Я многому научился не только у своего отца, но и у двух старших братьев. Джон был на одиннадцать лет старше меня, а Люк на три года младше его. К моменту, когда мне исполнилось семь лет, я остался фактически единственным ребенком в доме. Джон уехал в колледж, а Люка отстранили от учебы за прогулы, поэтому мои родители отправили его в школу-интернат.
К тому времени моему отцу было уже за пятьдесят. Казалось, что родители решили завершить свою непростую работу по воспитанию детей. Они занимались этим всю жизнь. Бо€льшую часть времени я был предоставлен самому себе. По выходным я катался на велосипеде со своими друзьями, а на лето родители отправляли меня в лагерь.
Именно там я нашел применение своей природной способности тонко чувствовать окружающий мир и людей. Я четко видел, кого нужно подбодрить, кто нуждался в поддержке и внимании. В одну из летних смен, на тот момент мне было десять лет, мы каждый вечер составляли рейтинг популярных ребят. Не спрашивайте зачем. Утром я выбирал того, кого, на мой взгляд, надо было подстегнуть. Я проводил с этим человеком целый день, пытаясь помочь ему стать самым популярным.
«Вы видели, как Бобби отбил ту подачу во время волейбола? – спрашивал я ребят, когда мы жарили хот-доги, сидя у костра. – Он реально помог нам победить в этой игре». Конечно, объединяя вокруг себя людей, я хотел удостовериться, что и сам нравлюсь окружающим. Я даже не мог представить, насколько это важно для меня.
Во время учебного года я ежедневно играл после школы с друзьями в бейсбол или баскетбол. Бо€льшую часть времени я занимался тем же, что делал в летнем лагере: помогал другим ребятам проявить свои таланты и обеспечивал комфортную обстановку внутри команды. По выходным я вместе с отцом играл в гольф. Это была наша фишка. Благодаря папе гольф стал значимой частью моей жизни. Единственный вид спорта, в котором я действительно преуспел.
Жаль, что мы не так много общались с ним во время игры. По крайней мере, я не помню, чтобы мы много разговаривали. Однако у меня сохранились воспоминания о том, как пристально он следил за тем, чтобы я разгребал песок в банкере [5] после попадания туда мяча. В общем и целом он не был строгим отцом. Он научил меня, как надо относиться к работе, а остальному я учился самостоятельно. Если я забывал разгрести песок, то он мог выйти из себя, и о дальнейшей игре речь уже не шла. Теперь каждый раз, когда я разгребаю песок в банкере, я чувствую рядом присутствие отца.
Иногда он брал меня с собой на работу в Манхэттене. Мы садились в поезд на Лонг-Айленде, а когда выходили на Пенсильванском вокзале, то неожиданно попадали в абсолютно другой мир. Мне нравилось это место. Одетые в костюмы, как и мой папа, бизнесмены торопились, чтобы не опоздать на свой поезд, а неподалеку нас зазывали к себе чистильщики обуви и слепой старик, который заведовал газетным киоском. Помню, как-то раз я протянул ему руку с мелочью, чтобы купить газету. И он сразу определил, сколько денег я ему протягиваю, просто прикоснувшись к монетам. Однажды я завороженно наблюдал за тем, как он ругал на чем свет стоит какого-то парня, который заплатил ему один цент вместо двадцати пяти, пытаясь его обмануть.
Затем мы выходили на 34-ю улицу и направлялись к ателье. Повсюду царила суматоха: вокруг ходили люди, раздавался шум и лежала разбросанная ткань всевозможных цветов – именно так я представляю себе настоящий хаос. Когда мне исполнилось десять лет, я поклялся, что однажды перееду жить в город.
Я с трудом вспоминаю времена, когда мы с братьями жили под одной крышей, но это не означает, что они оказали на меня меньшее влияние. С одной стороны, меня многому научили родители, а с другой – старшие братья. Джон и Люк были полной противоположностью друг друга. По крайней мере, на тот момент дела обстояли именно так. Джон был самым крутым парнем, и я боготворил его так же, если не больше чем, своего отца. Невероятно харизматичный, красивый и безупречно одетый, он обладал врожденной способностью очаровывать абсолютно всех. Парни с удовольствием с ним дружили, а девушки сходили по нему с ума. Кроме того, он был просто хорошим человеком. Я буквально поклонялся ему, и не я один. Все ребята из нашего района считали, что Джонни Мэдден – бог. Репутация брата пошла мне на пользу: стоило мне зайти в комнату, и все видели во мне его младшего брата.
В то время как Джон считался очаровательным и утонченным, Люк был полностью погружен в контркультуру хиппи. Я говорю не о том, что он просто расхаживал в пижаме и жутко вонял. Есть люди, которые поддались влиянию этого движения, а есть настоящие хиппи. Люк относился ко второй категории. Когда мне было около двенадцати лет, он бросил колледж и переехал жить в коммуну в Балтиморе. Когда мы впервые увидели его спустя какое-то время, его невозможно было узнать. Не только из-за его внешнего вида, манеры держаться или говорить, но его поведения в целом. Он перенял всю философию хиппи: мир, любовь, наркотики, длинные волосы. Я не фанат такого образа жизни, хотя считал, что это круто. Но в глазах родителей он выглядел как какой-то пришелец или фрик.
Я любил своих братьев вопреки или, возможно, благодаря их непохожести друг на друга. Джон показал мне, насколько важны личное обаяние и умение вызывать симпатию у окружающих, а от Люка я перенял стиль и мировоззрение. Я любил музыку, моду, свободный дух, а также философию любви и примирения. Я был младше и больше принадлежал к поколению Алекса П. Китона [6]. Однако все это так или иначе стало частью моего становления. Мои фирменные лоферы и длинные распущенные рыжеватые волосы демонстрируют то, какое влияние на меня оказали старшие братья.
С течением времени выяснилось, что у нас с Джоном и Люком гораздо больше общего, чем мы думали. Каждый из нас боролся в рамках одной и той же войны с зависимостями: алкоголизмом и наркоманией. Это тяжелая борьба, которую ты не можешь выиграть, оставив ее за спиной раз и навсегда. Горькая правда заключается в том, что оба моих брата в какой-то степени проиграли бой. А я все еще сражаюсь.
Если бы вы встретили Джона в возрасте двадцати или даже тридцати лет, то никогда бы не подумали, что он станет именно таким. Он выглядел как идеализированный образ настоящего мужчины, и я часто спрашивал себя, почему не похож на него. Но губительное пристрастие медленно съедало его, явно не выдавая себя, пока он не достиг среднего возраста. Меня убивает мысль о том, что его дети никогда не получат возможности увидеть то, каким он был в молодости. Он был самым лучшим отцом, и я знаю, как сильно его любили дети, но к тому времени, когда они подросли и могли запечатлеть его образ, он стал совершенно другим человеком.
По какой стезе пойдет Люк, можно было предвидеть из-за его увлеченности культурой хиппи, но, как и в случае с Джоном, его алкоголизм заявил о себе намного позже, когда коммуны детей цветов и фестиваль Woodstock уже ушли в прошлое. Несмотря на все усилия нашей семьи помочь ему, он пал жертвой своего заболевания.
Я не осуждаю братьев. Каждый божий день я сам борюсь с этим демоном. В каком-то смысле мне повезло, что я попал в цепкие лапы наркотиков, а не алкоголя, потому что их пагубное воздействие проявляется гораздо раньше. Я был на десять лет моложе Джона и Люка, когда достиг самого дна и осознал, что либо я завязываю с этим, либо окончательно проигрываю эту борьбу.
Откуда растут корни любой зависимости: это склонность или какое-то генетическое заболевание? Называйте как угодно. Я часто прокручиваю свои воспоминания в поисках ответа на этот вопрос. Когда мы росли, алкоголь всегда присутствовал в нашем доме. Это не перерастало в проблему, но нельзя назвать совпадением, что все трое сыновей в итоге стали зависимыми. Отец, конечно, любил выпить, и, наверное, слишком много. Как и многие мужчины его поколения, он был не прочь пропустить стаканчик мартини за обедом. Однако это не отражалось на его жизни: он упорно трудился и никогда не устраивал сцен на глазах окружающих. Несмотря ни на что, каждый вечер он садился на один и тот же поезд.
