- Ну так вот...
- Тебе больно, потому что ты не такая, как все люди, да, Зи? Интересно знаешь ли ты сколько этого в каждом из них. Странные люди, маленькие люди - в них этого больше, чем у большинства. А у тебя больше, чем у любого из них. Теперь я знаю, _т_е_п_е_р_ь_ я знаю почему ты хотела и хотела быть большой. Ты притворялась, что ты человек; и у тебя было человеческое желание быть большой; и таким образом ты прятала от себя то, что ты совсем не человек. И именно поэтому ты так сильно старалась сделать из меня самого лучшего человека, которого ты только могла придумать; потому что ты должна была быть сама человеком, чтобы сделать все это для человечества. Я думаю, что ты верила, действительно верила, что ты человек - до сегодняшнего дня, когда тебе пришлось посмотреть правде в глаза.
- Итак ты посмотрела правде в лицо, и ты умерла.
- Ты полна музыки и смеха и слез и страсти, как настоящая женщина. Ты умеешь делиться и ты знаешь как это, быть _с _к_е_м_-_т_о_.
- Зина, Зина, кристалл видел действительно прекрасный сон, когда он создавал тебя!
"Почему он не закончил свой сон?"
- Почему они не заканчивают то, что начинают? Почему эти наброски без картин, эти аккорды без мелодии, эти пьесы оборванные на кульминации второго акта?
"Подожди! Шшш!.. Зи! Не говори ничего..."
- А должна ли быть картина для каждого наброска? Надо ли сочинять симфонию на каждую тему? Подожди, Зи... У меня в голове одна умная мысль...
- Она идет прямо от тебя. Помнишь все, чему ты меня учила - книги, музыка, картины? Когда я покинул карнавал, у меня был Чайковский и Джанго Рейнхарт; у меня был "Том Джонс, найденыш" и "1984". И когда я ушел, я основывался на этих вещах. Я нашел новые красоты. Сейчас у меня есть Барток и Жан-Карло Менотти, "Наука и психика" и "Сад Плинка". Ты понимаешь, что я имею в виду, дорогая? Новые красоты... вещи, о которых я и не мечтал раньше.
- Зина, я не знаю большая это или малая часть жизни кристаллов, но у них есть искусство. Когда они молодые - по мере взросления - они пробуют свои навыки в копировании. А когда они спариваются (если это спаривание) они создают что-то новое. Вместо копирования они берутся за живую вещь и строят из нее, клетка за клеткой, красоту своего собственного изобретения.
- Я собираюсь показать им новую красоту. Я собираюсь указать им новое направление - нечто, о чем они никогда раньше не мечтали.
Горти встал и подошел к двери. Он опустил жалюзи и запер их, и закрыл засов. Вернувшись к столу он сел и просмотрел все ящики. Из глубокого ящика слева он вынул тяжелую шкатулку красного дерева открыл ее ключами Людоеда, и достал планшеты с кристаллами. Он с любопытством рассматривал их при свете настольной лампы. Не глядя на этикетки он собрал все кристаллы в груду возле тела Зины и опустил свою голову на руки среди них. Было довольно темно, горела только настольная лампа; совсем слабый свет пробивался сквозь завешенные овальные окна трейлера.
Горти наклонился вперед и поцеловал гладкий, прохладный локоть.
- Оставайся пока здесь, - прошептал он. - Я сейчас вернусь, дорогая.
Он наклонил голову и закрыл глаза, и позволил своему сознанию окунуться в темноту. Ощущение его присутствия в трейлере ускользнуло, и он стал отрешенным, бродягой в темноте.
Снова другое чувство заменило его зрение, и снова он почувствовал присутствие других существ. На этот раз он полностью осознал отсутствие групповой атмосферы, кроме одной - нет трех пар на достаточно большом расстоянии. А все остальные были отдельными, изолированными, не имеющими ничего общего, каждый преследовал эзотерические, сложные линии мысли... не мысли, но чего-то на нее похожего. Горти остро чувствовал разницу между этими существами. Одно было сконцентрированным величием, достоинством и покоем. Аура другого была подвижной и высокомерной, а еще одно глубоко прятало странные, пульсирующие, тайные серии идей, которые захватили его, хотя он и знал, что никогда их не поймет.
Самой странной вещью было то, что он, посторонний, не был чужаком среди них. Везде на земле, входя в клуб, или в аудиторию, или в бассейн, посторонние в какой-то степени понимали, что они здесь чужие. Но Горти ничего подобного не чувствовал. Он также не чувствовал себя и частью сообщества. И не чувствовал, что его игнорируют... Он знал, что они заметили его. Они знали, что он наблюдает за ними. Он мог чувствовать это. Никто здесь, как бы долго он с ними не оставался, не попытался общаться он был уверен в этом. И никто не будет избегать этого.
И внезапно он понял. Вся земная жизнь происходит и существует из одной команды: Выживай! Человеческий мозг не может действовать ни на какой другой основе.
У кристаллов была своя основа - и совершенно другая.
Горти почти понял ее, но не совсем. Такая же простая, как "выживай!", это была концепция настолько отдаленная от всего, что он когда-либо слышал или читал, что она ускользнула от него. По этому признаку он был уверен, что они сочтут его послание сложным и интригующим.
Поэтому - он обратился к ним. Нет слов, чтобы передать то, что он говорил. Он и не пользовался словами; вещь, которую он хотел сказать, вышла одним мощным толчком глубокого описания. Содержащее каждую мысль, которая спала в его сознании в течение двадцати лет, его книги и музыку, его страхи и радости и удивления, и все его мотивы, это единое послание распространилось среди кристаллов.
Оно рассказало о ее прекрасных белых зубах и ее музыкальном голосе. Оно рассказало о том случае, когда она отослала Хадди, и о контуре ее щеки, и о глубине чувства, которое скрывалось в ее глазах. Оно рассказало о ее теле, и привело тысячу и один человеческий стандарт, по которому она была красива. Оно рассказало о говорящих шуршащих аккордах на ее маленькой гитаре, и ее щедром голосе, и об опасности, перед которой она стояла, защищая вид жизни, от которого получил ее один из кристаллов. Оно нарисовало ее безыскусную наготу оно оживило сдавленный, наполовину спрятанный плач; уравновесило ее слезы звуками арпеджио ее смеха; и рассказало о ее боли и ее смерти.
Подспудно во всем этом было человечество. При этом возникла великолепная этика Выживания: "Высочайшая команда это выживание вида, за ней следует выживание группы. И низшее из трех это самосохранение". Все добро и все зло, вся мораль, весь прогресс зависят от этой последовательности основных команд. Сохранить себя ценой группы - это поставить под угрозу весь вид. Сохранить группу ценой вида - это совершить самоубийство. В этом суть добра и жадности, и источник справедливости для всего человечества.