Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Питер ДИКИНСОН

ВЕРЕВОЧНИК

ЧАСТЬ I

АСАРТА

Глава 1. Лес

Ночью пошел снег. Тилья знала об этом еще во сне и, проснувшись, помнила это чувство. Среди ночи мать коснулась ее плеча и прошептала:

— Наконец-то пошел снег. Я должна идти в лес и петь кедрам. Тебе придется самой покормить кур и приготовить завтрак.

Тилья дотянулась до полки над головой, достала нижнюю рубашку и сунула под одеяло, чтобы немного согреть. Она лежала и слушала, как ветер завывает в трубе. Анья что-то проворчала во сне и потянула на себя свой край одеяла. Тилья выскользнула из ночной сорочки и надела рубашку. Потом выбралась из кровати, подоткнула Анье одеяло, чтобы той было уютнее спать, и быстро оделась.

Их кровать напоминала большую коробку и стояла рядом с огромной старой печью. Родители спали в коробке побольше с другой стороны печи, но сейчас там уже никого не было: отец ушел в коровник кормить животных, а мать — в лес, к озеру, чтобы петь кедрам.

В доме царил полумрак. Слабый свет пробивался сквозь ставни, но Тилья не стала их открывать не только потому, что яростный ветер обрушивал на них свои удары и прорывался сквозь щели, но еще и потому, что любила утром делать работу по дому на ощупь, точно зная, куда протянуть руку, чтобы найти то, что нужно. Вудбурн был родным домом, а кухня — его сердцем, и Тилья знала ее как свои пять пальцев. Сделать что-нибудь в темноте для нее было не сложнее, чем найти собственный нос.

Сначала она открыла дверцу печи и аккуратно выгребла старую золу, оставив несколько тлеющих угольков. На них она положила немного соломы и хвороста, закрыла дверцу, открыла обе вьюшки, наклонилась над еще теплой печью и произнесла заклинание огня три раза. Мама никогда не говорила никаких заклинаний, но бабушка, Мина, научила им свою внучку, чтобы та знала, сколько ждать, пока хворост разгорится и можно будет подложить большие поленья. Обычно приходилось произносить заклинание четыре раза, но при таком сильном ветре, который давал хорошую тягу, хватило и трех.

Такой сильный ветер? И одновременно снегопад? Что-то здесь не так.

Когда пламя занялось, она сунула в печь четыре полена. Они были распилены и расколоты для печи и целое лето сушились на солнце. Огонь загудел в трубе. Только тогда она взяла лучину и зажгла лампу, поставила вскипятить воду, достала горшок с кашей из печи, где она томилась всю ночь, плеснула в нее немного воды и поставила на плиту, чтобы подать к завтраку горячей.

Потом она умылась, причесалась, завязала волосы в два хвостика, сунула ноги в башмаки и, не завязывая шнурков, открыла дверь во двор. Ветер швырнул ей в лицо пригоршню колючего снега. Брандо не было видно — он прятался от непогоды в своей конуре.

«Что-то не так», — снова подумала Тилья, пробираясь к уборной. Первый снег в Долине должен был выпасть еще месяц назад, в безветренную ночь, когда огромные мягкие пушинки тяжело опускаются на землю, к утру укрывая двор, поля и крыши толстым одеялом. А эти неистовые снежинки не были обычным снегом. И они не оставались лежать на земле. Тех, которые успевали упасть, ветер снова подхватывал и сметал в сугробы. Другой порыв ветра превращал их в снежную пыль и уносил прочь, словно дым.

Хуже того, в темноте хлипкой деревянной будки Тилья нащупала на сиденье маленький сугробик, который нанесло сквозь щель. Замерзшими пальцами она смела снег, присела и поскорее помчалась обратно в душистое тепло кухни. Сначала Тилья хотела послать Анью заткнуть щель, пока не пришел отец, но в конце концов сделала все сама.

Когда Тилья вернулась в дом, каша уже согрелась, чай с шалфеем заварен, бекон шипел на сковородке, а Анья встала, оделась и умылась.

— Странный снег у нас в этом году, — задумчиво сказала Тилья. — Надеюсь, с мамой ничего не случится.

— А куда она пошла? — спросила Анья с полным ртом каши.

— К озеру, петь кедрам. Вернется, как раз чтобы приготовить обед.

Но она не вернулась, и Тилья принялась за мамину работу. До полудня отец, встревоженный отсутствием жены, уже два раза ходил в лес. Он заходил так далеко, как только осмеливался, во второй раз — безрассудно далеко и вышел с головокружением и едва держась на ногах из-за необъяснимой лесной болезни, которой были подвержены только мужчины. Тилья помогла ему дойти до стула, сняла с него ботинки и дала в руки тарелку горячего супа. Он сгорбился у огня, дрожа и тяжело дыша.

Потом они услышали приветливое тявканье Брандо, значит, пришел кто-то свой. На чужаков он лаял громко и предостерегающе. Анья бросилась к двери и выглянула:

— Это Тиддикин! А где же мама? Когда она вернется?

Тилья выбежала во двор и увидела мамину лошадь, которая плелась через луг к дому, едва переставляя ноги. Одно стремя оборвалось, а другое болталось, ударяясь о заснеженные кочки. Папа, пошатываясь, подошел к двери и выглянул.

Тилья помогла ему выйти, побежала к конюшне и взяла пару кусков сахара. Тиддикин, который, как и большинство лошадей, прошел бы всю Великую Пустыню ради кусочка сахара, похромал за ней, пока волочащееся стремя не зацепилось за дверной косяк и не остановило его.

— Я присмотрю за ним, — крикнул папа, входя в конюшню. — Иди оседлай Калико и отправляйся за бабушкой. Расскажи ей, что случилось. Возьми с собой хлеба — тебе придется поесть в дороге, обедать некогда. Когда вы вернетесь, уже стемнеет.

— Будет быстрее, если сразу поехать к озеру. Я уверена, что найду дорогу. Мама брала меня с собой прошлым летом.

— Я тоже знаю, где озеро, — сказала Анья, которая никогда там не была. — Я тоже могу найти дорогу.

— Помолчи, Анья, — оборвал ее отец. — А ты, Тилья, делай, что тебе велено. Я не хочу, чтобы ты тоже пропала. Анья, возвращайся в дом, собери сестре поесть в дорогу, пока она седлает Калико.

— Пап, а ты больше не пойдешь в лес?

— Как я пойду, когда с трудом хожу по собственному двору? Хватит болтать, займись делом.

Старушка Калико была совсем не глупа: она почуяла отвратительную погоду и не хотела отправляться в путь, тем более под особым седлом, которое папа соорудил для бабушки Мины. Обычно это седло надевали на Тиддикина, и оно не совсем подходило Калико. Тилья подкупила ее куском сахара, подложила под седло подушечку, затянула ремни подпруги и была готова к отъезду прежде, чем отец, все еще спотыкаясь и опираясь о стены, снял сбрую с Тиддикина.

— Ты справишься? — спросила Тилья.

— А что мне остается? Собирайся. Надень шубу. Анья даст тебе хлеба и сыра.

— А если Мина откажется? — начала было Тилья. (Дети в Долине называли своих дедушек и бабушек по именам.)

— Расскажи ей, что случилось. Она придет. И возьми с собой хлыст — тебе придется погонять Калико.

Он оказался прав. До дома Мины было не более мили, но, если бы Тилья не погоняла ее, Калико плелась бы полдня. Тилья сидела в седле, закутанная в шубку, нагнув голову в плотно завязанном капюшоне, и каждые несколько ярдов подхлестывала лошадь, чтобы та продолжала, хотя бы и неохотно, переставлять ноги. Время от времени она откусывала немного от краюхи хлеба и куска сыра, которые дала ей Анья. Теперь, когда у нее было время подумать, она начала всерьез беспокоиться. Было очень холодно, а мама лежала где-то в лесу на голой земле. В такую погоду это верная смерть.

Завидев бабушкин дом, Тилья не выдержала, соскочила с лошади и, утопая в снегу, побежала рядом, погоняя Калико, как корову. У ворот она привязала ее к столбу и, тяжело дыша, кинулась к дому.

Мина сидела у печи. Она обернулась, услышав звук отодвигаемой задвижки.

— Что-то случилось? — резко спросила она. — Конечно случилось. Иначе зачем бы ты пришла к своей старой бабушке?

— Мама ушла петь кедрам и до сих пор не вернулась, — выпалила Тилья. — Пришел Тиддикин, с оборванным стременем. Папа хочет, чтобы мы с тобой пошли ее искать. Говорит, одна я потеряюсь.

1
{"b":"7042","o":1}