О, да тут присутствуют не только сыны старейшей церкви, но и последователи еще более древней веры. Кто такие эти два субъекта с крючковатыми носами и смуглыми лицами, которые вошли в храм после некоторого противодействия церковного сторожа? Заметив этих непрезентабельных иудейских странников, он было не пожелал их впустить. Но первый шепчет ему на ухо: "Мы хотим обратиться в христианство, хозяин", - а второй всовывает ему в руку монету, страж убирает жезл, - которым преграждал вход, и джентльмены иудейского вероисповедания входят. Звучит орган! Двери закрываются. Войдем послушать проповедь мистера Сэмпсона или поваляемся на травке снаружи?

Предшествуемый золотогалунным сторожем, Сэмпсон направился к кафедре, розовощекий и благодушный на загляденье. Но потом, когда он воздвигся над ней, почему лик его преподобия покрылся смертельной бледностью? Он взглянул на западную дверь церкви - там по обеим ее сторонам стояли жуткие иудейские кариатиды. Тогда он перевел взгляд на дверь ризницы рядом со скамьей священника, на которой он сидел все время службы рядом со своими покровительницами. Внезапно два благоуханных иберийских джентльмена вскочили с соседней скамьи и расположились на сиденье возле самой двери в ризницу и скамьи священника, где и просидели до конца проповеди, смиренно потупив очи долу. Как описать нам эту проповедь, если сам проповедник не знал, что он говорил?

Тем не менее ее сочли превосходной. Когда она подошла к концу, прекрасные дамы начали шушукаться, наклоняясь через барьеры своих скамей, обсуждать ее на все лады и хвалить. Госпожа Вальмоден, сидевшая по соседству с нашими друзьями, сказала, что проповедь была тшутесная и она вся сотрокалась. Госпожа Бернштейн сказала, что проповедь была прекрасная. Леди Мария выразила свое удовольствие по поводу того, что их семейный капеллан так отличился. Она посмотрела на Сэмпсона, который все еще не сходил с кафедры, и, стараясь перехватить его взгляд, ласково помахала ему рукой, сжимавшей платочек. Капеллан, казалось, не заметил этого любезного приветствия: его лицо было бледно, глаза неотрывно смотрели на купель, возле которой по-прежнему пребывали упоминавшиеся выше иудеи. Мимо них текли люди, сначала бурным потоком, скрыв их из вида, затем спокойной струей... прерывистым ручейком, по двое и по трое... каплями по одному... Церковь опустела. Два иудея по-прежнему стояли у двери.

Баронесса де Бернштейн и ее племянница еще медлили на скамье священника, с которым старая дама вела оживленную беседу.

- Что это за отвратительные люди у дверей? И какой ужасный запах спиртного перегара! - восклицала леди Мария, обращаясь к миссис Бретт, камеристке своей тетушки, проводившей их в церковь.

- Прощайте, ваше преподобие... У вас прелестный мальчик, он тоже станет священником? - спрашивает госпожа де Бернштейн. - Ты готова, милочка?

Дверца ограждения открывается, и госпожа Бернштейн, чей отец был всего лишь виконтом, настаивает; чтобы ее племянница леди Мария, дочь графа, первой вышла в проход.

Едва леди Мария покидает ограждение, как два субъекта, которых ее милость столь недавно назвала отвратительными людьми, приближаются к ней. Один из них достает из кармана какую-то бумагу, и ее милость, вздрогнув, бледнеет. Она кидается к ризнице в смутной надежде успеть скрыться там, заперев за собой дверь. Но перед ней вырастают два наспиртованных джентльмена, один из них дерзко кладет ей руку на плечо и говорит:

- По иску миссис Пинкотт, проживающей в Кенсингтоне, портнихи, имею честь арестовать вашу милость. Мое имя Костиган, сударыня, обедневший ирландский дворянин, волей судеб обреченный следовать не слишком приятному призванию. Ваша милость пойдет пешечком, или послать моего служителя за портшезом?

В ответ леди Мария Эсмонд испускает три коротких вопля и без чувств падает на пол.

- Подержи-ка дверь, Майк! - кричит мистер Костиган. - Лучше никого не пускать сюда, сударыня, - почтительно говорит он госпоже де Бернштейн. - У ее милости обморок, так пусть придет в себя без помехи.

- Распустите ей шнуровку, Бретт! - приказывает старая дама, а глаза ее странно поблескивают. И едва камеристка выполняет распоряжение, как госпожа Бернштейн хватает мешочек, подвешенный к волосяной цепочке, которую леди Мария носит на шее, и рвет цепочку пополам.

- Плесните ей в лицо холодной водой, - распоряжается затем баронесса. Это всегда приводит ее в чувство! Останьтесь с ней, Бретт. Какова сумма вашего иска, господа?

Мистер Костиган отвечает:

- Нам поручено взыскать с ее милости сто тридцать два фунта, каковые она задолжала миссис Элизе Пинкотт.

Но где же тем временем пребывал преподобный мистер Сэмпсон? Подобно легендарному опоссуму - мы с вами читали, как он, завидев со своего эвкалипта меткого стрелка, сказал: "Что делать, майор, спускаюсь!" - Сэмпсон отдался в руки своих преследователей.

- Чей это иск, Саймонс? - спросил он грустно. Он был знаком с Саймонсом, так как много раз встречался с ним и раньше.

- Баклби. Кордвейнера, - ответил мистер Саймонс.

- Да-да, сорок восемь фунтов и судебные издержки! - произнес мистер Сэмпсон со вздохом. - Заплатить я не могу. А кто это с вами?

Товарищ мистера Саймонса мистер Лайонс выступил вперед и сказал, что его дом чрезвычайно удобен и благородные джентльмены часто гостят под его кровом: он будет горд и счастлив принять у себя его преподобие.

У дверей церкви ждали два портшеза. Леди Мария Эсмонд и мистер Сэмпсон сели в них и отправились в обитель мистера Лайонса в сопровождении джентльменов, с которыми мы только что имели честь познакомиться.

Баронесса Бернштейн не замедлила послать к племяннице своего доверенного слугу мистера Кейса с запиской, в которой заверяла ее в самой горячей привязанности и сожалела, что значительные карточные проигрыши, к несчастью, не позволяют ей уплатить за леди Марию ее долг. Однако она с этой же почтой пишет миссис Пинкотт, умоляя ее об отсрочке, и едва только получит ответ, как не замедлит ознакомить с ним дражайшую племянницу.

Миссис Бетти явилась утешать свою госпожу, и они вместе принялись раздумывать над тем, как раздобыть денег на почтовую коляску для Бетти, которая и сама чуть было не угодила в беду. В карты ей везло не более, чем леди Марии, и на двоих у них нашлось всего лишь восемнадцать шиллингов, а потому было решено, что Бетти продаст золотую цепочку своей госпожи с тем, чтобы на вырученные деньги поспешить в Лондон. Но Бетти отнесла цепочку тому самому ювелиру, который продал ее мистеру Уорингтону, преподнесшему эту безделицу своей кузине, и тот, решив, что Бетти украла цепочку, пригрозил послать за констеблем. Тут уж ей пришлось признаться, что ее госпожа находится в заточении, и еще до наступления ночи весь Танбридж знал, что леди Мария Эсмонд арестована за долги. Однако деньги Бетти получила и умчалась в Лондон за рыцарем, на чью помощь уповала бедная пленница.