Цепляя ведро за колодезную цепь, мужчина бросил железный сосуд внутрь. Спустя несколько секунд донесся треск – ведро пробило ледяную корку и опустившись вниз, разразилось глухим бултыханием о воду. Ожидая, пока ведро наполнится, мужчина нетерпеливо барабанил пальцами по краешку сруба, а как только цепь выпрямилась, начал крутить гнутую ручку по часовой стрелке, наматывая звенья на ворот и поднимая стылую жидкость наружу. Расплескивая влагу по земле, мужчина пару раз зачерпнул ладонями из ведра – он делал так всегда. Первым испивал из колодца, перед тем как отнести воду в дом. Так он еще больше соединялся с природой, полагая, что все её полезные свойства достаются ему с первым глотком, за совершенные блага вчерашнего дня. Ну и лишний раз желал убедиться, что колодец чист и не стухший от выбросов здешнего завода. Или любопытного людского сглаза. Живя вдали от цивилизации, начинаешь быть подозрительным ко всему, что может навредить твоему привычному существованию. Сполна насытившись живительной силой, он бережно закрыл крышку колодца, просунул в ручки затворный колышек и двинулся обратно домой, аккуратно перешагивая замерзшие комья грязи, что всякий раз попадались ему под ногами.
В избе заметно потеплело, становилось уютно и как будто снизошло спокойствие, потому мужчина закинул еще штуки четыре средних поленьев в топку и занес ведро с водой в уголок между входной дверью и печкой, где располагалась ванная комната в стиле остросоциального минимума. Круглое настенное зеркальце небольшого размера, полка мыльных принадлежностей, крючок для полотенец, обломки креплений, где раньше восседала раковина и медный рукомойник с палочкой в днище, из которого за ночь вытекала вся вода. И как хозяин дома не старался законопатить щель в основании рукомойника, какими бы резинками и прокладками не пользовался, капля за каплей осушали умывальник полностью, оставляя на полу большущую лужу. Видимо, такая специальная советская разработка – доводить людей до состояния бешенства одним лишь утренним умыванием.
Мужчина вновь наполнил «мойдодыра» до краев, повертел непослушную палочку, пытаясь найти то положение, когда не будет подтекать, и бодро принялся умываться, растирая леденящую воду по физиономии. Он тщательно мочил шею, затылок и длинные волосы, чуть касавшиеся плеч, зачесывая волнистые пряди назад. Его парусная густая борода давно «засеребрилась», не в силах более скрывать опыта прожитых лет, на что мужчина всячески стеснялся, выбривая дочиста особо седой участок на подбородке. Получался маленький гладкий островок из юности среди крупной таёжной поросли из волос, ползущих по щекам неопрятными колтунами. Лицо мужчины заметно состарилось за последние пару лет, скукожилось в чернослив и уже не выдавало в нем того статного офицера, что всегда приходил на выручку. Так обычно бывает после долгой скорби и в тщетных попытках бороться с тем, что тебе неподвластно. Организм сначала держится, питается внутренними резервами и как бы заискивает перед трудностями. «Мол, мне все нипочём – я в ваши уста проникал с удовольствием. Отгружай еще больше передряг, меня на всех хватит». Но как только теряется надежда – в тот же миг тело слабеет, покрывается шрамами из морщин и чахнет в старости. И в первую очередь тот проигрыш отражается на лице – мужчине около сорока пяти, но выглядит далеко за шестьдесят. Но не смотря на все беды и невзгоды, он все-таки оставался довольно крепким и плечистым, с ясным взором и большущими руками в мозолях от ежедневных трудовых обязательств.
Мужчина вытер лицо полотенцем – махровая ткань отдавала неприятной прелостью, отчего пришлось срочно поменять его на свежее, а грязное бросить в ящик для стирки. Он не терпел беспорядок, но вместе с тем, давно смирился с хозяйским упадком своего жилища. Многое безвозвратно поменялось и те изменения оказались не самыми радужными, чтобы хотелось их всячески вспоминать. Да, вот так живешь большую часть жизни «в полноте», ладишь дела и даже не представляешь, что в какой-то момент твоя стабильность кардинально про*бётся. Жить в России весело, но категорически не безопасно. Более того, мужчина никогда не скупился на труд и никого не предавал, чтобы получить справедливую «обраточку», но так уж вышло. Его карма сыграла и проиграла вдребезги. И поделать тут совершенно нечего. Никогда не узнаешь – где найдешь, а где помогут потерять все нажитое. «Ладно, чего убиваться на пустом месте. Доживем как-нибудь».
В доме еще оставался тот минимальный набор полезных вещей, что могли раскрасить будни обычного человека в период осеннего «депресса». Например, любимый источник информации – радиоприёмник, оставшийся в наследство от отца, когда родители были молодыми, а вся шумная семья собиралась за столом, ломившимся от нескончаемых яств. Ностальгическая скрепа из детства гражданина великой страны. Мужичок отжал серебристый конусок до положения «вкл» и принялся вертеть дисковую крутилку старенького радиоприемника. Аппаратура зашипела, разразилась помехами слабого сигнала, но так и не смогла зацепиться за единственную эфирную волну, что еще транслировалась в диапазоне средних частот. Продолжая настройку, он пошерудил антенну вверх-вниз, залепленную универсальным скотчем, переставил приемник со стола на полку – место тотальной силы, где «дрочь-машина» не отказывалась работать, и от души взвесил хлесткого леща по стенке пластикового корпуса. Чудотворная калибровка возымела эффект, и скучный диктор «маяка» ворвался в помещение монотонным рассказом о курсе биржевых индексов. Безусловно важная информация для человека, в чьем доме из бытовой техники остался лишь радиоприемник, работающий в режиме моноканала, оттого и доносившийся из колонки голос звучал еще более удручающе. Особенно на фоне выцветших обоев с прямоугольным пятном идеально нового куска рулона – не тронутого пылью и прочей коррозией, диаметром ровно шестьдесят три дюйма, где ранее висела дорогущая плазменная панель.
Во дворе завыли собаки. Жалостливо, отчаянно и с присущей им тревожностью, прижимаясь голодными животами к соломенному настилу. Они, по обыкновению, задирали задницы вверх и прогибались в туловище, вытягивая передние лапы вперед так, чтобы хорошенько прохрустеть костьми и настроиться на трапезу. Поза «собака мордой вниз» от первоисточников, без всяких групповых занятий и раскрытых, как лотосы, чакр. Сколько их не корми, животные вечно мучались в нескончаемых голодных страданиях. Бывало, что «собакены» обгладывали пустые кости до глубоких борозд, что могло быть весьма опасным для неуемных желудков, но все хозяйские попытки прибраться в вольерах заканчивались грозной и весьма опасной агрессией. То, что попадало за железные прутья, никогда более не возвращалось обратно. Да и никакой человеческий авторитет и смиренность перед «дары приносящим» не могли совладать с животными инстинктами насытиться любой ценой. Оттого и выли, дабы привлечь всякого и заставить, хоть на пару часов, утолить их обязательную потребность в пище. Так и сейчас, около пяти утра собаки уже бодрствовали, требуя курьерской доставки эмалированных сервизов с вонючей кашей прямо в клетки. «Учуяли запах кормежки. Нужно подготовиться».
Мужчина снял ведра с печки – каша как раз вскипела, разливаясь по округе всеми оттенками ароматного «неликвида». Куриные лапки набухли и полопались, теперь более походившие на зимние рукавички, а месиво из сердечек и пупков источало душистую благовонию тошноты. Он чуть разбавил кашу водой, чтобы остудить и пока перемешивал липкую консистенцию палкой, его чуть не прополоскало прямо в собачий завтрак. Но сумев вовремя сдержать внутренние противоречия, мужчина выставил емкости на крыльцо. «Этот запах даже отвратительней, чем у печеночного торта, сдобренного плотным туманом из «айкосной» соски». Искренняя любовь к животным толкала мужчину на прохождение мучительной процедуры изо дня в день только лишь для того, дабы выместить наружу всю свою заботу о четвероногих. Сквозь неприязнь, через резь в желудке от нескончаемых позывов к опустошению, он любил собак всем своим скупым на эмоции сердцем и не представлял свою жизнь иначе. По-другому мужчина не имел права поступить, например, бросить их на произвол судьбы, ведь возложив на себя ответственность, необходимо тащить своё бремя до конца, каким бы тягостным оно в итоге не оказалось. Да и неприятные запахи, по большому счету, мелочи, по сравнению с тем, когда на тебя смотрят преданные щенячьи глаза, полные безграничной благодарности. И они готовы на все, выполнить любую твою прихоть, пусть даже самую чудовищную, только прикажи да ослабь шипованный ошейник.
