Персонаж, которого играет Леонардо, элегантным жестом допивает вино, ставит бокал на пол, говорит какую-то банальщину вроде «Ты хотела знать, как умирает любовь? Вот так» и начинает душить девушку. Крупный план ботинка, ступающего на бокал. Хруст бокала. Хруст какой-то косточки в теле бедной девушки. Безвольно обвисает рука. Конец эпизода. Показывают крыши Нью-Йорка.

Я пересмотрел эпизод. Потом ещё раз и ещё раз. Потом отправился в поисковые системы.

Кухня постепенно наполнялась розовым светом, грузовик утренней почты прошуршал мимо дома, а я всё топтал клавиши.

Сонный сосед пришёл делать кофе, я улыбнулся ему и закрыл ноутбук.

– Что там у тебя? – спросил он.

– Да так, ничего, – ответил я.

И действительно, ничего. Что я знаю о Леонардо Дауни Старшем? Ничего. Какие есть у меня основания верить его истории о брате? Никаких. Какие у меня есть основания требовать у него доказательств? Никаких. Есть только смутная тревога.

Быть может, это вовсе не мозг его брата?

А чей тогда?

Быть может этот мозг знает что-то об актёре. Что-то опасное?

Так, запив тревогу утренним кофе, я пошёл на работу. День шёл своим чередом, а тревога нарастала. Я ходил вдоль полок с банками, которые помигивали мне светодиодами, и невольно косился на тот самый мозг. Как будто он мог мне что-то ответить. Я даже взобрался на стремянку, вытер пыль с банки и всмотрелся в зелёное стекло, как будто под ним мог быть написан ответ.

Но только больше встревожился.

Знаешь, чем отличается тревога от страха? Боимся мы чего-то настоящего. Скажем, тигра, прыгнувшего из-за куста. А тревога направлена в будущее, в неизвестность. Её отец – неопределённость, а мать – наше воображение. Как справиться с тревогой? Надо превратить её в страх. Во что-то конкретное.

Так я и сделал. Заперся в своей комнате и стал распечатывать фотографии Леонардо Дауни Старшего, сделанные папарацци, и развешивать их на пробковой доске в хронологическом порядке.

Сплетни я тоже читал, но пропускал мимо ушей. Мне казалось, что фотографии скажут гораздо больше. Люблю это странное выражение лица человека, который не знает, что его фотографируют. Он тащит пакет из супермаркета, щурится от калифорнийского солнца и похож весь на выключенную лампочку.

Другое дело фотографии с ковровых дорожек. Там Леонардо – весь обаяние. Хорошо сидящий костюм, подобранный со вкусом галстук и прекрасная спутница. Я взял пять маркеров разного цвета и отметил на календаре периоды, в которые Леонардо появлялся на публике с разными спутницами. Потом навёл справки на Джулиану, Хлою, Оди, Кейт и ещё одну Джулиану. Три актрисы и одна подружка по старшей школе. Про Хлою ничего не было известно.

На ней я и застрял. Белобрысая девушка с короткой стрижкой и чуточку детским лицом. Ямочки на щеках. Ничего особенного, подумал я. Но что-то в ней есть, подумал я минутой позже. Сверился с жёлтой прессой: семь репортёров подтверждали, что в ней нет ничего особенного. Четырнадцать соглашались, что в ней что-то есть.

Один репортёр утверждал, что она из Техаса, но это была лишь легенда, чтобы никто не узнал, что она из Иллинойса, хотя все были в курсе, что она родилась во Флориде. Другой говорил, что это далёкая родственница Леонардо, и тот, якобы опасаясь скандала, твердит, что она знакомая по колледжу.

Последняя фотография, на которой они улыбаются репортёрам, датирована 25-м октября позапрошлого года. 28 октября того года к особняку Лео выезжал наряд полиции. Полиция это объяснила ложным вызовом.

Я распечатал заметку и приколол рядом с последней фотографией Хлои. В момент, когда кнопка воткнулась в доску, последняя капелька тревоги превратилась в страх.

Вот ещё одна версия, объясняющая и те противоречивые эмоции, которые испытывал мозг при виде Леонардо, и странный выезд полиции и внезапное исчезновение девушки. Это был мозг любовницы Леонардо. Которую он убил. Свидетельств у меня не было, но складывалось всё очень убедительно.

Я чувствовал себя, как человек, случайно набравший полный рот обжигающего кофе. Терпеть это было невозможно, выплёвывать кофе на руки и рубашку было опасно, а прилюдно – ещё и стыдно. Я метался в поисках раковины.

Раковиной стал Ви.

Кто такой Ви? Ви всегда носил гавайскую рубашку и всегда был чуточку обдолбан. При этом никто никогда не видел, чтобы он что-то курил. Наверное, он просто был таким от природы. Ви работал литагентом для начинающих сценаристов, наркодилером для начинающих актёров и сутенёром для начинающих проституток.

Почему он имел дело только с начинающими? Может, потому что те, кто добился успеха, немедленно его бросали.

Как бы то ни было, Ви был тем, кто мне нужен. Все знали Ви, а Ви знал всех. Ещё Ви не задавал лишних вопросов. И что ещё более ценное: не давал лишних ответов. Один раз я застал его за изготовлением портрета Натали Портман из кокаина. На мой вопрос, зачем он это делает, Ви ответил, что не в его правилах мешать людям вредить себе. Этого ему не позволяет его религия. А когда я спросил, во что он верит, Ви ответил, что раз существует всемирная паутина, то это означает только одно: её создал всемирный паук. Всемирный паук – его бог. И его бог запрещает мешать людям заниматься саморазрушением.

Он был так серьёзен, что я заткнулся и больше ни о чём его не спрашивал.

Но когда настал мой черёд хотеть странного, я оценил удобство религии Ви. Если существует всемирный паук, то ты в его лапах, правильно? А если ещё не в лапах, то уже запутался в его нитях, верно? А если так – то смысл тебя спрашивать, откуда ты взялся и что задумал?

Так что я молча протянул ему фотографию.

– Бесполезно, – ответил Ви, – Девушка уже узнала, что такое тепло кожаного сидения Мерседеса. Она не будет ездить с тобой в автобусе.

– Да нет, я не за этим. Мне нужно найти её, чтобы… ну тут у меня есть один сценарий, для которого мне нужно…

Ви прервал меня жестом.

– Ищи по каталогам актёрских агентств.

– Она не актриса.

– Они все актрисы, – сказал Ви.

– Но в прессе она светилась только как спутница Дауни Старшего.

– Ну. Играла роль спутницы. Все они актрисы. И все мы актёры. И весь мир театр.

– Погоди, что?

– Ну ещё не весь, – лениво пояснил Ви, – но дело к тому идёт: ты что, не видишь, как Голливуд пожирает мир? Что конкретно тебе непонятно? Девочку наняли изображать свежую пассию Лео. Дело было когда? Дай посмотрю…

Ви покрутил в руках вырезку с фотографией и положил её в лужицу пива на барной стойке.

– Дело было два года назад, аккурат перед выходом второй части «Ракурса X». Лео к тому времени уже что-то давно не изменял жене. В смысле, в прессе давно ничего не было по этому поводу. Ну вот: наделали фотографий якобы руками папарацци и запустили их в тираж одновременно с трейлером «Ракурса».

– Погоди, с каких это пор жёлтая пресса в сговоре с прокатчиками?

– С тех пор, как ими владеют одни и те же корпорации.

– Значит, измена не была реальной?

– Посмотри на свою тарелку.

– Что? Зачем? Это просто чизбургер.

– Вот твой чизбургер реален, а остальное снято в Голливуде. Всё виртуально. Новую часть «Ракурса» должны были запускать с большой рекламной поддержкой от Гонконга до Вермонта. При таких тиражах нельзя пускать личную жизнь актёра на самотёк.

– Но если актриса играет не актрису, то она всё же актриса, но… – я почувствовал, что запутался.

– Запутался, да? – участливо спросил Ви. – В такие моменты ты ощущаешь Его великую паутину.

– И что же делать?

– А ты не дёргайся, либо дёргайся уже так, чтобы наверняка вырваться.

Я решил, что сегодня от Ви толку уже не будет: его явно занесло в иные миры.

– Но как же искать девушку? – в безнадёге спросил я.

– Ну ты же на ферме работаешь. Вашим лучше знать.

– В смысле?

– В смысле, снимки папарацци тоже проходят отсев на ферме. Никто не будет запускать унылые фотки в оборот.