Вечером после ужина, когда посуда была вымыта и убрана, папа открыл свой ноутбук.

– Я нашел кое-что интересное, – сказал он. – Сайт previews.com. Там трейлеры фильмов, которые скоро выходят в прокат.

– Правда? Давай посмотрим!

Следующие полчаса мы смотрели трейлеры фильмов, которые раньше не увидели бы нигде, кроме как в кинотеатре.

Мистер Харриган рвал бы на себе волосы. Те немногие, что у него оставались.

Возвращаясь от мистера Харригана в тот мартовский день в 2008 году, я был уверен, что в одном он ошибался. Я, наверное, буду нечасто им пользоваться, сказал он, но я видел, какое у него было лицо, когда он рассматривал карту с обозначением закрывающихся кофеен «Кофе Кау». И как легко он воспользовался новым смартфоном, когда звонил своему брокеру в Нью-Йорк. (Вернее, не брокеру, а адвокату и по совместительству бизнес-менеджеру, но об этом я узнал позже.)

И я был прав. Мистер Харриган пользовался айфоном вовсю. В этом смысле он был подобен престарелой незамужней тетушке, которая после шестидесяти лет строгого воздержания решила сделать на пробу глоточек виски и буквально за вечер стала жеманной алкоголичкой. Прошло совсем мало времени, и мистер Харриган уже не расставался с айфоном. Когда я к нему приходил, айфон постоянно лежал на столике рядом с его любимым креслом. Не знаю, скольким людям звонил мистер Харриган, но мне он звонил чуть ли не каждый вечер и расспрашивал о возможностях своего нового приобретения. Однажды он сказал, что айфон чем-то похож на старинный секретер с кучей крошечных ящичков, полочек и потайных отделений, которые легко не заметить.

Большую часть этих ящичков и потайных отделений он обнаружил самостоятельно (с помощью различных интернет-ресурсов), но я помог ему в самом начале – так сказать, придал ему ускорение. Когда он сказал, что его раздражает ханжеское треньканье ксилофона на входящих звонках, я поменял звук рингтона на отрывок из песни «Stand By Your Man» в исполнении Тэмми Уайнетт. Мистер Харриган был в восторге. Я показал ему, как переключаться в режим «без звука», чтобы он мог спокойно вздремнуть после обеда, не реагируя на звонки. Я показал, как настроить будильник и как записать сообщение для автоответчика, который включается, когда самому мистеру Харригану неохота брать трубку. (Текст его сообщения был образцом лаконичности: «Я сейчас не могу подойти к телефону. Я вам перезвоню, если сочту нужным».) Он стал отключать городской телефон, когда ложился спать днем, и я заметил, что он все реже включал его снова. Он научился пользоваться мессенджером – как тогда говорилось, «сервисом мгновенных сообщений», – и мы с ним постоянно переписывались. Гуляя в поле за домом, он фотографировал на телефон разнообразные грибы и отправлял снимки по электронной почте, чтобы я помог их опознать. Он делал заметки в приложении для заметок и искал в Сети видеоклипы своих любимых исполнителей кантри.

– Сегодня утром, в такой замечательный летний день, я потратил час жизни на просмотр видеороликов Джорджа Джонса, – признался он мне однажды со странной смесью гордости и стыда.

Как-то раз я спросил, почему он не купит себе ноутбук. Туда можно поставить те же программы, которые он освоил на телефоне, и смотреть те же видеоклипы, но на большом экране, и Портер Вагонер предстанет перед ним во всей своей усыпанной драгоценностями красе. Мистер Харриган лишь покачал головой и рассмеялся.

– Изыди, Сатана. Не искушай меня. Ты словно пристрастил меня к курению марихуаны, а теперь говоришь: «Если вам нравится травка, вам точно понравится героин». Лучше не надо, Крейг. Мне достаточно телефона. – Он провел рукой по айфону так нежно и ласково, словно погладил спящего питомца. Скажем, щенка, наконец приучившегося делать свои дела на улице.

Осенью 2008-го мы читали «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», и в один из дней мистер Харриган решил закончить пораньше (сказал, что его утомляют эти танцевальные марафоны). Мы перебрались на кухню, где миссис Гроган оставила большую тарелку с домашним овсяным печеньем. Мистер Харриган шел очень медленно, опираясь на две трости. Я шел следом за ним, готовый подхватить его, если он упадет.

Кряхтя и морщась, он сел за стол и взял с тарелки печенье.

– Старая добрая Эдна, – сказал он. – Люблю это печенье, и оно очень даже способствует работе кишечника. Налей-ка нам по стаканчику молока, Крейг.

Разливая молоко по стаканам, я все-таки задал ему вопрос, который давно собирался задать, но почему-то всегда забывал:

– А почему вы сюда переехали, мистер Харриган? Вы могли бы поселиться где угодно.

Он, как всегда, шутливо отсалютовал мне стаканом с молоком, и я, как всегда, поднял свой стакан в ответ.

– А где бы ты сам поселился, Крейг? Если бы мог поселиться, как ты говоришь, где угодно?

– Наверное, в Лос-Анджелесе, где снимают кино. Я бы устроился грузчиком на киностудию и постепенно пробился бы дальше. – Тут я открыл ему свой секрет: – Может быть, я писал бы сценарии для кинофильмов.

Я думал, он будет смеяться, но нет.

– Ну, да. Кто-то же должен этим заниматься, почему бы не ты? И ты не скучал бы по дому? Тебе не хотелось бы увидеть папу, положить цветы на мамину могилу?

– Ну… я бы часто сюда приезжал, – ответил я, но его вопросы (и упоминание о маме) заставили меня призадуматься.

– Я хотел начать с чистого листа, – сказал мистер Харриган. – Как человек, проживший всю жизнь в большом городе… Я вырос в Бруклине, который еще не превратился… я даже не знаю, в этакий цветочный горшок… Как бы там ни было, мне хотелось сбежать из Нью-Йорка и дожить свой век в тишине и покое. Я хотел поселиться где-нибудь в глуши, но не в туристической глуши вроде Камдена, Кастина или Бар-Харбора. Я выбирал городок, где до сих пор полно гравийных дорог.

– Тут вы не ошиблись, – заметил я.

Он рассмеялся и взял еще одно печенье.

– Я рассматривал разные варианты… Обе Дакоты… Небраску… но в итоге решил, что это все-таки далековато. Мой референт показал мне много фотографий маленьких городков в Мэне, Нью-Хэмпшире и Вермонте, и я выбрал вот этот дом. Потому что он стоит на холме. Красивые виды со всех сторон… Красивые, но не впечатляющие. Впечатляющие виды привлекают туристов, чего мне как раз не хотелось. Мне здесь нравится. Нравятся тишина и покой, нравятся здешние люди. И ты тоже мне нравишься, Крейг.

Мне было радостно это услышать.

– И еще кое-что. Не знаю, что ты читал обо мне, о моей, так сказать, трудовой карьере, но если что-то читал… или прочтешь в будущем, ты увидишь, что многие держатся мнения, будто я был жестким, безжалостным человеком, когда поднимался по «лестнице к успеху», как ее называют завистливые, недалекие люди. Это мнение появилось не на пустом месте. Я нажил немало врагов, и я этого не скрываю. Бизнес во многом подобен футболу, Крейг. Если надо сбить наземь соперника, чтобы прорваться к воротам, то сбивай и не думай, иначе за каким чертом ты вышел на поле? Но когда матч завершен… а мой матч завершен, хотя я и стараюсь держать руку на пульсе… Так вот, когда матч завершен, ты снимаешь футбольную форму и идешь домой. Теперь мой дом здесь. В этом непримечательном уголке сельской Америки, где один супермаркет на весь городок и всего одна школа, которая, как я понимаю, скоро и вовсе закроется. Меня никто не беспокоит. Никто не заглядывает «на минутку, чтобы пропустить по стаканчику». Мне больше не надо ходить на деловые обеды, где всем всегда от меня что-то нужно, всегда. Меня не зовут на заседания совета директоров. Мне не надо присутствовать на унылых благотворительных мероприятиях, где царит смертная скука. В пять утра меня не будят мусоровозы, громыхающие по Восемьдесят первой улице. Здесь меня похоронят, на Ильмовом кладбище, среди ветеранов Гражданской войны, и мне не придется подключать свои связи или давать взятку какому-нибудь заведующему по могилам, чтобы купить хороший участок. Я ответил на твой вопрос?