Литмир - Электронная Библиотека

Министр, увлеченный правильностью своих доводов и не получив от царя твердого отпора, предполагал, что его величество не настаивает на своих мыслях. Царь же убеждался, что министр будет проводить в жизнь свои начинания, несмотря на его, императора, несогласие. Министр уезжал, довольный тем, что смог убедить государя в своей точке зрения. В этом и таилась ошибка. Где министр видел слабость, скрывалась сдержанность. По недостатку гражданского мужества царю претило принимать окончательные решения в присутствии заинтересованного лица. Но участь министра была уже решена, только письменное ее исполнение откладывалось.

«Спорить было противно самой природе царя»10. А может быть, он считал, что спор с подданным не к лицу монарху? Некоторые министры, долгие годы бывшие «докладчиками», называли стиль управления Николая II «вотчинным».

Борьба двух тенденций общественного развития – курса реформ и консервации существующего, разумеется, не могла разрешиться сменою «управ. делами» империи (как именовали тогда в печати министров внутренних дел).

«Если бы молодой царь, – писал профессор Б.Н. Чичерин в статье „Россия накануне XX в.“, – даже пошел по пути, указанному дедом, то благоразумные русские люди были бы довольны». Профессор и влиятельный общественный деятель – Чичерин был городским головой Москвы – издал свою записку за границей; легальная либеральная оппозиция прибегала к нелегальным формам борьбы. Отстаивая необходимость введения представительских выборных органов в России, профессор Б.Н. Чичерин отмечал тот горестный факт, что власти, преследуя либералов, стоящих на легитимной почве, в то же время представили полную свободу действий сторонникам социалистических теорий, социализм представлялся безвредным, он пока выступал в теоретической форме. При этом, разъяснял Чичерин, часто забывали о таких предшественниках Маркса, как Чернышевский и Добролюбов, благодаря которым социализм давно пустил корни на русской ниве. Отмахиваться от этих явлений нельзя, ибо социалисты-радикалы – это не мухи на полотнах великих художников. Социализм перестал быть теоретическим, он открыто бросил политический вызов власти, отвергая и курс реформ. Это писалось вскоре после издания Манифеста российской социал-демократической партии – первой политической партии в истории России. «Нужно незамедлительно, – заклинал Чичерин, – вернуться к курсу реформ Александра II», осуществившего «величайшие преобразования», «восстановить их в полной силе».

Как бы ответом на призыв профессора Б.Н. Чичерина, известного еще со времен Герцена и Чернышевского врага всякой нелегальщины, явилось создание за границей группой конституционалистов журнала «Освобождение» под редакцией П.Б. Струве, порвавшего с марксизмом, принявшим в России самые радикальные формы, вплоть до политического террора. «Освобождение» стало органом, центром земского конституционалистского движения, быстро ширящегося в стране.

На рубеже веков в России произошла серьезная перегруппировка политических сил. «Историческая» власть, консервативный лагерь имел под собою уже не только легальную оппозицию, земство, либеральную профессуру, но и политический радикализм, окрашенный в социалистические тона, исповедовавший всяческую «нелегальщину». Борьба этих трех течений как теоретическая тенденция наметилась в публицистике, в «толстых журналах» и в «летучий листках» – прокламациях еще в 1861 г., теперь это была уже не теория, и даже не только политическая доктрина, а живое общественное движение.

Из академических аудиторий, из кабинетов ученых социализм вышел на улицу, проникал под фабричные своды и соломенные кровли. Просвещенная бюрократия забила тревогу, но власть не вдруг сумела выработать надлежащие формы противостояния. Политическое насилие не может получить простора в стране, где своевременно происходит на законодательной легитимной основе отмена отживших форм, учреждений, нормативных актов. Весной 1901 г. князь Святополк-Мирский – виленский генерал-губернатор – писал, что «социалисты не без успеха ждут массовую опору, что в последние три-четыре года из добродушного русского парня выработался своеобразный тип полуграмотного пролетария, почитающего своим долгом отрицать семью и религию, пренебрегать законом, не повиноваться властям и глумиться над ними. Эта ничтожная горсть террористически руководит всей остальной инертной массой рабочих»11.

Эти политические сдвиги напрямую были связаны с индустриализацией страны, очередным этапом промышленной, научно-технической революции, захватившей Россию, что вызвало существенные социальные сдвиги, вели к перегруппировке социально-классовых сил, новой политической расстановке.

Великий историк академик В.О. Ключевский указывал, что аграрная Россия становится фабрично-заводской и за привычным противостоянием крестьян и помещиков, борьбой труда и капитала уже выделяются новые социальные группы, связанные с напряженной умственной теоретической работой.

В прессе тех лет содержится немало острых социально-психологических зарисовок, раскрывающих громадные последствия промышленной революции, ломающей традиционные патриархальные формы жизни, труда, обычаев и нравов. Очевидцы, в том числе священнослужители, с горечью отмечали, что молодые крестьяне, вставая в ряды пролетариев, «отщепляясь» от деревни, порывали с религией и православной нравственностью. Молодые рабочие перед первым спуском в шахту, которая представлялась им своего рода преисподней, кромешной тьмой, срывали с груди нательные кресты.

Уходила в небытие аграрно-крестьянская страна, а вместе с ней уходило в прошлое и «равенство в молчании». В такой стране, как Россия, где подавляющая часть населения – свыше 90 % – была напрямую связана с земледелием, любой вопрос так или иначе упирался в аграрно-крестьянский и, в конечном счете, в вопрос о земле. На рубеже веков остро встал вопрос о малоземелье крестьян, о прирезке земли к наделам, определенным еще в 1861 г. За полвека после «великих реформ» численность населения, прежде всего крестьянства, возросла почти вдвое, а мужицкие земельные наделы остались прежними. Дебатировался уже не вопрос о «прирезке» наделов, а вопрос о том, откуда землю для прирезки взять. Левые радикальные силы призывали к ликвидации помещичьего землевладения, открыто звали к разгромам помещичьих усадеб.

«Разоряйте гнезда, воронье разлетится», – взывали прокламации. Кровавые всполохи пожаров левые называли не без тайного злорадства «иллюминацией» боярских вотчин. Более умеренная оппозиция, земцы, утверждали, что «прибавка, прирезка земли крестьянам не поможет, разговоры о прирезке наделов абстрактные фантазии, дело не в малоземелье, земли в России не мало, но она скверно обрабатывается». Так писал публицист, поклонник и знаток Герцена земский деятель Ф.И. Родичев – запомним это имя, в недалеком будущем Родичев станет одним из активных думских деятелей.

Для подготовки аграрных реформ император создает ряд специальных органов, как то: Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности, обширную комиссию «для всестороннего обсуждения вопроса об экономическом упадке великорусского центра в связи с условиями хозяйственной жизни других частей империи»12. Собранные данные убедительно говорили об экономическом упадке центральных губерний, то есть великорусского ядра, базы империи, о катастрофическом недостатке земли у крестьян вследствие быстрого роста населения, возникновения аграрного перенаселения в великорусских губерниях. Даже «Новое время», известное своим трезвым консерватизмом, вызывавшим раздражение левых публицистов, в новогодней статье на 1902 г. признавало, что оскудение великорусских губерний является следствием неудовлетворительной постановки у нас земледелия. Еще более важным было то, что сами крестьяне видели выход не только в «прирезке земли», в осуществлении «по манию царя всеобщего равнения», распределения всей земли по трудовой, единой для всех норме, но и в массовом переселении на свободные земли за «каменный пояс», где, по крестьянской молве, располагалось Беловодье – страна изобилия и вольности. За первые пять лет царствования Николая II более миллиона крестьян переселились за Урал, значительная их часть поселилась в Западной Сибири в приалтайских степях на удельных землях, переданных императором в переселенческий фонд.

4
{"b":"703951","o":1}