Сильвер Париси, вероятнее всего, умрет на выпускном вечере.

Выпускной альбом старшей школы Роли Хай должен заменить это. Не может быть, чтобы они позволили напечатать такую ужасную вещь под фото одной из выпускниц. В следующие пятнадцать лет, кто бы ни открыл альбом и ни пролистал страницы старого покрытого пылью школьного альбома, им предстоит увидеть фото бледной семнадцатилетней девушки, с печальными, яркими голубыми глазами, волосами серого цвета и необычной формы родимым пятном на шее, одетую в футболку с Билли Джоэлом (прим. пер. Билли Джоэл — Американский автор-исполнитель песен и пианист, один из шести наиболее продаваемых артистов в США за всю историю страны.), и они прочтут:

Сильвер Париси, скорее всего, выучит иностранный язык.

Я уже не могу видеть это. Гребанный иностранный язык. Никто не запомнит меня, никто не посмотрит на фото и не вспомнит то классное время, которое они провели со мной. Нет, они посмотрят на мое серьезное, несчастное лицо и скривятся. Господи Иисусе, кем была эта девушка? И какого хрена она всегда такая несчастная?

Нет, они не вспомнят, через какое дерьмо они вынудили меня пройти в выпускном классе старшей школы. Но это даже очень удачно, что они все забудут о том факте, как угрожали моей жизни и намекали на то, что убьют меня на выпускном вечере.

Ублюдки.

Хватаю листок и сжимаю его в кулаке, затем бросаю через весь класс. Целюсь в мусорное ведро, но я никчемный «стрелок», поэтому мажу, и смятый кусок бумаги падает на пол вместе со всеми оскорблениями и угрозами.

Краем глаза я вижу, как Джейкоб Уивинг склонился над своим столом, очень сосредоточенно записывая что-то в свою тетрадь. Предположительно он должен писать эссе о кубинском ракетном кризисе, но я могу представить нарисованную им хрень: секс-куклу в стиле манга с огромными сиськами, выставленными напоказ, приоткрытыми губами и широко разведенными в стороны ногами. Порно-рисунки в стиле аниме — сильная сторона Джейкоба. Боковым зрением он замечает, что я наблюдаю за ним, и самодовольная, дерзкая ухмылка растягивает его губы, приподнимая уголок рта.

— Хочешь попозже подброшу домой, Сил? Киллиан и Сэм уже ждут на парковке. Нам очень понравилось в последний раз зависать с тобой.

— Я лучше пройдусь по битому стеклу.

Джейкоб притворно изображает шок.

— Не стоит так реагировать. Просто подумал, что тебе бы понравилось послушать пару песен или что-то вроде того. Ничего плохого.

Но плохое уже случалось. С его стороны было много отвратительных, грязных деяний. Он свинья. Психопат. Злое, извращенное, отвратительное подобие человека, и я презираю его каждой частичкой своей семнадцатилетней души. Подхватываю фиолетовую коробку для голосования, за которой мне поручил следить мистер Френч, когда я пришла тридцать минут назад на дополнительное занятие после уроков, и поднимаюсь на ноги. Громкий, скрипучий звук раздается по комнате, когда отодвигаю назад стул, и Джейкоб откидывается назад, переплетая свои пальцы и складывая ладони на животе, когда он внимательно смотрит, как я направлюсь к двери.

— Покидаешь дополнительный урок, прежде чем тебя отпустят? Так смело, Париси. Твоя смелость делает мой член твердым.

Я пинаю смятую бумагу у стола Френча. Резко дернув дверь, я останавливаюсь, прежде чем выйти за дверь и бросаю взгляд полный отвращения на ублюдка через плечо.

— Мы оба знаем, что это не моя смелость делает твой мерзкий член твердым, Джейк. Тебе нравится, когда я кричу и боюсь тебя, ведь так?

Холодная, отрешенная злость воцаряется на его привлекательном лице. Да, потому что Джейкоб Уивинг чертовски привлекательный парень. Он один из самых горячих парней в Роли Хай. Высокий, с рельефными мускулами, и одно время только вид его улыбки заставлял мои колени подгибаться. Но больше нет. Теперь, когда он улыбается, все что я вижу — бесконечную ложь и секреты, которые скрываются под его привилегированностью и стопроцентным американским шармом — это вызывает во мне рвотные позывы. А также острое желание расцарапать, разорвать и вырваться из кровоточащей кожи, чтобы только не быть собой.

— Поаккуратней, Париси, — тихо рычит он. — Ты и так уже унижена и растоптана. На твоем месте я бы не стал ухудшать свое положение.

Моя собственная улыбка выглядит поверженной и болезненной.

— Ухудшать свое положение? — Я хочу рассмеяться, но боюсь. Тело в последнее время часто предает меня, больше не могу доверять ему выполнять даже простые действия. Не важно, какие бы эмоции ни хотела отразить, все заканчивается тем, что трансформируется во что-то противоположное, а я просто не могу позволить себе расплакаться перед Джейкобом Уивингом прямо сейчас. Делаю глубокий вдох, выхожу из класса в пустой коридор и позволяю двери закрыться за мной. Взгляд Джейка сосредоточен на мне, прожигает кожу как клеймо, пока дверь не закрывается, и он не исчезает из поля зрения.

У меня будут неприятности из-за того, что я самовольно ушла с наказания, на которое была оставлена после уроков, но мне на самом деле наплевать. Иногда мне кажется, что преподавательский состав Роли Хай тоже участвует в этой извращенной, больной игре, в которую я оказалась втянутой. Они знают о Джейке. Они знают о нашей истории, и при этом они все равно оставляют нас наедине, без присмотра в часы после уроков...

Сумасшествие.

Гребаное сумасшествие.

Я проверяю наручные часы, с улыбающимся Микки Маусом на циферблате, который своими руками указывал на часы и минуты, и издаю шипящий звук. Уже почти четыре часа, что значит, что мистер Френч придет отпустить нас в любой момент. Мои ботинки издают громкий стук, шаги гулко отражаются от бесконечного ряда потертых серых шкафчиков коридора, и я отчаянно борюсь с желанием сорваться на бег, устремляясь к выходу. Это всегда происходит. Я боюсь, что коридор никогда не закончится, что буду идти по нему вечно, стараясь дотянуться до створчатой голубой двери, которая ведет наружу... но не могу дотянуться до нее. Или что когда достигну ее, то она будет заперта, и я не смогу открыть ее, несмотря на то, как бы сильно ни толкала, ни пинала, или ни умоляла открыться, и окажусь в ловушке в этом аду на всю свою жизнь.

Я все-таки достигаю двери. Когда толкаю ее, мои ладони прижимаются к деревянной поверхности, и я немного подталкиваю — она приоткрывается: облегчение затапливает меня, заставляя тело на мгновение оцепенеть. Снаружи воздух поздней осени пахнет свободой. Я могу практически ощущать ее. На другой стороне пустой парковки стоит моя старенькая Шевроле Нова. Ожидая меня, когда же я заберусь в салон, заведу двигатель и уберусь отсюда на хрен, но...

Я слышу голоса.

Глубокий голос директора Дархауэра за последние четыре года был моей ежедневной мукой, поэтому я легко узнаю его. Не могу узнать женский голос — мягкий и властный — как и еще один мужской, грубый, с сильным южным акцентом, который звучит после нее.

— Мы понимаем, что это из ряда вон выходящая ситуация. Как для вас, так и для вашего учебного заведения. Если бы это зависело от нас, то мы бы уже отправили парня на пару лет в округ Свонсон, но судья постановил, что он все еще классифицируется как несовершеннолетний.

— Что насчет содержания несовершеннолетних под стражей? — спрашивает директор Дархауэр, в его тоне сквозит напряжение.

Я отхожу от выхода, позволяя моему порталу на свободу остаться по другую сторону. Крадусь тихо как церковная мышка, отходя влево. Никто не замечает меня, когда я заглядываю за угол в коридор, который ведет в кабинет директора. Там виднеется Дархауэр с его форменной выправкой, руками, сложенными на груди, и склоненной на бок головой, яркая полоска света над головой освещает небольшую залысину на затылке, которую он всегда старается так усердно скрыть. Напротив него стоит высокая, стройная женщина, одетая в брючный костюм, которая сосредоточенно перелистывает стопку бумаг так, словно пытается что-то найти. Мужчина рядом с ней одет в форму. Значок «Отдел шерифа округа Грейс-Харбор» на рукаве его темно-зеленого бомбера говорит мне все, что мне нужно знать о нем.