— Я присматривала за домом для семьи, которой он принадлежит. Моя мама — их горничная и убирает их главный дом в Беверли-Хиллз. На лето они обычно уезжают в Санта-Барбару, но по какой-то причине их планы изменились. И на лето мама устроила меня на эту работу, чтобы я могла заработать дополнительные деньги и помочь оплатить мое обучение.

Ее мама — долбаная горничная. Иисус. Я прислоняюсь к стене, настолько потрясенный ее рассказом, что боюсь упасть. Оглядевшись, вижу, что все чудесным образом вернулись в дом, слава богу. Мне не нужна аудитория для этого личного разговора.

— Значит, богатого отца нет.

Она качает головой.

— Ему было восемнадцать, и он до смерти перепугался, когда мама сказала ему, что беременна от него. Он сбежал. И мы больше никогда о нем не слышали. Она отказывается даже произносить его имя, так что я понятия не имею, кто он такой.

Отстой. Но она должна была сказать мне правду. Мне было бы все равно.

— И поэтому все это время ты обманывала меня. — Как только она открывает рот, чтобы защитить себя, я качаю головой. — Ты мне врала. Вся твоя история до этого момента фальшивая. Верно?

Она медленно кивает, впиваясь зубами в нижнюю губу, теребя ее, прежде чем отпустить.

— Я думала, то, что между нами было — это временно, понимаешь? Веселая интрижка на лето, где я могла бы притвориться тем, кем ты хотел меня видеть. И у меня получилось. Ты сам придумал мою предысторию, позаботился о мелких деталях вместо меня, а я просто… придерживалась ее. Между нами были и хорошие моменты и не очень, но в целом, это было… волшебное лето. — От выражения нежности на ее лице у меня разрывается сердце. Да, между нами все было хорошо, но черт. Она лгала. И, как последний болван, я верил каждому ее слову. — Потом ты уехал, и я подумала, что больше никогда тебя не увижу.

— Но ты увидела, — добавляю я.

— Точно. И я почувствовала, что должна продолжать притворяться, понимаешь? Я боялась, Гейб. Боялась, что ты бросишь меня, как только узнаешь правду, — тихо признается она. — А сейчас, когда все это происходит, тем более.

Я провожу обеими руками по голове, хватаю себя за волосы и дергаю их так сильно, что аж вздрагиваю. Чертовски больно. От всего этого чертовски больно. О возможной беременности она тоже лжет? Это все одна большая уловка, и меня просто разыгрывают?

Я никогда не просил об этом. Я не хотел серьезных отношений в этом году. Черт, это мой последний год свободы, а вместо этого связался с девушкой, у которой нет ничего, кроме кандалов и цепей.

— Не знаю, справлюсь ли я с этим.

Люси хмурится.

— Справишься с чем?

— Со всем этим. С ложью. С правдой. С тем, что ты, возможно, беременна от меня. А, возможно, и нет. Не знаю. У меня не получается поверить, что ты скажешь мне правду. — Опускаю руки и смотрю на нее. — Я не готов ни к чему подобному.

Выражение ее лица застывает, в глазах отражается шок и ужас.

— П-понимаю. Ты имеешь полное право ненавидеть меня.

Ее слова заставляют меня чувствовать себя сволочью. Я не ненавижу ее. Я бы никогда не смог возненавидеть ее, но… проклятье, она лгала мне. Она предала меня, и не знаю, смогу ли я когда-нибудь пережить это. Не знаю, смогу ли пережить предательство Тристана.

Ну что за гребаный вечер!

Как я смогу им доверять? За эти годы Тристан и я прошли через взлеты и падения, так что полагаю, мы как-нибудь все уладим. Но как я снова смогу доверять Люси? Из того, что я знаю, все эти разговоры о беременности — чушь собачья.

— Пожалуй, мне лучше уйти, — наконец говорит она еле слышным шепотом, опустив голову.

— Да, наверное, так будет лучше. — Я смотрю на ее склоненную голову, мои губы болят от желания поцеловать ее. Но я должен оставаться сильным и не поддаваться искушению. — Могу я… могу я позвонить тебе?

Какого черта я это сказал? Дерьмо.

Она медленно качает головой, слезы теперь текут рекой. Так свободно, что капают с ее щек на землю. И от того, что я вижу, как они падают, мое и без того больное сердце разбивается.

— Не думаю, что это хорошая идея.

И с этими последними словами она ушла. Из моей жизни.

Как будто ее никогда и не существовало.

Глава 26

Люси

— Ты опять прогуливаешь занятия по маркетингу? Ты завалишь предмет, — кричит Джина с порога моей комнаты.

Да уж, спасибо, что напомнила, Джина. Я ведь даже не догадывалась, что такое может случиться. Мне хочется накричать на мою соседку, но сдерживаюсь. Зачем усугублять своё положение ещё больше? С той самой ночи, когда несколько дней назад я вернулась домой, плача так сильно, что у меня болел живот, болело лицо… всё тело болело, я видела от неё только поддержку. Она успокоила меня, уложила в постель и пообещала, что утром мне станет лучше.

Но лучше мне не стало. И до сих пор нет. Я так скучаю по Гейбу, что у меня болит всё тело.

— Я не смогу посмотреть ему в лицо, — скулю я в подушку приглушенным голосом. — Я собираюсь попытаться уйти с курса. Уже слишком поздно идти на попятный, но оценка «W» в дипломе лучше, чем «F»(В американской системе образования F — fail (провал), W — withdrawal (отчисление по собственному желанию), пример).

— Это точно, — вздыхает Джина. — Раз так, ты должна пойти со мной.

Поднимаю голову с подушки, чтобы посмотреть на неё.

— Куда ты собралась?

— За покупками. — Её лицо светлеет, ей кажется, что она подловила меня. — Мне нужно сходить в торговый центр.

Я стону и роняю голову снова на подушку.

— Это последнее, что мне хотелось бы сделать.

Она заходит в мою комнату, я слышу её шаги по ковру, чувствую, как прогибается матрас, когда она садится на край моей кровати.

— Я беспокоюсь за тебя, Люси. Ты сама на себя не похожа.

Просто моё сердце разбито. Трудно вести себя как обычно, когда твои внутренности разорваны на мелкие кусочки, и ты совершенно уверена, что уже никогда не будешь прежней.

— Я в порядке. Я переживу это. Я забуду его.

Мои слова — сплошная ложь. Я не в порядке, даже и близко. Да и как я смогу забыть его, если примерно через восемь месяцев у меня будет постоянное напоминание о нём?

Ну, это ещё не совсем точно, но у меня до сих пор так и не начались месячные, что просто смешно. Наверняка, я беременна. Я не купила тест на беременность, потому что почти не хочу, чтобы она подтвердилась, что глупо, но я живу в стране отрицания, и это довольно приятное место.

Просто… я боюсь реальности. Не знаю, как переживу всё это, но как-нибудь разберусь. Мне придётся. У меня нет выбора. Наверное, я смогу бросить учёбу, найти работу, чтобы содержать нас с ребёнком, и буду молиться, как сумасшедшая, чтобы мама не отреклась от меня.

История повторяется. По крайней мере, я чуть-чуть постарше. Но умнее ли? Да, в этом не уверена.

— Может, тебе стоит обратиться к психологу? Поговорить с кем-нибудь о своих проблемах, — предлагает Джина.

Поднимаю голову и смотрю на неё.

— Ни за что.

— Почему нет? Тебе станет легче, когда выговоришься. Они не будут осуждать, но дадут объективные советы. Мне кажется, прямо сейчас тебе не помешает объективный совет от кого-то. — Я во всем призналась Джине, чтобы она знала, что происходит. И, к счастью, она ни разу не сказала ничего такого, отчего бы я почувствовала себя плохо.

Похоже, больше всего ей жалко меня, а это значит, что я полная неудачница.

— Я не могу позволить себе консультацию, — говорю я, снова положив голову на подушку. Уже влажную от моих слёз. Звучит, как название песни в стиле кантри. Уверена, что прямо сейчас могла бы написать довольно хорошую.

Очевидно, я не в себе.

— В кампусе есть бесплатные консультации. Я могу отвезти тебя туда, — предлагает Джина. — Или, если не хочешь, тоже всё нормально. Я подумала, что должна была предложить.

— Я подумаю об этом. — Поворачиваюсь на бок лицом к ней и едва заметно улыбаюсь ей. — Спасибо тебе. За всё. Ты оставалась… невероятно чуткой, пока я была плачущей, глупой развалиной.