– Не иначе попали в артиллерийский погреб, – цепко держась за рукоятки, хмыкнул капитан 3 ранга. – На – ка, взгляни, – и отстранился от перископа.

То, что Батраков увидел в оптику, напоминало ад.

Разорванный пополам корабль, молотя винтами в воздухе, быстро уходил под воду, с неба вниз рушились огненные осколки, а кругом разливалось горящее море нефти, с барахтающимися в ней людьми.

– Лейтенант, – запиши координаты, – бросил Иванов штурману и приказал погружаться на глубину сорок метров – безопасную от таранного удара.

В обед, по случаю очередной победы (их у экипажа на Севере было пять), командир приказал выдать всем по сто граммов спирта, что было воспринято как должное.

А еще через пять суток, идущие завесой субмарины подошли к Земле Королевы Мод и последовали дальше по секретным лоциям.

Море Лазарева встретило их низкой облачностью и битым льдом, что грозило повреждением перископов, в связи с чем, пришлось всплыть в надводное положение.

– «Усилить верхнюю вахту», – дал Иванов семафор на другие лодки и получил ответ, – «исполнено».

Затем погода улучшилась, в небе засияло солнце, и справа по борту возникла цепь заснеженных пиков. Она перемежалась с массивами пакового льда, над которыми вдали дрожало марево.

– Не иначе подходим, – вскинул Иванов бинокль к глазам, и Батраков сделал то же самое.

А потом случилось непонятное.

Из марева родились три диска, и неподвижно повисли в воздухе.

– Что за черт, – прошептал капитан 3 ранга и в следующий миг заорал, – ныряем!

Но было поздно. Диски почти мгновенно переместились к кораблям, на головном что-то блеснуло, и шедшая на левом фланге лодка Прибыткова взлетела на воздух.

Через долю секунды блеск повторился на втором, и, рушась в люк последним, командир с ужасом увидел, как под воду уходит разрезанная пополам субмарина Катченко.

– Одерживай! – пулей пролетев вертикальную шахту, свалился Иванов на копошащиеся под ним тела, но лодка, продолжала стремительно погружаться.

Когда стрелка глубиномера задрожала на стометровой, с красной чертой отметке, и из – под заклепок стала сочиться вода, по корпусу что-то проскрежетало, и гибельное падение прекратилось.

– Осмотреться в отсеках, – смахнув со лба холодный пот, прохрипел капитан 3 ранга.

Спустя минуту, с боевых постов последовали доклады и выяснилось, что в корме, в районе 34 шпангоута пробоина.

– Заделать, – бросил командир. – С дачей противодавления.

– Есть, – кивнул головой механик, и один из старшин завертел вентиль ВВД*.

– Представляю, что там сейчас творится, – поднимая с палубы вахтенный журнал и логарифмическую линейку, обвел всех взглядом штурман.

– А ты не представляй, себе дороже, – пробурчал помощник, и все замолчали.

На исходе часа, из аварийного отсека доложили о завершении работ, и Иванов, в сопровождении механика с Батраковым, сразу же направились в корму.

– Отдраивай, – приказал командир, когда они остановились перед сферическим люком, с наглухо задраенной кремальерой, у которой стоял бледный старшина.

– Есть, – ответил тот, и, вытащив из маховика стопор, беззвучно провернул рукоятку.

В отсеке плавал туман, под ногами плескалась вода, и горело аварийное освещение.

– Так, что тут у вас? – первым шагнул внутрь Иванов.

– Пробоина в трюме, товарищ командир, – тяжело дыша, ответил коренастый мичман, утирая сочащуюся из ушей кровь. – Завели пластырь и установили упор.

– А это кто? – наклонился над лежащим в стороне телом механик.

– Ресин, – буркнул стоявший рядом матрос. – Нахлебался воды, отходит.

– Ну что же, благодарю за службу, – пожал всем руки Иванов. – Если бы не вы, все могло плохо кончиться. Иван Степанович, – обернулся к механику, – парней в лазарет, пусть доктор разотрет спиртом. А откачку воды организуй вручную, помпой. Давай, действуй.

Затем был объявлен режим тишины и акустик стал слушать море.

Оно безжизненно молчало.

… Так ты считаешь, это было какое-то новое оружие? – спросил чуть позже Иванов, когда, обойдя всю лодку и убедившись, что больше повреждений нет, они с Батраковым сидели у него в каюте.

– Безусловно, – ответил тот. – Возможно, это и есть, то, что Гитлер называл «оружием возмездия».

– М-да, – хмуро взглянул командир на подволок*, – здорово они нас. – Всего минута и двух крейсеров, как ни бывало. Жаль Катченко с Прибытковым и их команды. Всю войну прошли, а тут такое.

– Жаль, – сказал контрразведчик, – что будем делать дальше?

– Ночью всплывем и определимся с обстановкой. Скорее всего, придется отойти и вызвать подкрепление.

– И я такого же мнения. – Будем ждать ночи.

Потекли тягостные часы ожидания. Все основные механизмы на субмарине были выключены, лишние перемещения запрещены, корабль цепенел в холоде.

Когда фосфорицирующие стрелки часов в центральном посту показали начало первого, а температура в отсеках упала до пяти градусов, сидящий на разножке* в овчинном полушубке Иванов, дал команду приготовиться к всплытию.

– Есть первый!

– Есть второй!

– Есть…! – последовали доклады с боевых постов, и в трубопроводах зашипела гидравлика.

– Всплываем, – бросил он сидящему на рулях боцману, и тот протянул руки к манипуляторам.

Воздух высокого давления с шумом ворвался в балластные цистерны, лодка дрогнула, покачнулась и… осталась на месте.

– Продуть среднюю! – окаменел лицом командир.

Снова рев воздуха, морозный туман и, словно нехотя, стрелка глубиномера покатилась влево, вызвав вздох облегчения у всех, находившихся в центральном.

– Восемьдесят, шестьдесят, сорок…, – монотонно считал метры боцман.

На двадцати Иванов приказал, – «одерживай» и, встав с разножки, сделал шаг к перископу.

Поднятый наверх «топ»* отобразил пустынное море, купол неба над ним и висящий у горизонта серебристый диск.

– Караулит, сволочь, – прошептал командир, после чего лодка погрузилась на глубину и, двигаясь под электромоторами, направилась в сторону океана.

Весь остаток ночи шли не всплывая, а под утро, оставив за кормой полста миль, снова подняли перископ.

Неприветливо встретившая их земля, скрылась за горизонтом, небо клубилось тучами, из которых сеялся мелкий дождь.

– Приготовиться к зарядке аккумуляторов! – приказал капитан 3 ранга, после чего вверх ушла шахта РДП*, и в отсеках отдраили переборочные клинкеты. А спустя еще пять минут, в корпусе взревели дизеля и компрессора стали бить зарядку.

– Живем, – сказал механик и втянул носом запах перегоревшего соляра. Потом снова ушли на глубину и, впервые за сутки, кок выдал горячую пищу: борщ, макароны по – флотски и какао, что значительно улучшило настроение.

Следующей ночью опять всплыли, и Иванов приказал осмотреть надстройку.

В носу и корме было несколько вмятин, а на рубке срезало радиопередающие антенны.

– Сможете отремонтировать? – вызвал он на мостик командира БЧ-4*.

– Вряд ли, – облазив свое хозяйство вместе со старшиной команды, сокрушенно вздохнул тот. – У нас нет запасного оборудования.

– Теперь надежда только на связь ледокола, – сказал Батраков. – Хреново.

Однако, она не оправдалась. Когда подошли к месту стоянки ледокола, его там не оказалось. А у берега, на припае*, обнаружили спасательный круг и несколько вмерзших в лед трупов.

– Видно тарелки побывали и здесь, – взглянул Иванов на Батракова. – В таком случае, остается только одно, возвращаться.

– Да, – ответил контрразведчик, глядя, как на палубу поднимают тела. Скрюченные и неподвижные.

Погибших похоронили в море и снова погрузились. Счетчик лага* исправно отсчитывал мили.

В начале февраля, просемафорив на береговой пост СНИС* свои позывные, обледенелая, в пятнах сурика и ржавчины, «К-25» отшвартовалась в Минной гавани Кронштадта.

Потом была встреча с командующим флотом, а спустя сутки из Москвы прилетело высшее начальство.