– Тот, кто сделал это, унес голову с собой. Скорее всего, выбросил в море.

– Тот, кто это сделал, должен быть найден, – сурово отозвался Готфрид.

Он медленно поднялся, подошел вплотную к начальнику стражи. Их бороды касались друг друга.

– Ты должен найти его, Торбьорн, иначе все обвинят в этом убийстве меня самого. – Конунг говорил тихо, так, чтобы окружающие их не слышали.

– Разговоры уже идут, но пока шепотом, – Торбьорн уныло пожал плечами, – у нас не было убийств больше десяти лет.

– И все десять лет ты получал плату за свою службу, – гневно перебил вождь, – пора доказать, что деньги были уплачены не напрасно.

Начальник стражи горделиво вскинул голову:

– Ты прав, вождь. Пришло время доказывать. Только мне кажется, что доказывать придется слишком много, и не мне одному.

Готфрид промолчал. Он смотрел за спину стражников, обступивших место убийства. Смотрел на столпившихся людей, которые переговаривались между собой и, очевидно, уже строили свои догадки о том, что случилось. Оглядывая толпу, вождь встречал и взгляды, направленные на него. Пока в этих взглядах он видел только удивление и испуг, но все могло измениться. Достаточно парочке болтунов почесать свои длинные языки, и в этих взглядах удивление сменится подозрением, а страх – неприязнью.

Вождь сделал шаг вперед и отстранил одного из стражников. Толпа мгновенно замолкла. Все ждали, что скажет конунг. Что сказать людям, Готфрид впервые за долгое время не знал. Но этого не должны были узнать собравшиеся. Поэтому он набрал полные легкие воздуха и начал говорить.

Нагруженный рюкзаками, я медленно спустился по трапу. Потом вновь поднялся на борт и загрузился баулами. Управился я за пять ходок. Не многовато ли вещей для такой маленькой экспедиции? Я разделяю ваши сомнения. А вот Юрий Иосифович – нет. Три раза из пяти я, обливаясь потом, тащил на берег именно его баулы. Еще один рейс был заполнен нашим экспедиционным барахлом – спутниковыми телефонами, ноутбуками и прочей канцелярией. И только лишь во время последнего спуска я был загружен своими личными вещами, уместившимися в двух здоровенных рюкзаках. К тому времени, когда все наше ценное имущество, которое путешествовало непосредственно с нами, а не в контейнерах, оказалось на берегу, я изрядно подустал. Мышцы ног стали ватными, а спина противно ныла где-то в районе поясницы.

Все то время, пока я таскал баулы, мой научный руководитель, чье чувство собственного достоинства не уступало по размеру гигантскому интеллекту и не позволяло ему принять участие в столь ненаучном времяпрепровождении, беседовал с встречающим нас командиром базы. Когда я, обессиленный, подошел поздороваться, то, к моему немалому удивлению, Юрий Иосифович представил меня беседующему с ним человеку как перспективного молодого ученого, а вовсе не как штатного носильщика. На какое-то мгновение я даже испытал некое подобие чувства благодарности к Гартману, но тот быстро все разрушил.

– Эдуард, вы грузите сумки на тележку, а мы с господином Ларсеном немного пройдемся вдоль берега.

Я кивнул вслед удаляющейся широкой спине профессора. Рядом с ним Матиас Ларсен, командир исследовательской базы ООН, казался просто тростинкой.

– Пузырь и соломинка, – хмыкнул я, глядя на уходивших все дальше от меня болтунов, затем перевел взгляд на наши многочисленные пожитки, – а я, судя по всему, лапоть.

Вещи в небольшую металлическую тележку, прицепленную к квадроциклу, я перекидал быстро. Гартмана и Ларсена по близости не видно, а того, что было чуть дальше, и вовсе невозможно увидеть. Туман. Как мне рассказывали, туман висел над островом триста двадцать – триста тридцать дней в году. Не самое лучшее место для обитания человека и, тем не менее, люди не только сумели здесь выжить, но и неплохо расплодились. Легенда гласит, что почти девятьсот лет назад сюда сумели добраться десяток суденышек, битком набитые скрывающимися от нашествия викингов жителями Британских островов. Не успели измученные гонды, а именно так звали представителей бежавшего от войны племени, перевести дух и понять, куда же их занесли ветер и морские волны, как из вязкого серого тумана показались два ощетинившихся копьями драккара. Неожиданно устрашающие крики ярости, несшиеся с драккаров, сменились воплями страха и отчаяния. Оба боевых корабля викингов налетели на подводные скалы и стремительно тонули. Побросав свое тяжелое, самоубийственное в воде оружие и доспехи, обессиленные воины вплавь добирались до берега, где их встречали пусть и кое-как, но вооруженные гонды, к тому же превосходившие своих недавних преследователей числом в несколько раз.

А дальше произошло то, что в нашем относительно цивилизованном веке случается не часто, а в те времена иначе как чудом назвать невозможно. Сомхэрл – старейшина гондов, согласно все той же легенде, ведший свое происхождение от древних друидов, запретил убивать викингов. Каждый из воинов скандинавского племени поклялся на крови жить в мире с теми, кто подарил им вторую жизнь, а их предводитель дал клятву именем своих братьев Рюрика, Трувора и Синеуса. Свою клятву викинги приносили у подножия огромной черной скалы, возвышавшейся над океаном. «Да будет наше слово крепче этого камня» – так, по легенде, завершил свою речь Хольмгер Отважный, конунг племени свирепого, но верного своему слову племени русов.

Надеюсь, я увижу Скалу Клятвы, если вообще хоть что-то смогу увидеть в этом жутком тумане. Неожиданно вынырнувшие из серого неоткуда две темные фигуры прервали мои размышления.

– Эдуард, вы уже управились? – притворно изумился Гартман. – Надеюсь, мы с моим другом Матиасом не заставили вас долго ждать?

Я посильнее втянул ноздрями воздух. Так и есть, эти два болтуна-интернационалиста уже успели накатить за знакомство.

– А мне не налили. – Я с упреком взглянул на профессора.

Гартман ни капли не смутился.

– Эдуард, я смею надеяться, что цель вашего прибытия сюда все же научная. А не желание выпить на свежем воздухе, подальше от цивилизации и родительского надзора.

– Все предыдущие дни, Юрий Иосифович, я предполагал, что у нас с вами одна цель прибытия на эту обетованную землю.

Профессор широко улыбнулся:

– Ценю, искренне ценю вашу юношескую напористость и максимализм. Господин Ларсен приглашает нас с вами на торжественный ужин по случаю нашего прибытия. Я думаю, там у нас будет замечательная возможность сверить наши цели, а заодно проверить, не сбился ли у кого-то прицел.

Ларсен взгромоздился на квадроцикл. Мотор взревел, и груженная нашими вещами тележка неторопливо покатилась по расчищенной от валунов тропе. Мы с профессором поспешили вслед за ней и минут через десять оказались на территории исследовательской базы. База представляла собой двухэтажное здание модульного типа, в котором жили и работали около сорока человек. Оно имело форму гигантской буквы П, повернутой основаниями ножек к югу. По замыслу проектировщиков, солнце должно было освещать двор базы. Возможно, оно это иногда и делало, но, судя по заросшим мхом стенам, явно нечасто. Когда мы вошли на территорию, автоматические ворота с противным дребезжанием закрылись за нашей спиной.

– Завтра утром, после инструктажа по безопасности, вам выдадут электронные ключи от ворот.

– От кого запираемся, от белых медведей?

Ларсен сдержанно улыбнулся:

– Местные жители, они как дети, необыкновенно любопытны. Они уже успели разобрать двигатель от моторной лодки и пару квадроциклов. Это было довольно давно, но с тех пор мы предпочитаем держать все за закрытыми воротами. Впрочем, обо всем этом вам расскажет руководитель нашей службы безопасности во время инструктажа. А сейчас вы можете отдохнуть с дороги, обустроиться в своих апартаментах. В пять часов жду вас на ужин по случаю вашего приезда. Будут почти все сотрудники.

Нашими апартаментами оказались две небольшие раздельные комнаты общажного типа, выходившие в малюсенький – полтора на полтора – тамбур, из которого можно было попасть в туалет, совмещенный с душевой. Не бог весть что, но после нескольких суток совместного пребывания в двухместной каюте с Юрием Иосифовичем я был рад и этому. Вы находились когда-нибудь в замкнутом пространстве с человеком под сто сорок килограммов весом? Такие люди зачастую сильно храпят, а еще из-за переизбытка веса они часто сильно потеют. Гартман делал и то, и другое, надеюсь, что не со зла, но мне от этого было не легче. И вот наконец – о радость! – я обрету свое персональное логово.