В семье Адаме начинается драка, крики и плач. Отключись. Позвони в социальную службу.

Однако в этот вечер они быстро затихают и скоро опять смеются все вместе.

Тим хочет спать, идет в ванную, достает из ржавой настенной аптечки упаковку Stesolid[21], берет одну таблетку, пытаясь не смотреть на себя в зеркало и стараясь сосредоточиться на вони из канализации, которая просачивается из клоак города, перегруженных в разгар туристического сезона. Система, рассчитанная на четыреста тысяч местных жителей, пытается справиться с естественными нуждами двух миллионов человек, и эта мысль заставляет его побыстрее уйти из ванной комнаты.

Кровать под ним проседает, как море, разделенное пополам, пружины вонзаются в спину, он тянется за пультом, включает вентилятор под потолком, и вскоре тот, как вращающиеся врата в рай, охлаждает тех, кому путь в рай заказан, кому дорога одна – вниз, в ад, в настоящую геенну огненную, где они разогреются до того, что воспламенятся сами.

Химия разбирает его мозг на части. Слова отделяются друг от друга, не успев оформиться в мысль, он превращается в ничто, чуть большее, чем разрозненные потоки слов, которые пугаются друг друга, а вентилятор разбрасывает буквы по темной комнате, пицца, крик, дети, изнасилование, захват за горло, слова превращаются в белую пыль, летают в воздухе, слова мексиканца, твои слова, Эмма, их не уловить, они неправильно написаны, «pa pa, U watch me»[22], он делает выдох, и с воздухом все исчезает.

В доме совершенно тихо, когда Тим просыпается спустя несколько часов. Темнота улеглась за окном, и через шторы с улицы просачиваются только несколько лучиков света.

Он помнит, куда ему надо идти.

Duty time[23].

Он надевает бежевый льняной костюм, белую рубашку, серые сандалии-эспадрильи. Расчесывает рукой свои светлые волосы, у него на голове существует, как он говорит, автономное королевство, поскольку его густая и непокорная шевелюра никогда ему не подчинялась.

Из машины по пути к району El Arenal ему видна черная полоса моря между низкими домиками популярного микрорайона Ciudad Jardín. В бухте стоит американский авианосец, темный монолит с редкими огоньками, но он все же отлично виден на фоне графитово-серого неба. Большинство из его шести тысяч моряков сейчас на берегу, завоевывают город, то есть пьют, принимают наркотики или шляются с проститутками. Военный корабль выйдет из бухты завтра и направится на Ближний Восток, в Катар, в один из тех неразрешимых конфликтов между людьми или внутри них самих: шииты или сунниты, нефть или газ, брать взятку или нет, нюхнуть дорожку кокаина или отказаться, сдаться или держаться, нажать на курок или нет. Человек лежит на якоре в черной бухте, цепь слаба, а якорь слишком легок, дно из мелкого песка, но никому до этого нет дела.

На подиуме у моря диджей поднимает одну руку, а второй прижимает к уху наушники, покачивает головой в такт тем ритмам, которые он направляет в сторону двух сотен человек, собравшихся в El Arenal на торжественное открытие клуба на пляже. Кожа танцующих женщин блестит в свете прожекторов, кажется, что она стекает с их тел. Люди теснятся у бара, пытаются привлечь внимание мечущихся за стойкой барменов, сегодня спиртное бесплатно, надо воспользоваться случаем. Новый клуб построен на бетонном фундаменте, нависающем над пляжем, и Тим не знает, кто его владелец. Такие вещи никогда нельзя узнать на Мальорке. Ясно только, что деньги положат себе в карман те, кто выдал разрешение на строительство, во вторую очередь подрядчики, а те переведут деньги на счета чиновников из правительства или региональных властей в Швейцарию, на Антильские острова или куда там еще прячут сегодня такие деньги.

Пятьдесят шезлонгов со светло-серыми толстыми подушками-сидушками установлены вдоль бассейна, который светится, как голубое небо ясным днем. На некоторых шезлонгах сидят длинноволосые пожилые мужчины в белых брюках и теннисках в пастельных тонах. Они курят марихуану с молодыми девицами в коротких платьях, расшитых блестящими пайетками и золотыми нитями. Девушки скинули туфли на высоких каблуках на белый настил, они втягивают животы и выпячивают силиконовые бюсты.

Эскортницы.

Здесь их летний бизнес.

Тиму вообще не хочется тут находиться, но это требование его начальника Вильсона.

На прогулочной дорожке вдоль берега останавливаются привезенные чартерными рейсами туристы и смотрят на спектакль открытия клуба, таращатся, но не завидуют. Инстинктивно чувствуют, что эта тусовка не для них, тут собрались «ВИПы», посвященные, избранные. Те, кто никогда в жизни даже не посмотрел бы в сторону «пивной крепости» Мегапарк, до которой меньше пятисот метров дальше вдоль пляжа, где пять тысяч немцев прямо сейчас наливаются пивом, пьянеют и в лучшем случае уснут прямо на берегу.

Ночь шелестит. Губы чмокают, не попадая в щеки. Тела прикасаются друг к другу, глаза ищут того, кто имеет вес или может иметь значение. Люди встречаются, попадаются на крючок, на них делают деньги, а потом их выплескивают вместе с канализационными отходами.

Громкость повышается, и ритм переходит в мелодию, которую повсюду играли все лето, «Better now»[24], молодой мужской голос поет «better now, you probably think that you are better now»[25], и публика орет, движется в такт песне по всей территории клуба. Воздух насыщен морской солью и сигаретным дымом, марихуаной и потом, лаком для волос и слишком большими дозами лосьона для бритья бренда «Том Форд».

It’s opening night[26].

It’s high season[27].

Hands up in the air[28].

МЫ ЗДЕСЬ!

Многим девицам из эскорта платят только за то, что они украшают общество своим присутствием, особенно молодым и красивым южноамериканкам и тем, кто из Румынии и Болгарии.

У Тима звучит сигнал телефона.

СМС от Симоны, его коллеги по детективному бюро Хайдеггера.

«Ты на месте? Вильсон думал, что ты не пойдешь».

«Я тут, и вокруг одни задницы. В следующий раз твоя очередь».

In your dreams, Timmy boy[29]:-)

У входа, где реет пара флажков с логотипом «Мерседес», фотограф из желтой газеты Última Horas снимает прибывающих. Туристы подозревают, что все тут сплошные знаменитости, «звезды», достают свои телефоны и тоже начинают фотографировать, чтобы выложить в «Инстаграм» местные сливки общества.

Тим берет рюмку водки с подноса официантки, одетой в матросский костюмчик. Быстро опрокидывает в себя и хватает еще одну, пока официантка не слилась со стеной человеческого мяса.

Он наблюдает за прибытием Хуана Педро Салгадо. Тот застегивает пиджак, вылезая из черной машины. Салгадо уже полтора года начальник Национальной полиции в Пальме. Раньше он возглавлял местную полицию, где заменил одного молодца, присланного из испанского Фиге́раса для борьбы с коррупцией.

Смельчак из Фигераса заявил прессе, что его ствол всегда заряжен, что он готов взяться за прихвостней Серхио Хенера, которых он назвал pobrecitos, то есть «бедняжками», но скоро сам почувствовал себя «бедняжкой», когда машину его жены столкнули с дороги в Дейя. Мужчины в масках приставили к ее голове пистолет и велели сказать мужу, что ему пора покинуть остров, не то она получит пулю в лоб. Смельчак забрал семью и вернулся обратно на континент.

Хуан Педро Салгадо, крупный и тяжеловесный, облачен в серый шелковый костюм, сшитый на заказ. Тим с ним встречался. Национальная полиция занимается всеми тяжкими преступлениями. Убийствами, похищениями людей, изнасилованиями и пропажей людей. Пропажей Эммы тоже. Через несколько месяцев после вступления Салгадо в должность, почти через полтора года после исчезновения Эммы, он позвонил и сказал, что хочет встретиться с Тимом. Они встретились в баре Bar Bosch, в кабинете у длинной стойки, и Салгадо уверил его, что дело не закрыто, что он назначил лучших оперов для расследования, но дело сложное, нет никаких следов. Тим смотрел на его жирные колышущиеся щеки, дружелюбные карие глаза и кивал. Кивал, зная, что никто на острове, помимо его самого, не будет даже пытаться разыскивать Эмму.