их доходы практически одинаковы». На это же обратил внимание и Рассел Лайнз: принадлежность к классу определяется не столько деньгами, сколько вкусом, знанием и восприимчивостью. Исходя из чего он и предложил трехчастное деление: тонкие интеллектуалы, люди со вкусами отсталыми либо посредственными и люди со вкусами низменными, примитивными (highbrow, middlebrow, lowbrow).
Рис. 2. Пролетарий «высшего пошиба», с презрением взирающий на нищего, который презрением обязан не столько своей бедности, сколько отсутствию стиля
Нельзя сказать, что все три класса на вершине иерархии совсем уж не имеют денег. Суть в том, что не одни лишь деньги их определяют – значение имеет скорее то, как они владеют своими деньгами. Иными словами, в качестве классового индикатора количество денег не так важно, как их источник. Главной особенностью, отделяющей верхние три класса один от другого, является объем унаследованных денег по сравнению с объемом заработанных денег. Те, кто на самом-самом верху – верхний класс «вне поля зрения» (семьи, идущие от таких магнатов, как Рокфеллер, Пьюз, Дюпон, Меллон, Форд, Вандербильд, и избегающие публичности), – живут исключительно на унаследованный капитал. Ни один человек, зарабатывающий деньги собственным трудом – сколь много бы их ни было, пусть это даже кинозвезда, – не может стать членом верхушки «вне поля зрения», даже если величина доходов и причудливость трат позволяют удачно имитировать это. Наследство – «старые деньги, выражаясь вульгарно, – вот единственный принцип, определяющий принадлежность к трем верхним классам, и лучше, чтобы деньги были в семье на протяжении вот уже трех или четырех поколений. Есть тонкие приметы, позволяющие определить, сколь давно в семье деньги. Разъезжая по центральным штатам Америки, британский путешественник Джонатан Рабан повстречал девочку Салли, и она поведала ему: «Новые деньги говорят “Миссури”, а вот старые деньги – “Миссура”».
«Когда я пытаюсь представить себе по-настоящему богатого человека, – рассуждает «синий воротничок» из Бостона, – я представляю себе эти поместья, в которых дома не видно с дороги». Отсюда мы и взяли название высшего класса – с таким же успехом его можно было назвать «класс, предпочитающий скрываться» (the class in hiding), быть не на виду. Их домов никогда не видно с улицы или с дороги. Они любят укрыться от глаз среди бесконечных холмов или еще подальше – на греческих или карибских островах (частенько им же принадлежащих), и счастливо отгородиться на это время от зависти и сопряженных с ней неприятных проявлений, грабительских налогов и в конце концов перспектив экспроприации. Вэнс Паккард предполагает, что самых богатых до такой степени напугала Великая депрессия, что научила их быть «незаметными в демонстрации своего богатства, практически умалчивающими о нем». Начиная с 1930-х годов происходило настоящее бегство денег: от эксгибиционистски роскошных особняков в верхней части Пятой авеню – к укромным уголкам в Вирджинии, в «верхнем Нью-Йорке» к северу от мегаполиса, в Коннектикут, Лонг-Айленд и Нью-Джерси. Сегодня ситуация совсем не та, что была высмеяна в 1890-х Торстейном Вебленом в «Теории праздного класса». Богачи в те времена обожали выставлять напоказ собственное богатство, в качестве его подтверждения охотно демонстрируя дорогостоящий штат разнообразной обслуги. А сегодня они прячутся – не только из опасения стать объектом чьей-то зависти или мести, но и дабы избегнуть назойливых журналистов, со времен Веблена изрядно поднаторевших в пронырливости и обостривших свирепость нападок; укрываются они и еще от одной угрозы, по сути неизвестной Веблену, – от «корпоративного попрошайничества» с его зудящим роем прилипчивых побирушек, облаченных в костюмы-«тройки» и непрерывно докучающих состоятельным людям своим нытьем. Показное потребление некогда было для самых богатых американцев главным источником удовлетворения. А теперь им приходится маскироваться и прятаться. Жаль.
Причем из поля зрения и пристального анализа исчезли не только чьи-то дома или какие-то отдельные персоны. Сам этот класс демонстрирует склонность ускользать от приземленных калькуляций социологов, маркетологов и анкетеров. Его не изучают, ибо он буквально вне поля зрения – незрим, и анкета, которую кто-либо осмелится предложить представителю этого класса, с большой вероятностью будет презрительно скомкана и брошена на пол. Кстати, примерно с таким же презрением ее отбросят и представители самого низшего класса – который также ускользает из поля зрения исследователей. И тут мы сталкиваемся с одной из самых удивительных особенностей американской классовой системы – любопытнейшим сходством, если не сказать родством, низов и верхушки, живущих одинаково не на глазах, вне поля зрения предполагаемых наблюдателей. Так же как верхи укрыты на своих островах или за крепкими стенами далеких поместий, низы в такой же степени неуловимы – если только не угодили в какие-нибудь формальные институции или же нашли пристанище в монастырях, у тибетских отшельников или в коммунах хиппи, где прячутся от кредиторов, обманывают поручителей и дурачат одержимых перекупщиков автомобилей и мебели. (Лишь в одном месте и лишь в определенное время этот незримый низший класс дает себя обнаружить: почти наверняка вы можете наблюдать, как весной они бормочут свои разнузданные фантазии на улицах Нью-Йорка, однако по окончании сего ежегодного ритуального шоу вновь исчезают из поля зрения.) Дабы оставаться невидимыми, представители обоих классов в равной степени ощущают необходимость оберегать свои имена от попадания на газетные полосы. Есть и еще кое-что общее, объединяющее «низы» – Веблен называет их «низший или мнимый праздный класс» – с «верхушкой»: они тоже не зарабатывают своих денег. Им их дают, и на плаву их поддерживают не собственные усилия или заслуги, а машина социальной помощи или исправительная система – так же «верхи» обязаны деньгами своим предкам. И еще одно сходство: представители обоих классов носят с собой очень мало наличности. Словом, мы можем сказать, что виртуальная идентичность незримого высшего и незримого низшего класса в конститутивных, основополагающих отношениях служит наглядным доказательством проверенного временем принципа «противоположности сходятся».
