Пароходы обществ «Самолет», «Кавказ Меркурий» и «Русь», курсирующие по Волге, несмотря на позднюю осень, продолжали совершать по расписанию свои рейсы от Нижнего Новгорода до Астрахани. Владельцы более комфортабельных быстроходных пароходов принимали срочные коммерческие грузы купцов, на которых наживали капитал. На этих пароходах разные пассажиры, люди разных профессий совершали турне по красавице Волге ради своего удовольствия. Цена на билет за проезд была дорогая.

Пароходы общества «Русь» перевозили главным образом товары. На этих же пароходах передвигалась масса простого рабочего люда, ища в городах заработка.

…На одном из пароходов «Руси» под названием «Доб-рыня Никитич», идущем в Астрахань, расположились трое парней. Двум из них было по 23 года. Один из них был мой брат Ефим, другой – его товарищ Сергей Дементьев. Третий был я. Мне в ту пору было 15 лет.

– А здорово мы устроились, – говорил брат Сергею.

– Ехать далеко, на этой черепахе дней пять проедешь, а может, и больше. Нужно подыскать, пожалуй, более удобное местечко, – отвечал Сергей. – А то вдруг пойдет дождь, зальет. Да ночью на открытой палубе и холодновато будет спать. Я подыскал более удобное местечко у машинного отделения. Там будет и теплее.

Брат запротестовал:

– Переходить не будем. Погода стоит хорошая, и чем южнее будем спускаться, тем будет еще лучше. Для чего таскаться?

Мне хотелось перебраться к машинному отделению и расположиться там до конца поездки. Прельщала машина парохода, наблюдать за ее работой было очень интересно. Несмотря на запрет со стороны брата никуда от вещей не уходить, все же я два раза бегал и рассматривал двигатель машины. Поэтому я поддерживал предложения Сергея. В итоге решили оставаться на открытой палубе, одновременно приберегая местечко возле машинного отделения.

На каждой пристани, где останавливался пароход, брат сходил на берег за покупками продовольствия. Я бегал за кипятком, который брал у буфетчика за три копейки полный чайник емкостью на пятнадцать стаканов.

…Солнце было на закате. «Добрыня Никитич» шел полным ходом, разрезая мелкую волну и разбрасывая лопастями водяные брызги далеко за кожуха своих колес. А легкий ветерок подхватывал эти брызги и мелкой росою обдавал нас, расположившихся на палубе.

После тяжелой грязной работы на кирпичном заводе поездка на пароходе для меня была сказкой. В ту ночь я долго не мог заснуть от всех тех впечатлений, которых набрался за день на пароходе, и от тех чудных мест Волги, возле которых проходил наш «Добрыня Никитич». Я долго лежал с открытыми глазами, вспоминая увиденную красоту природы, всматриваясь в звездное небо. Пароход, слегка покачиваясь, продолжал проворачивать колесами прозрачную воду Волги, создавая этим самым вместе с работой машины непрерывный шум. Я прислушивался к этому шуму как к музыке.

Пароход подходил к одной из очередных пристаней. Матрос подавал конец шеймы для причала. Два броска матроса не достигли цели. Пароход течением воды начало относить от пристани. Снова заработали колеса парохода, а одновременно с этим дежурный вахтенный помощник капитана разразился оглушительной бранью на матроса. Последний бросил третий раз. На дебаркадере послышался голос: «Есть!» Пароход пришвартовался к пристани. Водворилась тишина. Я ворочался с боку на бок и не мог никак заснуть. Осмотрелся возле себя по сторонам, проверяя, целы ли вещи, здесь ли брат и Сергей. Оказалось, что брата и Сергея около меня не было, они стояли на борту носовой кормы и вели разговор.

Прислушавшись к их разговору, можно было понять, что они разговаривали о нашей предстоящей работе.

– Приедем в Астрахань, сядем на пароход «Братья Фадеевы» и через день будем в поселке Мумры.

– Я не о том тебя спрашиваю, – говорил Сергей Дементьев. – Я спрашиваю тебя о том, куда мы пойдем в Мумрах.

– Как куда? Пойдем прямо к Ивану Андреевичу Елкину. Ну а потом осмотримся, все узнаем, наймемся работать на промысел, а может быть, будем работать вместе с Елкиным и Леонтием Тюленевым, на их лодках.

Семьи Л.М. Тюленева и Ивана Елкина были нашими дальними родственниками. Еще в 1900 году они уехали из села Шатрашаны в поселок Мумры, что возле самого Каспийского моря, и занимались там рыболовством.

Рыболовецкая работа, которой занимались жители поселка Мумры, в том числе и Елкины, проводилась в весьма тяжелых условиях. Рыбаки выезжали и днем и ночью на лов рыбы, но не всегда он был удачным. Чаще всего на таких посудинах, которые не позволяли уходить далеко в море (а вдали на глубинах всегда было больше рыбы), и из-за ветхой ловецкой снасти рыбаки возвращались с лова, как говорится, с пустыми руками. А если иногда и удавалось поймать несколько пудов рыбы, то она сдавалась хозяину за бесценок. Поэтому рыбаки, в том числе и Елкины, были в долгах, вернее, в кабале у крупных рыбопромышленников Сапожникова, Беззубикова и Леонозова.

Тем не менее рыболовы, построив себе для житья из камыша и глины хаты, под контракт у промышленника приобретя старенькую лодчонку и снасть, приспособлялись к этой трудной рыболовецкой жизни. Они выжидали ветра с моря, так называемую «моряну», когда она пригоняет к берегам протоков рыбу. Тогда они, несмотря ни на какие трудности, выезжали снова на лов. Так втягивались рыбаки в свою рыболовецкую жизнь и жили на полуостровах Каспия десятки лет.

В такие глухие поселки в годы реакции уходило много мужиков и парней, прямых участников крестьянских восстаний 1905–1906 годов или просто замешанных в тех событиях. Эти люди становились рыбаками или же работали на рыбных промыслах.

Поселок Мумры был небольшой, располагался на протоке Бакланий недалеко от главного банка, по которому шли волжские суда на 12-футовый рейд Каспийского моря. В поселке было три рыбачьих промысла, все они принадлежали рыбопромышленнику Сапожникову. На этих промыслах работало в весеннюю и осеннюю путину до 1500–2000 промысловых рабочих. Так что поселок был очень оживленным местом. Обо всем этом вкратце и написал Иван Елкин в своем письме к брату.

– Ничего, Сережа, устроимся мы на этих Мумрах не хуже других, – говорил сейчас мой брат Ефим. – И по крайней мере, никто из полиции не будет к нам придираться. Да и работа будет почище, чем на кирпичном заводе.

Больше я уже ничего не слышал. Я заснул крепким сном на чистом волжском воздухе.

Когда я проснулся, пароход стоял около большой пристани. Брат ушел в город что-то купить. Сергей готовил завтрак.

– А где мы стоим? – спросил я.

– На пристани в городе Самара, милок, – ответил мне Сергей. – Это один из больших волжских городов. Через этот город проходит железная дорога, по которой можно проехать в Среднюю Азию в город Ташкент.

– А что, Самара и Ташкент больше нашего Симбирска? – спросил я.

– Насчет Ташкента не знаю, а Самару нельзя сравнить с нашей дырой. – Так Сергей назвал наш Симбирск.

Мне даже обидно стало.

– Я думаю, Сергей, так о нашем городе нельзя отзываться. В нем родился и жил Карамзин, а ты говоришь – дыра, а какой красивый парк на берегу Волги.

– Да я не с этой точки зрения, а потому, что промышленности в нем нет. Нет таких заводов, на которых можно было бы устроиться и работать прилично.

Вдруг загудел гудок парохода, прервавший наш разговор. Это был первый сигнал для пассажиров, сходивших на берег во время стоянки, гулявших на пристани и в городе, чтобы они собирались на пароходе, которому оставалось до отправления полчаса.

Мы не заметили, как пришел из города Ефим. Он сказал:

– Ну и дороговизна в городе. Ни к чему приступиться нельзя. Десяток яиц стоит пятнадцать копеек. Я не стал ничего брать, кроме белого хлеба. Думаю, что на следующей пристани можно будет дешевле купить. Надо экономить нам деньжата, путь далекий, да и не к мамушке родной едем, они на Мумрах нам пригодятся, покамест устроимся на работу.

– Хорошо, – согласился Сергей, – у нас есть кое-что позавтракать. Ну-ка, Ванюша, беги за кипятком, ты знаешь, где он водится, а я приготовлю бутерброды.