— Когда природа меня вызвала к жизни, то сказала мне: «милый мой, справляйся сам, как знаешь!» — и я справлялся.
Фрагонар обязан своим талантом и своею славою исключительно своим собственным усилиям и личным трудам.
Пиетро Боргезе, итальянский живописец XV века, прозванный «отцом перспективы», потому что первый сумел раскрыть в своих картинах все ее тайны, происходил из богатой и очень почтенной семьи. Франческа, его мать, овдовела еще в молодых летах, и хотя за нее сватались весьма достойные люди, но она отказалась от вторичного замужества, чтобы посвятить себя исключительно образованию сына. Пиетро сначала обнаруживал большие способности к математике, по, пристрастившись затем к живописи, он на пятнадцатом году жизни приобрел себе уже известность как настоящий художник. Большая часть его произведений конечно уступает бессмертным творениям Рафаэля; но то, что из числа их сохранилось до настоящего времени, показывает, что он достиг очень высокой ступени в искусстве в такую эпоху, когда оно вообще стояло на очень низкой ступени развития. Итак Пиетро Боргезе был знаменитостью; но если вы будете искать его под этим именем в истории живописи, то рискуете вовсе не найти; но наверно встретите, если будете искать под именем Pietro della Francesca; это имя было принято художником в знак глубокой признательности своей к нежно любимой матери.
До сих пор мы говорили о родителях, которые, имея средства, способствовали развитию природных наклонностей и талантов своих детей; но и между менее достаточными мы встречаем подобные примеры.
Антонио Герарди, также итальянский живописец, родившийся в 1664 году, в деревне Риети, был сыном простого поденщика. Этот честный труженик не только не противодействовал природным наклонностям сына, но еще переносил всевозможные лишения, чтоб скопить маленькую сумму на поездку в Рим, где надеялся встретить какого-нибудь великодушного художника, который примет участие в ребенке. Но в древней столице мира такого человека не нашлось, и поденщик, издержав почти все деньги, должен был вернуться домой, оставив сына у садовника, земляка своего, который взялся содержать ребенка с тем условием, чтобы тот помогал ему в работе. Но лопата и лейка не отнимали всего времени у маленького Антонио. В часы отдыха мальчик рисовал и учился владеть кистью. Совершенно случайно он познакомился с продавцом картин; последний, пользуясь затруднительным положением мальчика, стал заказывать ему копии с картин и рисунки изваяний; в вознаграждение за весь труд Антонио каждый вечер получал кусок хлеба.
Однажды этот жадный торгаш повел даровитого поденщика в дворец кардиналов и там заказал ему рисунок с мраморной статуи. Управляющий дворцом, проходя мимо, обратил внимание на ребенка, расспросил его и, тронутый его наивными ответами, а вместе с тем и удивленный столь ранними способностями, взял его под свое покровительство и отдал в учение знаменитому Пиетро де-Кортоне, который был обязан подобному же случаю возможностью беспрепятственно последовать влечению своего гения.
Пиетро де-Кортоне был сын бедного тосканского пастуха, который и для сына не думал искать иного занятия. Пиетро пас коз и проводил дни, рисуя углем на скалах и выдавливая разные изображения на песке. Он чувствовал себя художником, не зная может быть даже значения этого слова. В одно прекрасное утро, покинув свое стадо, он направился к Флоренцию, где надеялся найти одного из своих маленьких товарищей, тоже тосканского пастушка, который не задолго перед тем поступил поваренком на кухню кардинала.
Во Флоренции двенадцатилетний Пиетро легко мог умереть с голода, если бы Провидение, избирающее иногда непостижимых посредников, не предназначило бывшего маленького подпаска, сделавшегося помощником кардинальского повара, быть спасителем будущего великого художника.
Этот маленький товарищ Пиетро верил в великую будущность своего друга еще в те времена, когда стерег вместе с ним овец. Уезжая, он обещал известить товарища, когда почувствует себя в силах помочь ему, — и сдержал свое слово.
Когда Пиетро явился к своему товарищу, то все было уже приготовлено к его приему; правда, прием был очень скромный, но вместе с тем он служил редким доказательством искренней дружбы. Поваренок предложил товарищу половину своей постели в маленькой комнатке под кровлей дворца и стал уделять ему половину своей порции, которая давалась ему со стола кардинала. В продолжение двух лет, твердо надеясь быть в состоянии когда-нибудь сквитаться со своим другом, Пиетро принимал не только эту помощь, но даже брал в займы деньги, на которые покупал карандаши и бумагу. Целыми днями бродил он по Флоренции, повсюду, где только мог, делал снимки с картин и статуй; возвращаясь домой, он вешал эти снимки по стенам своей конурки.
Однажды поваренок устроил таким образом, что некоторые из рисунков Пиетро попались на глаза кардиналу, который, полюбовавшись ими, пожелал видеть самого художника.
Представьте себе восторг поваренка, который, признавшись кардиналу в тайном гостеприимстве, оказанном им Пиетро, гордо ввел к нему своего друга, заручившись обещанием содействия, которое действительно кардинал и оказал молодому художнику. Пиетро де-Кортоне приобрел славу и богатство, но ни то ни другое не изгладило в нем памяти о благородном сердце друга, поддержавшего его в самое тяжкое время его жизни.
На доходы со своих работ знаменитый художник выстроил себе роскошный дом в одном из лучших кварталов Флоренции; когда его строили, Пиетро часто брал под руку маленького поваренка, сделавшегося поваром, но не нуждавшегося в работе, так как разбогател благодаря содействию художника, и говорил ему: «Пойдем, мой друг, посмотрим, как подвигается постройка нашего дома».
Если Антуан Герарди, сын поденщика, ученик Пьетро де-Кортоне, не сделался столь же богатым и знаменитым, как его учитель, то это происходило не от недостатка таланта. Герарди был прежде всего художником, работавшим из любви к своему искусству; заказы его стесняли; он хотел быть свободен в своем вдохновении и пользовался им для работ, исключительно им же задуманных. Его осыпали почестями, но он принимал их равнодушно. Фортуна тоже не один раз стучалась в его дверь, но Герарди приотворял ее лишь настолько, насколько того требовала необходимость. Герарди мог бы оказать ей более радушный прием, этой столь желанной для всех гостье, тем более, что он должен был заботиться не только о самом себе, но и о содержании отца, которого тотчас же вызвал к себе, как только начал пользоваться некоторым довольством; но дело в том, что Герарди, кроме художественного, владел еще одним талантом, весьма редким, — он умел довольствоваться малым; поденщик Риети был человек такого же пошиба в этом отношении, — он смотрел на богатство также, как и сын его.
Этот честный труженик напоминает мне бедного германского чеботаря Винкельмана, который, провидя великие способности своего сына Иоахима, тоже переносил самые тяжкие лишения, чтобы дать ему образование.
Когда чеботарь заболел и ослабел до того, что его отвезли в больницу, то он горевал только о том, что в ходе образования сына произойдет остановка.
Ректор училища предоставил маленькому Иоахиму возможность учиться бесплатно. Иоахим продолжал свои занятия и обнаруживал необыкновенные способности к археологии.
Винкельману еще не исполнилось шестнадцати лет, когда ректор одной из больших берлинских коллегий взял его в воспитатели для своих детей. Все деньги, которые Иоахим мог сэкономить на этом месте, он посылал своему престарелому отцу; тот принимал эту помощь с большим удовольствием, видя в ней осуществление надежд, возлагаемых им на сына.
Но Иоахим Винкельман не хотел остановиться на полдороге.
Он работал, учился, путешествовал и еще в молодости достиг известности, как чрезвычайно сведущий археолог того времени. Его труды по истории искусства в разные эпохи обнаруживают высокое поэтическое настроение автора, в соединении с глубокими познаниями.
Вслед за примером немецкого чеботаря, приведем пример английского каменщика Блеклока, который хотя и обладал некоторым образованием, но тем не менее занимался простым ремеслом каменщика. У этого каменщика был сын, потерявший от оспы в шестимесячном возрасте зрение. Это несчастие возбуждало в отце необыкновенную нежность к ребенку, которому очевидно предстояла самая печальная будущность. Как только маленький слепец достиг того возраста, когда у человека является понимание, каменщик начал изыскивать всевозможные средства для развития природного ума ребенка; несколько близких друзей содействовали ему в достижении этой цели. Ребенок постоянно был занят разговорами; ему читали вслух; он имел таким образом всегда много предметов для размышления среди мрака, в который был погружен.
