В его бронированном, крупповской стали* корпусе, в метрическом пространстве башен, казематов, выгородок и отсеков, расчетливо и мудро были установлены тысячи механизмов и приборов. Одни являлись простыми, неприхотливыми и легко заменимыми. Как тот ключ, что предназначен для отдачи запорных клапанов торпед. При поломке он мог быть восполнен в бою запасным, в любую минуту. Другие же, например, гирокомпасы,* наоборот – были сложными, капризными и ценными. Они покоились в специальных жестких конструкциях внутри полых шаров и плавали в чистейшем спирте, обеспечивающем их существование. Все эти приборы на рейдере* имели свою ценность и предполагали ту или иную степень ухода.

Помимо неодушевленных, на «Адмирале Шеере» находилось 1150 живых механизмов. Они тоже имели свои различия. Комендор башенного орудия – был груб, неприхотлив и крепок. Ему нипочем холод и жара артиллерийского каземата. Он как, правило, являлся матросом или унтер-офицером, который спал в брезентовой подвесной койке, питался из общего бачка и при выходе из строя мог быть мгновенно заменен.

Другие – офицеры рейдера, были капризны, хрупки и ценны. Они содержались в уютном покое кают и салонов, где мягкий свет и чистый воздух, ели из фарфоровой посуды и предполагались для длительного использования.

Матроса в кригсмарине готовили за год, а офицера шлифовали, выверяли и лелеяли десятки лет. И все это велось со времен Кайзера*.

Выход рейдера в море обуславливался началом очередной стратегической операции немецкого командования на море, под кодовым названием «Вундерланд».

План операции был разработан еще в феврале 1942 года, в штабе гросс- адмирала Редера и доложен лично Гитлеру, благословившему ее проведение.

В соответствии с планом, перед «Адмиралом Шеером» ставилась небывалая задача – пройти Северным морским путем, уничтожая все советские и союзнические суда, идущие в Мурманск, а заодно разгромить базу с метеостанцией на острове Диксон.

Северным морским путем немцы интересовались давно, и еще в Первую Мировую войну их подводные лодки активно действовали в арктическом бассейне. Уже тогда Германией началось сооружение там строго засекреченных объектов, предназначенных для боевых действий подводных лодок. Осуществлялось оно рядом немецких фирм под видом норвежских и шведских рыболовных предприятий.

После поражения Германии в Первой мировой войне эти базы были временно законсервированы, но с началом новой, строительство их возобновилось.

На одну из них, главную, и носящую в штабе название «Викинг», в ходе боевого похода и предстояло зайти «Адмиралу Шееру», для доставки туда очередной партии боеприпасов, горючего и продовольствия.

На этот счет капитан 1 ранга Меендсен-Болькен получил личные инструкции руководившего действиями кригсмарине в Заполярье адмирала Губерта Шмундта.

Помимо прочего, они заключались в необходимости захвата в плен экипажей потопленных советских судов, в целях получения разведывательных сведений о судоходстве и инфраструктуре русских в Заполярье.

– Определенная информация о Северном морском пути у нас имеется,– заявил Шмундт, размеренно прохаживаясь по кабинету. – Ее собрал вспомогательный крейсер «Комет» в 1940 году, плавая в полярных широтах.

Однако по данным «абвера»*, интенсивность судоходства противника там сейчас существенно возросла. Следовательно, нам нужны дополнительные сведения.

И учтите, Вильгельм (вздернул подбородок), никаких записей, касающихся посещения «Викинга», в вахтенном журнале корабля быть не должно. А теперь последнее. От имени фюрера, вы вручите командиру группы базирующихся там лодок – капитану 3 ранга Отто фон Майеру Железный крест 1-го класса, которым он награжден за боевые действия в Северной Атлантике. Насколько я осведомлен, вы знакомы.

– Да, экселенц*, – кивнул головой с пробором Меендсен-Болькен. – Он мой младший сокурсник по морскому училищу в Киле, и я буду рад выполнить это поручение.

– И так, за дело, капитан. Нас ждут великие свершения!

Спустя трое суток, распрощавшись с эсминцами сопровождения и миновав северную оконечность Новой Земли, «Адмирал Шеер» благополучно вошел в Карское море. В отличие от штормового Баренцева, оно было спокойным и сплошь покрытым трудно проходимыми ледяными полями.

Пришлось поднимать в воздух палубный самолет «Арадо» и отправлять его для поиска прохода. Через несколько часов проход был найден, рейдер вышел на чистую воду и, завывая турбинами, двинулся в район пролива Ветлицкого, где по сведениям разведки ожидалось появление союзных кораблей, идущих с военной техникой и боеприпасами в северные порты русских.

Примерно в это же время, взяв курс на архипелаг Северная Земля, с острова Диксон вышел советский ледокольный пароход «Сибиряков». С началом войны он был включен в состав Беломорской военной флотилии и использовался для доставки различных грузов, а также специалистов на арктические базы и метеостанции.

Построенный на британской верфи в 1907 году, ледокол имел водоизмещение в 1383 тонны, был вооружен двумя 76-мм орудиями, парой «сорокапяток»* и несколькими «эрликонами»*. Экипаж корабля состоял из тридцати двух краснофлотцев, под командованием старшего лейтенанта Анатолия Алексеевича Качарава. Это был опытный и смелый судоводитель, в совершенстве владевший искусством плавания в арктических широтах.

На Диксоне ледокол принял груз строительных материалов, оборудования и продовольствия, необходимых для строительства метеостанции на островах Северной Земли, группу военных синоптиков, предназначенных для работы на ней, а также бригаду строителей. Всего на борту находилось сто десять человек. Включая членов команды.

Море встретило корабль низкой облачностью, густым туманом и штормом, в связи, с чем командир усилил верхнюю вахту и сам не покидал ходовую рубку корабля.

На следующий день метеообстановка улучшилась, и старший лейтенант спустился в кают-компанию пообедать. Однако настроение у него было мрачное. В последнее время в Баренцевом и Карском морях отмечалась повышенная активность немецких подводных лодок, а отбункеровавшийся на Диксоне ледокол немилосердно дымил, оставляя за собой жирный шлейф дыма. По этому поводу он даже сделал внушение сидящему напротив, за столом механику.

– А что я могу сделать? – развел тот руками. – Машина у нас старая, а уголь далеко не кардиф*.

Впрочем, после горячего наваристого борща и макарон по-флотски, настроение командира заметно улучшилось, и он даже похвалил буфетчицу.

– Справедливо,– прогудел допивавший компот механик. – Хороший кок на судне, большое дело. Вот был до войны у нас случай, в Соломбале*. Я тогда механиком на сейнере ходил. И был там поваром татарин – Муса. Все на камбузе пасьянсы раскладывал. Как ни зайдешь, сидит, морщит лоб и над картами маракует. Мы с ним замучились – как только обед, ничего не готово.

– Муса! – кричат ему ребята, – где жратва?

А он, – чичас! – и ноль внимания.

– Те торопят, – давай обед, нам на вахту!

– Э-э, вашу маму, – шипит Муса, бросает в сердцах карты и начинает шуровать на камбузе.

Через полчаса выглянет из раздатки и прорычит, – на первий зуп – кречка, на второй кащя – кречка! Забирай дарагой! Нэ задэрживай!

Так мы и питались всю путину*: «зуп-кречка, кащя-гречка» или «зуп-пщенка, кащя-пщенка».Думали совсем дойдем до ручки. Заставить приготовить что-нибудь другое, кока было невозможно.

Ну, ребята озлились и решили его проучить. На подходе к базе сговорились и намочили уксусом бумажки в гальюне. Утром Муса наведался туда и через пару минут, вылетел как метеор. Вломился на камбуз, заперся и взвыл не своим голосом.

В чем дело? – удивились парни и кулаками в раздатку. Тот ее открывает, и, придерживая штаны руками орет, – а-а цволич, билат, зарэжу! А потом плюхается казенной частью в лагун с водой. Ржали мы все до упаду. А как только пришвартовались, Муса забрал свой паспорт у помощника и ходу. Даже расчета не взял. Такое вот дело.

Видя, что его байка понравилась, механик крякнул и хотел было начать другую, но в это время старшего лейтенанта срочно вызвали на мостик.