При Луне особенно пахнут розы. И Рамин каждую ночь считал их в цветнике Гуль.
-- Разве это Луна, да?! -- сказал он как-то.-- Черной сковородкой кажется она мне рядом с твоим лицом. Как персик твои щечки, уста -- рубины, полумесяцем бровь. На две половинки нужно разрезать самое сладкое яблочко, чтобы сравнить с твоей грудью. Совсем как Вис ты при этой Луне!
Кто не пожалеет розу под дождем, когда холодный ветер обрывает шелковые лепестки и бросает их в грязь! А что делать, если заплачет сразу целый цветник? Пришлось Рамину встать, зажечь светильник и писать письмо Вис. Розотелая Гуль стояла рядом и всхлипывала, когда он задумывался.
"Дурак я был, да! -- писал Рамин. -- Прельстившись твоим серебром, не знал я, что есть на свете золото. В Гурабе я нашел его полный кошелек. Кому нужно дырявое ведро, если есть дубовая бочка. Полжизни замазывала ты мне глаза. Теперь я понял, в чем настоящее счастье. И видеть тебя больше не хочу..."
А в конце письма Рамин написал такое нехорошее слово, что и переводить его с пехлеви не хочется.
В те времена не было всяких глупых законов, и письмо Рамина попало прямо шаханшаху. Весь дворец собрал царь царей и прочел его вслух. Особенно обрадовался он последнему короткому слову. На весь зал выкрикнул его тонким голосом шаханшах и посмотрел на Вис. Она смеялась...
Шаханшах вынул платок и протер глаза. Все смеялись уже вместе с ней. Пришлось посмеяться и царю царей.
Рассказывают, что десять писем отправила Вис Рамину. По ее поручению писал их самый грамотный в Хора-сане человек -- Мушкин, а отвозил быстрый Азии. Целый месяц плакала, глядя в сторону Гураба, Вис...
Не могло этого быть, потому что в ту же ночь Луна оказалась в созвездии Рака. Если бы не это обстоятельство, трудно было бы врачам определить, почему заболела Вис на следующее утро. Ведь накануне вечером она весело смеялась, а сейчас лежала с открытыми глазами и не слышала, когда говорили с ней...
То, что не ела ничего Вис, мамку не беспокоило. Больше всего испугали ее эти открытые глаза. Ни днем, ни ночью не закрывала их Вис...
И не посылала Вис мамку в Гураб. Мамка сама поехала на том старом хузанском верблюде, который привез ее в Мерв. И Рамину она ничего не сказала. Просто слезла с верблюда и стала молча у дороги, по которой ехал Рамин на охоту.
-- Опять ты, старая ведьма!--налетел он и замахнулся плетью.--Мало твоей Вис, что говорят кругом про нас. На базаре стыдно появиться. . Нет, хватит позора и безрассудств. Скажи ей, что не дети мы уже. Пора жить, как все люди...
Рамин не ударил мамку. Еще что-то хотел он сказать, но только ожег плетью коня и ускакал прочь. А мамка взобралась на верблюда и поехала назад.
Когда мамка вернулась, Вис посмотрела на нее и впервые за много дней закрыла глаза. Полежав так немного, она встала и принялась за свои дела...
ВОЗВРАЩЕНИЕ РАМИНА
Стареет все, но манят вновь и вновь
Отечество и первая любовь!
Гургани. "Вис и Рамин"
Гуль теперь редко надевала поясок. А когда розы день и ночь перед глазами, рад будешь последнему чертополоху. Только бы не пахнул и покрепче кололся...
В это утро Рамин проснулся с привычной тростниковой сладостью на губах. Гуль, как всегда, была без пояска. Он посмотрел на персики, яблочки, рубины, полумесяцы и зевнул. Потом он увидел прекрасные синие горы Гураба. Белый пар лился над полями. Недвижные гурабские кедры стыли у самой крыши, на которой они спали. Внизу слышался визгливый крик вперемежку с кашлем. Это Рафед, отец Гуль, ругал пастуха за горькое молоко. Бездельник гонял коров поближе к дому, где росла одна полынь...
И вдруг дрогнули кедры, зашевелилась трава на полях, вспыхнули и сразу прояснились горы. Гневным взмахом ресниц стер ночь с остывшей земли Хорасан!
Горячим светом обожгло Рамина. Было синее небо Хузана, теплая ночная пустыня с падающими звездами, мокрая крыша с белой горностаевой нежностью. Ветки карагачей трещали от летящей с неба любви...
Рамин недоуменно смотрел на женщину, спавшую рядом. Ничего не понимая, дотронулся он до чужой розовой груди. Она была холодная как пузырь. Перекрученный поясок валялся в изголовье...
Почему он здесь, что делает?! Рамин вскочил и, надевая на ходу одежду, скатился вниз. Рахш уже ждал, повернувшись к Хорасану. В пылающее Солнце помчался Рамин...
Сухая пыль дороги, ободранные карагачи, грязная вода в арыках -- все было такое обычное, что Рамин заплакал. Едущие с базара люди поглядывали на него, но ни о чем не спрашивали. Рахш стоял смирно...
Только когда закатилось за спину Солнце, тронул Рамин коня. Неслышно ступил Рахш на пыльные листья, нападавшие между заборами. Осень была в Хо-расане...
Безлунная ночь пропитала Мера сырым туманом. Темные переулки молчали. Упершись головой в холодную стену, остановился Рахш.
Рамин поднял голову. Слабая звезда расплывалась между оголенными ветками. Хриплым голосом позвал он Вис...
Голос тоже расплылся в тумане. Тогда он крикнул громче. Но как мокрая вата была ночь. Он кричал и плакал внизу, Рамин...
-- Почему ты не слышишь меня, Вис?! -- жаловался он. -- Жизнь проходит. Пустая, холодная ночь вокруг. А я, усталый и растерянный,-стою под твоим окном. Вспомни все и посмотри на мою голову. В серебряной паутине запуталась она. Я пришел к тебе, потому что некуда мне больше идти...
Молча плыла между ветками сырая звезда. Жались друг к другу птицы на деревьях. Рамин опустил голову...
Утром Вис впустила его. Она сидела на высоком троне и смотрела на приближающегося Рамина. Никогда не видел он ее такой: в золотом платье, с шахской короной на голове. Из алебастра было ее лицо, и холодные зеленые камни в глазах были прикрыты ресницами. Все это снилось ему: небо Хузана, пустыни и крыши, ночи белого горячего счастья. Рамин покосился на львиные лапы шахского трона. По широким ступеням поднялся он и протянул к ней руки. Но Вис толкнула его, и Рамин упал.
-- Это не твое место, -- сказала она. -- Седой и плешивый, так и не стал ты мужчиной. В болтовне и изменах прошла твоя жизнь. Иди на базар и читай там свои слезливые стихи. Такие же седые толстые мальчики ждут тебя у винной бочки. Перебивая друг друга и заглядывая под каждое проходящее покрывало, вы будете крикливо ругать шаханшаха. А потом разойдетесь по своим цветникам, гордые и удовлетворенные. И будете разбивать фонари по дороге... Что еще тебе нужно?! И Рамин ушел.
