Он пытался стереть кровавую пелену перед глазами и под удивлённые взгляды, резко смахнув со стола капли энергена, выбежал на улицу.

Первое, что он тогда увидел на выходе из здания, был яркий золотой месяц.

По всему телу Слэйна пробежала лёгкая дрожь. Он вспомнил, как тогда в горло впилось что-то неприятное и холодное, как он стал терять сознание. Последнее, что он тогда увидел перед своим отключением, – озорную улыбку и блестящие карие глаза.

Неожиданно Слэйн остановился.

Это были его глаза. Глаза Капоне.

Отпрянув от него на несколько шагов, он возмущенно прокричал:

– Это был ты! Я тебя вспомнил, ты и есть тот повстанец, что в меня стрелял! Зачем я тебе нужен? Это похищение с целью выкупа?

Он выкрикивал вопросы Капоне, пятясь назад и осматривая по сторонам место, в котором они очутились.

Слэйну показалось, что это было какое-то заброшенное здание. Повсюду валялись обгоревшие картины, книги, где-то лежали почти целые скульптуры. В углу, рядом с разрушенной стеной, виднелась разбитая чаша фонтана с красивым орнаментом Амура.

Пространство вокруг неожиданно стало заполняться густым газом. Слэйн потерял из виду Капоне, уже через небольшой промежуток времени понял, что задыхается. У него начался приступ паники.

Откашлявшись, он пригнулся к самому полу, надеясь на то, что газ окажется легче воздуха и не начнёт опускаться вниз.

У него кружилась голова. Лёжа на спине, он рассматривал, как молочного цвета объёмные потоки газа игрались между собой. Газ постепенно рассеивался. Слэйн увидел силуэт сидящего человека на подоконнике.

Капоне всматривался в пустынную даль за окном. У него был серьёзный, задумчивый взгляд. Он закрылся от газа плащом, и это ему помогло.

Слэйн заметил сверкающие точки на его щеках и понял, что он плакал. Это очень ошарашило его, он ни разу не видел плачущих людей.

«Может, это реакция на газ?» – подумал Слэйн и приблизился к Капоне.

– Что ты делаешь? – спросил Слэйн.

Капоне, не посмотрев на него, тихим голосом ответил:

– Ничего…

Затем, спрыгнув с подоконника и обойдя Слэйна вокруг, он остановился.

– Ты совершенно прав, Брюс Слэйн, это я в тебя стрелял.

Словно взмах крыльев, веки Слэйна опустились, на втором взмахе они закрылись, в голове вновь помутнело, наверное, это последствия отравления газом, подумал он, и его тело качнулось в сторону. Слэйн вновь начал терять равновесие.

Он проспал долгое время. Капоне поведал ему про совершенно другую, незнакомую жизнь. Он рассказал про их общее детство, проведённое в детском доме, про какие-то выставки восковых фигур. Слэйн слушал, и в его голове сложился весьма странный образ молодого человека из прошлого столетия, жизнь которого была сплошной трагедией – смерть затронула всех его родных и близких.

На лугу резвился ветер, а несколько бабочек перелетали с цветка на цветок. Крылья одной из них, преломляясь в солнечных лучах, слабо поблёскивали. Наблюдатель старался достать бабочку рукой и неожиданно осознавал, что та находилась от него на довольно большом расстоянии. Ветер по-прежнему задувал. Все бабочки разлетелись, кроме той, которую он заметил.

– Ты всё ещё любишь бабочек, – прозвучал мелодичный женский голос. – Посмотри, рядом с тобой самая красивая бабочка, а ты даже и не оборачиваешься, она уже устала крылышками махать.

Кто это сказал?

Наблюдатель повернулся на голос и увидел перед собой сидящую на примятой траве молодую девушку с яркими серо-зелёными глазами. На её загоревших гладких ножках, которые выглядывали из-под летнего бежевого сарафана, переливались лучи солнца. Она сидела вполоборота, смотрела, жмурясь, на наблюдателя и улыбалась. Он отметил её довольное личико. Затем начал щекотать её ножки травинкой, при этом медленно приближаясь к ней. Оглядевшись, он увидел на себе такого же цвета, как и её юбка, бежевые летние брюки. Уголок её платья слегка был загнут, отчего весь образ представлялся ещё более сексуальным. В сторону наблюдателя были обращены две прелестные коленки, под легкой тканью платья виднелись белые кружевные трусики. Необычайная красота её изливалась потоками молодости, доброты и неисчезнувшей детской радости. Больше всего ему нравилось смотреть в её глаза, наполненные живым блеском, словно маленькими незатухающими огоньками. Всё её лицо освещалось ласковой улыбкой на мягких губах.

Девушка смеялась и что-то говорила, но ему не удалось разобрать её слов.

Затем последовал долгий поцелуй. Наблюдатель открыл глаза и увидел перед собой её лицо, чувствовал, как на его щёки упали шёлковые пряди. Полуденное солнце игралось яркими полосками на её лице. Он чувствовал на губах слабозаметный сладковатый привкус её нежных губ. Он ощущал руками все её мурашки, пробегающие по молодому стройному телу. От каждого его прикосновения она легонько вздрагивала.

Неожиданно он почувствовал, как внутри сжалось сердце. Наблюдатель видел, как девушка стала рассыпаться в его объятиях, словно песчаная фигура. В одно мгновение весь луг и небо – всё стало разрушаться. Огромные куски небес летели сверху. Девушка исчезала, на руках наблюдателя остался лишь белый пепел. В один момент упали небо, луг и солнце. Лишь одинокая бабочка с рассыпающимися на лету крыльями продолжала порхать вокруг. Но вскоре и от неё осталась лишь маленькая горстка пепла.

Он задыхался, пепел засыпал его тело полностью.

Ноздри заполнились, и наблюдатель не мог больше вздохнуть. Что-то вырывало его из этого сна, и от нетерпения он пытался как можно быстрее освободиться из этого рабства, но сил для сопротивления не было.

Он очнулся и увидел рядом с собой разбитую чашу фонтана с амурчиком, тот же подоконник, разбитое окно и, что самое удивительное, сидящего в той же позе Капоне. Увидев, что Слэйн очнулся, он неожиданно спросил:

– Ну что, вспомнил бабочку свою? Что, защемило в сердце? Я знал, твоё сердце сильнее твоих мыслей. Может, придёт время, и ты вспомнишь мой звонок, когда с тобой всё это началось. Это было после её смерти.

Слэйн, хватаясь за голову, резко перебил его:

– Сколько я был без сознания? Это из-за дыма?

Капоне удивлённо поднял брови.

– Какого дыма? Ты не терял сознания. Сказал, что устал и хочешь спать. После этого упал на старый матрас и уснул. Тебе хватило двух часов.

Слэйн поджал ноги и задрожал всем телом.

Капоне подошёл и накрыл его лежащим рядом плащом. Достав из внутреннего кармана несколько небольших рыжеватых пластин в вакууме, он отломил от одной из них небольшой кусок и протянул Слэйну.

– Что это?

Капоне, откусывая и пережёвывая, ответил:

– Это модифицированный батончик из фруктов, злаков и орехов с добавлением нуги. Очень сытная штука. Ешь…

Как только они перекусили, Капоне продолжил рассказывать:

– Тода была ранняя весна, ты ушёл в себя после её смерти, сидел три месяца дома, выходил только по ночам в круглосуточный магазин. Вылазки ты делал по две ночи в неделю, при этом ты потерял мобильный телефон, отрезал дверной звонок от электросети и завесил плотными занавесками окно. Мне до сих пор непонятно, о чём ты тогда думал? Вспомни мой звонок тогда.

Слэйн покачал головой.

– Я ничего не помню!

Капоне ехидно посмеялся и отвёл глаза в сторону окна.

– Вспомнишь, поверь мне, у тебя получится. Я отследил тебя, мы как бы случайно встретились ночью. Я сказал, что иду из клуба. Рассказывал тебе, какая провальная была тусовка, а ты смотрел словно сквозь меня, будто видел во мне кого-то другого. В тот момент я подкинул тебе мобильный телефон и прижал к себе, от чего ты сильно смутился.

– Но я заставил тебя тогда вспомнить меня по звонку. В тот же вечер я позвонил тебе.

Капоне смотрел на Слэйна пылким взглядом вошедшего в азарт рассказчика, продолжающего своё необычное повествование:

– В течение нескольких минут я разговаривал с тобой и уговорил встретиться следующей ночью. Твоя память всегда была паршивой. Я даже предложил весомый аргумент для встречи: передать тебе оставшиеся вещи Марины. Мне привезла их её двоюродная сестра, которая так и не дозвонилась до тебя после похорон. Подействовало, представляешь. Как только я произнёс имя твоей возлюбленной, ты вначале замолк, но затем, повторив несколько раз её имя, неожиданно уточнил место встречи.