Съездит новичок в первую поездку, и, чаще всего, его уж больше никуда не посылают, вручат кругленькую сумму, и будь доволен, друг любезный, отправляйся восвояси, к прежним своим делишкам. Железный глянет на новичка (а он здорово разбирается в лицах и в почерках тоже; каждому новичку велит переписать пять строк и по ним тоже решает, чего парень стоит) и сразу поймет, сумеет ли человек не растеряться, есть ли у него мужество и хладнокровие -

в нашем деле без них никак нельзя,- а главней всего: удачливый парень или нет. Наполеон - тот про каждого своего генерала хотел знать, везучий он или нет, вот и Железный хочет знать, везучий ли этот кандидат в золотоноши или, может, он только один разок и перенесет груз за границу, а дальше его везения не хватит. Уильям, к своему немалому удивлению, выдержал испытание и теперь, похоже, считался постоянным служащим этой самой «компании», потому он и надеялся протолкнуть меня хотя бы на одну поездку - если она сойдет благополучно, я, когда вернусь, получу двести, а то и триста фунтов.

Едва я узнал все эти условия и возможности, я прямо загорелся и решил - ни за что не подкачаю. Кой-кто скажет - дурак, жадность одолела,- и ошибется; не за одними деньгами я гнался, тут ведь еще и опыта прибавится, и можно себя показать. Мне думалось, последнее время я живу точно арестованный, а теперь вырвусь наконец на свободу, и, хотя тут есть опасность (Уильям явно ее приуменьшал), мне отчаянно хотелось, чтоб меня приняли и все тренировки и проверки остались позади. Я ходил по улицам или сидел один в квартире Уильяма, слушал заграничные пластинки (он их понавез из своих поездок) и вдруг весь обливался холодным потом: а ну как у меня кишка тонка для такого дела? Я поделился своими страхами с Уильямом, а он засмеялся и говорит - он и сам через это прошел, и это даже хорошо: если нет у тебя никаких сомнений, значит, ты человек неподходящий.

Я стал отращивать усики: Уильям сказал, с ними я выгляжу внушительней, а значит, больше надежды, что меня примут. К счастью, на вид мне можно было дать лет двадцать пять, не меньше, и это хорошо: кто похож на мальчишку, тех они не берут. У меня, конечно, и в мыслях не было, будто Уильям меня дурачит или разыгрывает, потому как он богател прямо на глазах, так что если мне удастся стать на те же рельсы, лучше и желать нечего, Он думал, может, мне начать курить трубку,- это, мол, всегда производит хорошее впечатление, особенно когда проходишь через таможню. Набьешь эдак трубочку, а не зажигаешь, идешь, и таможенник рад тебе посочувствовать - работа у него строгая, а сам он, пожалуйста, бывает и добрый, уж постарается не задержать тебя, быстренько задаст два-три вопроса и пропускает: надо ж человеку закурить. Я попробовал, но даже и при самом слабом табаке от каждой затяжки меня чуть не рвало. Уильям сказал: ладно, кури сигареты, а идешь через таможню, вообще не кури, так лучше,

В эти недели жилось мне очень однообразно, да я был не против - все равно интересно. От нечего делать я заметил: с виду я становлюсь другой, а к миру и к людям отношусь по-прежнему. Уильям думал, у меня нет денег, и купил мне за одиннадцать фунтов самолучшую электрическую бритву.

- Отдашь деньги с первой получки,- сказал он, когда мы выходили из магазина.

- А если так ничего и не получу? - спросил я. Я вовсе не разделял его твердокаменную уверенность.

- Значит, считай, бритва досталась тебе задаром. Но теперь пускай она всегда будет при тебе, брейся не меньше двух раз в день. Считай, это навечно придаток твоей загребущей руки.

- Может, мне и котелок купить?

- В котелке тебя живо засекут. К твоему лицу требуется шляпа вроде моей. Сейчас сходим на Риджент-стрит и купим. И все время будешь в ней ходить.

Он занялся моей наружностью всерьез: по дороге в шляпный ма-

газин мы завернули в парикмахерскую. Хитрюга Уильям звонил туда еще из дому и уговорился на определенный час, мы вроде просто гуляли не спеша, а пришли точно в назначенное время. Уильям сказал парикмахеру, как меня постричь: сверху короче, на затылке подлинней, чтоб волосы малость спускались на шею, и удлиненные бачки. Я заспорил, но он велел мне заткнуться, и я чуть не вцепился ему в глотку, но тут парикмахер царапнул ножницами у меня в ухе вскрикнул и отскочил - решил, ему несдобровать.

- Ладно, стригите, как велено! - заорал я.- Да только живо, не то я сам перережу себе горло, не стану вас дожидаться.

Все обрадовались, когда мы наконец ушли - впрочем, к Уильяму это не относилось: он оставил десять шиллингов на чай.

- С тобой хлопот больше, чем с грудным младенцем,- сказал он, а когда мы побывали в шляпном магазине, спросил: - Ну-ка, кто это шагает на тебя вон там в зеркале?

- Где? - спросил я,- Где? - А сам глядел в зеркало прямо на какого-то молодого фраера и не сразу его узнал. Потом приподнял шляпу - здорово, мол! Хотел бы я знать, черт возьми, что ждет меня дальше.

Наутро мистер Хэй отбыл в Бейрут, а мне опять предстояло шагать по городу. Да только Уильям строго-настрого расписал, что мне следует делать, цветными карандашами разметил по карте маршруты на каждый день. И велел всегда ходить с портфелем-чемоданчиком - он уложил туда короткие свинцовые брусочки, так что чемоданчик тянул эдак фунтов на двадцать. Мало того, он запер чемоданчик и забрал ключ: выходит, я не мог вынуть ни брусочка. Можно бы, конечно, и вовсе не брать чемоданчик, но я знал, это важная часть тренировки, так не отрезать же себе путь в их «компанию» из-за самой обыкновенной лени, из-за того, что во время испытания не смогу поднять нужную тяжесть. В первый день я прошел до центра города и обратно и уж не знаю, насмех, что ли, Уильям так подстроил или это получилось случайно, но только по маршруту мне пришлось повернуть назад у здания Олд Бейли - главного уголовного суда.

С эдаким грузом разгуливать в шляпе, небрежной походкой, будто в чемоданчике всего-навсего свежая газета,- такое легче сказать, чем сделать, я это почувствовал после первой же сотни шагов. Пот лил с меня в три ручья, и посреди моста Бэттерси меня взяла охота поставить чемоданчик и посидеть на нем. Потом я его поднял и чуть было не швырнул в реку. Но вместо этого зашагал дальше и все вспоминал, как мои предки - ирландцы (один-то уж во всяком случае) выжили во время голода, который на них напал по вине извергов англичан, приехали в Англию строить железные дороги и чутьем прокладывали путь от одного места к другому. Я представлял себе все это, пока плелся по Челси, и только надеялся, что не очень похож сейчас на углекопа, уморившегося за долгую смену.