На тюремной проходной лязгают замки, от решётчатых дверей плывёт весенний запах гниющих помоек. Прапорщик Света сверяет фотки на удостоверениях с владельцами документов, камера над входом фиксирует лица, компьютер заносит их в базу. Лязг замка, контроль закрытия, документ, камера, лязг замка, забрать телефон, лязг замка, контроль закрытия, выдать телефон. Крики из-за двух решёток: "Тюрьма!", "Улица!"
- Почему звёзды зелёные на дверях? - спрашивает Зина, стажёр на КПП, глядя на входные решётки, на них сваренные из арматурин пятиконечные звёзды.
Света, чуть нахмурясь, бросает взгляд на решётки.
- Нет там никаких звёзд, - качает она головой. Зина удивляется, хочет переспросить, но начинается поток и Свете становится некогда болтать.
Старший прапорщик сопит, тащит из кармана истёртый кнопочный телефон, суёт в окошечко. Углядел сидящую на стульчике рядом со Светой девушку в форме, погоны чистые.
- Это стажёрка у тебя? - старший прапорщик вытирает лоб, жарко уже в тёплой куртке и шапке, весна, а приказа о переходе на летнюю форму ещё нет.
- Ага, - Света кладёт его телефон в ячейку. - Ты рассаду помидорную высадил уже, Порфирьич?
- На выходные наметил, - он суёт платок в карман куртки. - Дай мне стажёрку на часик. В подвале света нет, хочу поискать там доски, надо карцер ремонтировать. Она фонарь подержит, а то электричества там нету.
Света кивает, иди, Зина, промнись, а то с утра всё сидишь. Та довольная, надоело уже в тесной комнатушке КПП; накидывает куртку, шапку, снимает туфли, сапоги натягивает - готова!
Меж облезлых корпусов тюрьмы быстро проходят офицеры, прапорщики, зэки хозобслуги тащат бачки, свёртки. Везде лужи, грязь, солнце не заглядывает в тюрьму, здесь всегда сыро, воздух тяжёлый, испугом пахнет.
Порфирьич с Зиной идут по тюремным дворам, заходят сквозь узкую дверь в двухэтажный корпус, долго петляют по сырым коридорчикам, справа, слева камеры. На стенах трубы, кабеля, свисают ржавые цепи-ограничители.
Под лестницей на первый этаж закуток, в нём сбитая из толстых досок дверь, тёмная от старости. Гремя ключами, Порфирьич пытается открыть замок, ругается вполголоса. Наконец что-то лязгает, старший прапорщик снимает замок с дужек, натужась, открывает дверь.
На Зину неожиданно пахнуло сухим тёплым воздухом, как из печки. Она морщится.
- Все удивляются, - пыхтит Порфирьич. - Везде в тюрьме сырость, а тут сухо. Говорят, потому что песка много насыпано в подвале. Он воду забирает. Держи фонарь, свети.
На всякий случай он щёлкает выключателем возле дверей. Вспыхивают жёлтые лампы, Порфирьич радуется, наказывает Зине ждать его возле дверей. Показывает на деревянную лавку в углу, сиди там, дескать. Кладёт туда же куртку и шапку, уходит в подвал, обходя завалы из старых железных коек, кусков фанеры и прочего хлама.
Зина вертит головой, интересно, что здесь, в тюремных подземельях, и вдруг видит рядом решётку в стене. На ней огромная зелёная звезда из тех же арматурин. Дальше дверь, сколоченная из досчатых обрезков.
Хмыкнув, Зина встаёт, дёргает решетку, та легко открывается; толкает дверь, выходит в широкий коридор. Здесь светло, такие же лампы, как в подвале, желтизной освещают кирпичные стены, песок на полу, где валяется всякий сор.
Зина подымает листок, на нём машинописью набито "Расстрелять!".
- Фу! - Зина бросает листок на пол, оглядывается, двери сзади нет! Сплошная стена, красные кирпичи с тёмными потёками.
Дёрнулась вправо-влево, заскрипел песок под ногами, сердце ухнуло вниз, горло перехватило, хлопнула Зина по карману куртки, нет телефона! На проходной, в ячейке лежит.
Куда идти, что за ловушка такая? Трогает Зина стену, кирпичи тёплые, как у печки, словно кто греет их. Вдруг за изгибом коридора шум, лязг, будто двери на КПП открываются. Бегом туда Зина бросилась.
А там распутье подземное, аж пять коридоров ведут в разные стороны. В одном рельсы уложены, на них три платформы небольшие, на передней мужик в синей форме, погоны красным галуном обшиты, на голове кубанка, на груди три ордена, без подвесок, навинчены, видать, на гимнастёрку.
- Долго ждать-то тебя?! - кричит сердито мужик Зине. - Садись, поехали! Новенькая, что ли?
Та облегчённо кивает, забирается на платформу, плюхается на лавчонку, что там пристроена, мужик дёргает рычаг, помчались. Мелькают коридоры, стены, кое-где лампы не горят, маленький поезд будто ныряет порой во тьму и Зине кажется, что темнота бьёт её по лицу.
Остановка. От стены подходит старик в тусклых кожаных сапогах, галифе, на боку кабур револьверный, френч перепоясан двойной портупеей, пилотка лётная, с синим кантом.
- На акцию, - бросает он коротко мужику-орденоносцу. Тот кивает.
Старик сидит напротив Зины, чуть прищурясь, осматривает её. Зина где-то видела его, а, вспомнила! Позавчера, в отделе кадров ГУФСИН. Пенсионер, какие-то документы там получал. Женщины в кадрах аж выдохнули, когда он ушёл, а одна перекрестилась. Пахло от него ещё густым одеколоном. Зина слышала, как самая пожилая кадровичка прошептала: "Палач проклятый, сколько народу перебил, а сейчас за льготами таскается".
- На практику? - спрашивает старик. Зина кивает.
- А где оружие?
- Не дали, сказали, что потом закрепят.
- А как практиковаться будешь? - хмыкает старик. - Ладно, у меня есть тэтэшник. С ним попробуем.
Поезд останавливается у бетонной платформы. Здесь десяток зэков в грязных, много раз штопаных телогрейках, рядом конвой - два парня в синей форме с винтовками в руках.
Старик выходит, рукой машет Зине, приехали, дескать, выходи. Она перелазит через бортик платформы, оглядывается. Мужик-орденоносец потихоньку трогает и вскоре поезд уезжает.
