Атмосфера спокойствия была прервана очередной арбалетной стрелой, на этот раз с визгом разрезавшей воздух в паре сантиметров от моего уха. Я с ледяным выражением лица повернулась к Эду – знала, что это было нарочно, и даже чуть расширившиеся зрачки или вздрагивание признали бы за ним его маленькую победу.
– Ты либо совсем косой, – я раздраженно мотнула головой в направлении мишени, в роли которой выступало яблоко на вертикально установленном бревне – мой брат явно пересмотрел американских фильмов – находящееся в добром десятке шагов от меня, – либо пытаешься меня взбесить.
Брат вскинул бровь, перехватил арбалет и хитро прищуренные щелочки его глаз заговорили яснее любых слов. Я уже раскрыла рот, чтобы съязвить, но планы поменялись быстро: я понеслась к Эду и выхватила у него арбалет с колчаном. Игнорируя замершего от удивления брата, я заозиралась, словно дикое животное, загнанное в угол. Как назло, в моем мозгу было так пусто, будто кто-то прошелся там с пылесосом, лишив меня каждой мысли до последней.
Поняв причину моей паники и чертыхнувшись следом, старший брат наконец захлопнул глупо открывшийся рот, тем самым прекратив напоминать рыбу, запутавшуюся в рыболовных сетях, и рванулся сначала ко мне, потом в сторону приближающихся родителей, и в итоге замер где-то посередине.
– Помощи от тебя как от… – пробурчала я и не стала оканчивать фразу, занятая другими мыслями. Куда же деть эту чертову штуку?!
Не придумав ничего лучше, я на полной скорости унеслась в мастерскую, не забыв громко хлопнуть дверью, потом с парочкой крепких ругательств снова вывалилась оттуда и забежала в дом.
Из окна с запылившейся рамой было отлично видно, как брат, натянув на лицо улыбку, направился к родителям. Он должен выиграть мне пару минут. Должен! Языком чесать Эд всегда был мастер. Девушки, то и дело вьющиеся возле него, были падки как раз на его умения сочинять красивые оды.
Я сжала в руках «орудие преступления» и прищурилась. Спрятать арбалет в нашей с братом комнате? Слишком очевидно. Бросить куда-нибудь на диван, действуя по тактике «сложнее всего заметить то, что лежит на самом виду»? Рискованно, неоправданно рискованно.
Я изучала пространство вокруг как в первый раз, пытаясь найти подходящее место для оружия. Всем своим нутром я чувствовала, как отсчитываются данные мне секунды, приближая к точке невозврата, и от этих мыслей арбалет словно потяжелел на тонну и начал обжигать мои руки.
Не теряя оставшихся крупиц надежды, я продолжала метаться по комнатам, с грохотом распахивая отсыревшие двери и топча нещадно скрипевший пол. Ещё парочка звуков нашего древнего аккомпанирующего дома, и можно собирать музыкальную группу.
Я вернулась в прихожую и глянула в окно: родители с усталым видом тянулись к дверной ручке, не оборачиваясь на активно рассказывающего что-то Эда. Тот перехватил мой взгляд и виновато пожал плечами.
Я с измученным стоном опустила голову на подоконник (предусмотрительно отодвинувшись от угла в паутине) и не подняла голову, пока не послышались шаги у порога и скрип отворяющейся двери.
– Яблоко. На бревне. «Приманивали местную фауну»? – несмотря на скептицизм матери, Эдвард еще умудрялся держать лицо и что-то выдумывать на ходу.
Я, придав лицу невозмутимое выражение, ногой заталкивала арбалет с колчаном поглубже под диван и переводила взгляд с матери на отца и обратно, словно наблюдала игру в пинг-понг.
– А в чем дело… – начала было я.
– А то ты не знаешь! – прервал меня отец. – Вы опять за свое, да?
– Можно конкретнее? – в ход пошел блеф.
Брат за спинами родителей одобрительно кивнул, показав большой палец и тут же опустив его, стоило матери повернуться к нему.
– Вы снова смастерили какое-то оружие. Что на этот раз? Лук? Арбалет? – отец начал перечислять довольно длинный список, загибая пальцы. Мать, не переставая поддакивать мужу и припоминать нам судьбу всех вышеперечисленных вещей, тем временем медленно ходила по комнате, внимательно осматривая пространство и открывая каждый ящик, который встречался ей на пути.
Я сохраняла молчание, с недовольным видом сложив руки на груди. Брат, тоже притворившись партизаном, передразнил мою позу, вдобавок издевательски надув щеки. Даже в самые серьезные моменты он просто не может перестать вести себя как ребенок! Я шикнула на него со словами «Я так не делаю!». Эд, выглядевший как иглобрюх, хихикнул, но принял нормальную позу, теперь скучающе рассматривая носки ботинок. Потрепанные они у него какие-то. Надо бы подлатать. Съездить в город за кожзамом, вернуться к верстаку…
Продолжая слушать непрекращающиеся, становившиеся все более и более нудными нравоучения, я заметила, как мать приближается к дивану, под которым сейчас и лежал арбалет. Еще секунда, и тайное станет явным. Чувствуя ответственность за то, что может произойти, я будто невзначай села на краешек дивана, скрестив ноги и громко вздохнув. Бросила взгляд на брата. Его лицо неестественно вытянулось, стоило ему проследить за моим пальцем, осторожно указывавшим на затаившийся в тени арбалет. Некогда холодного стального цвета, теперь его едва ли можно было различить – он покрылся пылью и грязью, долгие годы хранившимися под мебелью, где убираться никто не считал нужным. Изящные узоры и выделки, шестеренки, местами затронутые ржавчиной, придали оружию стимпанковский вид, за что я его так сильно и полюбила.
И сейчас я могла поклясться, что слышу, как проклятые пауки уже подобрались к НАШЕМУ арбалету и теперь тихо шуршат длинными лапками, исследуя попавший на их территорию объект.
– …это опасно! – различила я из речи матери. – К чему вы готовитесь? Бросьте эти детские игры!
– Да-да-да, мам, мы поняли, – на автомате оттарабанила я. – Больше не будем.
– Это кое-что из наших старых вещей, – подхватил Эдвард. – Арбалет всё равно буквально разваливается в руках. Мы сходим, выбросим. Правда ведь? – он глянул на меня из-за плеча нависавшего в центре комнаты отца. Тот грозно насупил брови и смотрел на нас так, будто мы из этих луков по людям стреляли.
– Конечно, – кивнула я и выудила арбалет из-под дивана быстрее, чем кто-то из родителей успел что-либо сказать.
Грязь, обычно отпугивающая брезгливую меня, сыграла нам на руку: попробуй разбери, что прячется под серым слоем налипшей пыли. Я схватила Эдварда за руку и вылетела вместе с ним из дома: уже хотелось расхохотаться и отбить ему пятерню, но дело еще не было выиграно. Стараясь не думать о том, что именно свисало с арбалета чуть левее моей руки и какая мерзость теперь перекочевала на мои ладони с него, мы побежали прочь от дома, в лес. Он манил зеленой листвой, покачивал ветвями, шептал обещания, что там не будет никого, кроме нас. И мы знали, что природа не врет.
А арбалет… С мусорным ведром он встретился бы только через мой труп.
Хоть в чем-то я из прошлой жизни оказалась права. Изрядно опустевший рюкзак лег на мои плечи, и я пошла к двери, задержавшись только у тумбочки возле нее: там я оставила свое оружие вчера, положив его в один из ящичков, что пониже. Я немного пошарила рукой, ладонью напоровшись на пару торчащих железных гвоздей, и достала арбалет, который словно засверкал мне в знак приветствия.
Я медленно провела пальцем по вырезанным на дереве золотым узорам. Это ведь он его сделал. Подарил мне. Усовершенствовал в следующие же выходные, прислушавшись к моим словам во время совместных вылазок: улучшенные механизмы взведения и спуска тетивы позволяли достигнуть самой высокой скорострельности, какая только была возможна для такого оружия – конечно, с луком она не могла сравниться, но другого мне и не надо было. Когда я без задней мысли пожаловалась, что мое зрение отдаляется от единицы, Эдвард достал мне сразу два прицела: диоптрический и оптический. Провел лекцию по использованию, ускользнул от вопроса, где и за сколько их купил. «Это не главное» – говорил он, наблюдая, как я любовно поглаживаю арбалет.
