Я только сильнее замялась. Ладони нервно зачесались, и я сильнее сжала чашку.

— Или ты решила, что мать меня из госпиталя заберёт?

Это не я, это она решила. Я вообще не говорила то, что она вновь услышала. Вообще не надо было рот открывать! Ничему я так и не научилась, похоже.

— Нет, я так не думала, — выдала я, как можно твёрже, пряча лицо в кружку, чтобы списать стыдливый румянец на паровую баню! — Но почему ты до сих пор ничего не приготовила? Абсолютно ничего для ребёнка здесь нет. Ну кроме автокресла в машине да шмоток. Как мы жить будем?

Я сделала упор на местоимение «мы»: это я, она и малыш. Мы трое и в абсолютно непригодных для младенца условиях. Аманда явно соглашалась с таким вердиктом, потому и изучала у меня за спиной пустую стену.

— Я же не могу попросить тебя спать на полу…

— А что, как в походе…

Предложение ничуть не удивило меня. Двадцатым каким-то там чувством я понимала, что окажусь на полу, но ума не хватило захватить из дома спальник, а ехать сейчас к отцу я соглашусь лишь под дулом пистолета.

— Только спальник купить надо, — улыбнулась я. — Может, прямо сейчас в магазин поедем?

На часах четыре. Собаку выгуливать в восемь. Времени вагон.

— Много чего купить надо, — кивнула Аманда. — И тортик.

— А его-то зачем?

Вот его-то совсем не надо — я не бегаю, совсем, и пуговица на джинсах врезалась в пупок.

— Примирение отметить, — выдала серьёзно Аманда. — Ты на меня злилась.

Я? Впрочем, можно не возражать, если молчаливое противостояние закончится. И я кивнула, а она ухватила меня за пальцы, позабыв про больной. Я сняла уже пластырь, чтобы быстрее заживало. Однако рана временами побаливала, но я не вырвала руки. Аманда собралась что-то сказать. Наверное, важное, и перебей я её сейчас, другого момента не будет.

— Я в Рино абсолютно одна буду.

Она молчала довольно долго, и я успела испугаться, что следующая фраза должна быть моей.

— И если ты приедешь хотя бы на месяц…

Теперь я обязана была открыть рот.

— Буду няней с проживанием, — попыталась сострить я, чтобы сгладить величественность момента. И, поняв, что шутка провалилась, добавила: — Всё же буду лучше собаки семейства Дарлингов. Кстати, а что с собаками?

— Мать почти всех пристроила. Оставила одну, самую спокойную. Хотя разве бывают биглы спокойными!

Аманда отвернулась, и подбородок ещё больше расслоился, хотя в фас полнота лица оставалась неприметной. Зачем я вновь навела её на нерадостные мысли о матери… И следующая мысль напоминала балансирование на доске, но я решилась её озвучить.

— Это для твоей матери шанс наладить отношения с тобой, — едва различимо говорила я. — И дать внуку то, что она не успела дать тебе.

Молчание Аманды продолжалось целую вечность.

— А для нас, — таким же шёпотом откликнулась Аманда, возвращая немного растерянный взгляд на моё лицо. — Не шанс ли забыть весь этот ужас?

— Какой? — встрепенулась я, испугавшись, что она вновь предложит разобраться со Стивом!

Аманда подскочила со стула, но не схватилась за живот, как делала всякий раз, вставая.

— Я знаю, что достала тебя! — Она подошла почти вплотную к балконной двери, и я не ждала продолжения, но Аманда заговорила. Теперь твёрдо. — Но мне так плохо, что я не в силах держать это в себе.

Что именно? Мысли обо мне? Которые высказывала последнее время. Ничего другого я уже не могла вспомнить.

— Все эти мои мысли про мать, про отца… Да и всё остальное… Я не могу остановиться… Сдержать себя…

Почему она не поворачивается? Я поднялась и сделала шаг к балкону.

— Нет, ты держала. Долго держала.

Я даже протянула руку, но не успела коснуться её плеча. Аманда так резко обернулась, что мы столкнулись животами.

— А у меня больше, — зачем-то сказала она. — Так что тортик точно купим. И потом… Ты всё равно не набрала половины моего веса, как некоторые папашки.

Я втянула живот и отступила. Чёрт, пуговица действительно оставила под пупком след. Я снова подняла глаза на Аманду. Та зачем-то задрала футболку. Её пупок стал похож на приплюснутую спираль.

— Хочешь потрогать ножку?

Когда она в последний раз предлагала мне дотронуться до живота, я не вспомнила бы и приблизительно. Пальцы легли на скользкую блестящую кожу. И почувствовали удар. Такой хороший, сродни взмаху собачьего хвоста. Между пальцами застряло нечто твёрдое. Нечто. Твёрдое.

— Ну как? — теперь голос Аманды дрожал от радости.

— Страшно, — выдохнула я и отдёрнула руку. — Пошли лучше в магазин.

Мы купили спальник. Зелёный с подкладкой в красную клетку.

— Я плачу, — заявила Аманда, когда я полезла за банковской картой. — Потом ребёнок сможет по нему ползать. Я потому и выбрала яркие цвета.

И не успели мы перейти из спортивного магазина в продуктовый, как Аманда схватилась за живот.

— Брекстоны?

Аманда сжала губы и замотала головой.

— Нет, в туалет надо.

Так что тортик я выбирала одна. Думала взять лимонный с меренгами. Даже в корзинку положила, но вспомнила про ненужную нынче Аманде кислоту и поменяла на морковный. Только кусок показался слишком маленьким, и я взяла вторую упаковку.

Кассир долго искал что-то в системе, а потом жалостливо выдал:

— Сожалею, мисс, но на него сегодня нет акции «два по цене одного».

— Я знаю. Пробивайте.

У каждой будет кусок в полтарелки, но раз нет ужина и впереди прогулка с Лесли, то новые джинсы не понадобятся. Ведь так?

— Надо срочно домой, — выдала Аманда, не обратив внимания на количество сладкого.

— Что? — успела испугаться я до продолжения фразы.

— Ничего. Переодеться надо.

Торт оказался до безумия сладким. Не помог и греческий чай. Зато я сумела убедить Аманду выйти из дома не только на прогулку с собакой. На другой день я засунула руку в пластиковую перчатку, и мы отправились рисовать.

— А мы думали, ты уже родила, — норовил сказать каждый и протянуть к животу руку.

Аманда не только не отстранилась, она вновь уселась позировать, только больше двадцати минут не выдержала — малыш разбушевался. И если он колошматил по руке так чувствительно, то о том, что происходило внутри Аманды, не хотелось и думать. Ещё ему понравилась музыка, потому что мы увидели объявление о корридах, испанских балладах, которые под аккомпанемент настоящих старых марьячи инсценировали студенты театрального факультета.

— Правда, в ритм танцует? — прошептала, Аманда, положив мою руку себе на живот.

У меня вспыхнули уши и перестали улавливать какой-либо ритм! В почти пустом зале мы уселись на первый ряд, и мне казалось, что все актёры только и смотрят, что на живот Аманды, а теперь и на мою руку. В голове окончательно смешался испанский с английским, и мои золотоискатели стучали молотами громче железнодорожников, а влюбленная сеньорита оседлала вместо коня мой мозг. Я с нетерпением ждала, когда же завершится песенный экскурс в историю Калифорнии, и Аманда наконец отпустит мою руку. Ладонь горела от соприкосновения с живым существом, который, пусть и не был частью меня, перевернул мою жизнь с ног на голову — это были самые сумасшедшие девять месяцев в моей жизни. Были? Они всё ещё есть.

Глава семидесятая "Ещё рано! Только не сейчас!"

За пару месяцев я успела позабыть, как выглядит медицинский офис, и вновь, как в первый раз, не могла оторвать взгляда от чужих животов, когда осталась ждать Аманду в холле. Читать журналы не хотелось, и я решила пройтись по коридору, увешанному картинами, и остановилась в конце у окна, под которым стояла низкая витрина с погремушками. Мы не купили ещё ни одной. Неужели и игрушки не сочетались в голове Аманды со слингом и тканевыми подгузниками?

— Зачем? Мать явно купила всё, что рекламируют в журналах. А в первую неделю ему ничего не будет нужно, — надулась Аманда, и я испугалась, что врач сказал что-то не очень хорошее. Я так и не спросила, а она так и не сказала про результат анализа на стрептококк. Спросить сейчас или и дальше молчать? Уж лучше молчать, чем в очередной раз нарваться на грубость. Сама скажет, когда будет готова.