- И сколько же таких изменников - миллионы? Что-то чересчур многовато. Пора бы остановиться.

  - Молчать, контра, вернее, полу контра.

  - Возможно, пол, полу, полу.

  - А почему вы неверно указали, где похоронена ваша бабушка по материнской линии, это что - тоже маскировка? Она состояла членом разведки американской, японской и немецкой?

  - Таких тонких теоретических вопросов я просто не знаю, и ответить на них не могу, - искренне сказал я. - Где похоронена бабушка по материнской линии, возможно, знает только мать, но я ее никогда не спрашивал об этом. Мать осталась круглой сиротой в младенчестве, она, должно быть и сама не знает, где похоронили ее матушку. Напишу, может, ответит. Ах, да, она как˗то говорила, что ее мать числилась в венгерской разведке и там получала мешки золота.

  ˗ А где это золото?

  ˗ В дойках, товарищ капитан.

  ˗ В дойках? как это так, объяснитесь.

  ˗ Очень просто свежее молочко дороже золота. Золото это металл, а молоко дает человеку силу, энергию. Вы когда˗нибудь видели корову?

  - Не приходилось. А все равно, я знаю о вас больше, чем вы сами, - сказал капитан, улыбаясь.

  ˗Так где же похоронена моя бабушка, если не в земле?

  ˗ Это пока военная тайна.

  ˗ Советскому офицеру положено знать о своих подчиненных больше, чем они сами знают о себе, - сказал я. - Но такого талантливого человека, как вы в этих вопросах я еще не встречал, признаюсь честно. Вы раньше работали в КГБ, должно быть, коль отличаетесь таким, я бы сказал, аналитическим умом.

  - Ну, вот видите, - подобрел капитан. - Вам надо сделать выводы. Своему командиру никогда не надо становиться поперек пути, наоборот, надо выражать постоянную готовность отдать за него жизнь.

  - Вы хотите, чтобы я стал вашим денщиком, так?

  - Молчать!

  Есть люди вспыльчивые, шумные с полным набором диктаторских замашек, всегда рубят из-за плеча, но быстро отходят, а есть тихие, вкрадчивые, немногословные, накапливающие обиды и прячущие их внутри себя. Это мстительные люди. Именно таких людей следует остерегаться, они помнят малейшую обиду и не могут успокоиться до тех пор, пока не придумают, самый изощренный способ мести.

  К таким людям принадлежал и капитан Залман Иосифович Узелевский. Он дал клятву самому себе, что согнет непокорного ефрейтора в бараний рог, а когда это произойдет, добьется его перевода, куда-нибудь под начало своего собрата по крови, которому при встрече даст добрый совет добить до конца этого выскочку.

  Он даже с матерью делился соображениями по этому поводу.

  - Брось ты, Залман, это дело. Что против тебя какой-то ефрейтор? Да он мальчишка. Ему, небось, и двадцати нет, - говорила мать. - Вспомни, какой ты был в двадцать лет. Ты был невыносим, я часто плакала...

  - Он парень, безусловно, умный и даже талантливый. Никто, кроме него, не может составить метеорологический бюллетень на основании полученных данных, да и принять эти сигналы, кроме него никто не сможет. Но он...часто смеется надо мной, я это вижу по его глазам, я чувствую это. Я должен сломить его. Во что бы то ни стало, иначе я буду не я.

  - А кем ты его заменишь? - спросила мать.

  - Я над этим вопросом уже работаю.

  - Ну, смотри сам, тебе виднее. Я тебе только советую, а вмешиваться в твои дела не собираюсь.

   13

   В субботу позвонила Аня Мильчакова из обсерватории и сообщила, что она закончила печатать рукопись моей пьесы "Новая эпоха" на машинке.

  - Если ты свободен, можем завтра встретиться в парке, после обеда, часа в четыре, - сказала она.

  - Спасибо тебе большое, ты настоящий друг, - сказал я. - Я постараюсь быть вовремя.

  - Какие новости у тебя?

  - Письмо получил.

  - От кого?

  - От отца.

  - Хорошее?

  - Нет, хороших писем не пишут. Отца мордует колхозное начальство. Я в ЦК Украины писал жалобу и сделал еще хуже. Жалею, что так помог родителям. Но сделать ничего не могу.

  - Я тоже получила, от матери. Тяжело ей, бедной.

  - Принеси завтра, почитай мне. Мне интересно, что пишут из Российской глубинки. Это очень для меня важно.

  - Договорились. Но ты свое тоже захвати. Идет?

  - Обещаю, - сказал я.

   Бедная, добрая Аня! Сколько вечеров она оставалась на работе, а то и днем, стараясь, чтоб, упаси Господь, никто не заметил, как она стучала по клавишам, пока не довела печатание пьесы до конца. Все дело в том, что любая пишущая машинка регистрировалась в особом отделе КГБ, и печатать на ней, кроме деловых бумаг, что-либо, категорически запрещалось.

  Аня больше всего боялась начальника. Если начальник обнаружит - беда. Когда же сотрудницы ее спрашивали, какой труд она печатает, Аня отвечала:

  - Начальник мне поручил отпечатать рукопись реферата своего племянника, да почерк у него, ужас! пишет, как курица лапой, разобрать невозможно.