Я устроилась с цветными карандашами в пустой аудитории. Идея действительно казалась великолепной — создать открытку-анонс о рождении ребёнка. В голове продолжали крутиться колеса рожка для кормления, но я сумела победить учебное наваждение и нарисовать маленькую фейри на листке ромашки. Мальчики и девочки у народа из холмов очень похожи друг на друга. Вдруг Аманде станет не так обидно от статуса мамы мальчика?
— Ты издеваешься?! Или у тебя просто ума не хватило нарисовать другое?
Я не ждала похвалы, но такое презрение во взгляде явно не заслужила.
— Я только смирилась с мыслью о сыне, а ты лезешь со своими феечками в воздушных платьицах! Дура!
Аманда вырвала листок из моих дрожащих рук и швырнула на балкон.
— Я хотела сделать тебе приятное. Я хотела прекратить ссору, — проговорила я голосом робота, следя за полётом своего творения.
— Я с тобой не ссорилась, — ещё злее выдала Аманда. — Я не мешаю тебе учиться.
Листок не перелетел за перила, и я шагнула за ним на балкон.
— Брось в мусор! Я не хочу его видеть!
Я ещё не разогнулась и лишняя секунда спиной к Аманде помогла набраться храбрости и сказать:
— Раз тебе не нравится, другим понравится.
Толстая бумага выдержала пальцы и гнев Аманды.
— Собралась продавать открытки? — в её глазах горел непонятный мне вызов.
— А почему бы и нет! — выдала я неожиданно по-испански.
— А потому что не надо меня во всём копировать!
— Я тебя не копирую, — мой голос, к счастью, звучал спокойно.
— О, да! — не унималась Аманда. — Ты даже забеременеть хотела!
Я прикрыла глаза, не находя, что ответить, но Аманда и не ждала от меня ответа:
— И опять же обставила всё так, будто ты не причём! Но ты никогда, никогда не поймёшь, что я испытала тогда с Майклом! Он не Стив!
— А я и не хочу понимать! — отрезала я, и сердцем, и головой желая прекратить пустую перебранку. — Лучше расскажи, что сказал врач!
Аманда ходила к врачу одна, хотя изначально назначила встречу на вторую половину дня, чтобы утром не срывать меня с лекций. И вечером сказала только, что с ребёнком всё хорошо. Я не настаивала на подробностях. И на сопровождении тоже, потому что всегда чувствовала себя в смотровом кабинете неловко. А если меня ещё и на роды не возьмут, я, возможно, стану прыгать от счастья. Без одного дня тридцать шесть недель. Ужас-то какой…
— Всё нормально, — повторила Аманда то, что я уже слышала, и тем же каменным голосом, не предвещавшим никакой откровенности. И вдруг, когда я почти ушла на кухню, добавила: — Только кальций стал образовываться в плаценте, что собственно тоже норма на данном сроке, но я больше не буду пить сливки, так что можешь забрать себе в кофе.
Мне в кофе? Разве я пью кофе? Разве я позволяю себе раздражать беременную запретным ароматом? Она что, рехнулась?
— Врач сказал, что меня не может мутить от витаминов. На таком сроке это возможно только во время раскрытия, а у меня на него и намёка нет. Говорит, надо гулять больше.
— Ну вот! А ты акварель нюхаешь! — нашла я, что вставить, понимая, что список болячек на этом не закончился. И раз Аманда раскрыла рот, то точно не закроет в ближайшие полчаса.
— А я и не хочу никакого прогресса. С удовольствием еще месяц отхожу. И даже два!
— Два не получится! — уж это даже я знала.
— И не надо, а то кожа совсем лопнет! Смотри, какой живот! — Аманда даже встала и выпучила его. Напрасно, больше не стал. Но можно нарисовать, коль так хочется! — А врач говорит, что ребёнок средним будет. Сейчас вон всего пять с половиной фунтов намерил. Говорит, хочешь подрастить, ешь виноград. А вот и буду!
— Так не сезон, — попыталась вставить я разумную, по правильному питанию, вещь.
— А мне что, до августа сезона ждать!
Да что она злится на ровном месте!
— И, как ты, спросил, кто будет? Мальчик или девочка, словно в карточке не написано. Ему, типа, не видно! Да какое ему вообще дело!
Давай, теперь только разреветься не хватало. Тридцать шесть недель, блин! Научилась же не дуться, когда спрашивают все, кому не лень, когда ей рожать! А тут… Я наконец дошла до кухни и достала сливки. В вазочке заманчиво чернел банан. Банановый хлеб мы точно печь не будем.
— Ты ещё хочешь ехать с Бьянкой смотреть детёнышей морских слонов? — спросила Аманда.
— А ты уже не хочешь? Тебе детёныши уже не интересны?
Наверное, я плохо пошутила, потому что Аманда насупилась.
— Ты вообще за погодой не следишь? Дождь обещают.
— Ну так ещё могут отменить до завтра. И у них на сайте написано, что экскурсия будет и в дождь. Деньги они всё равно не возвращают.
— Ты согласна мокнуть из-за десяти баксов?
— Да я ничего не сказала. Не хочешь, не поедем! — не выдержала я словесной пытки.
— Я вот хочу и в дождь. Хотела убедиться, что ты не против…
Странная манера задавать простые вопросы! Я взяла чашку от блендера и принюхалась. Даже принюхиваться не надо было. За милю разило какой-то специей! Только какой и почему?
— У меня кардамона в порошке не было и тмина. Думала, смогу в блендере смолоть, не получилось.
Я ещё раз понюхала чашку. Такой запах не перебьёт даже самый перезрелый банан. И я потянулась за ручным блендером. Сливок чуть больше стакана — один банан я сумею взбить. Да не тут-то было. Рука вибрировала, брызги летели во все стороны, а банан, который я не додумалась изначально помять вилкой, намертво застрял в плену ножей. Ну что за чёрт! Я подцепила его ногтем. Только палец испачкала — без толку! Может, ногтем подковырнуть и поднажать…
— Ты можешь вынуть палец?
Неужели я позвала Аманду? Ведь даже крикнуть не могла, глядя, как по сливкам растекаются розоватые ручейки.
— Разожми пальцы! — Аманда сумела снять верхнюю часть миксера и выдрать шнур из розетки. — Вынь палец!
— Не могу!
Или не хочу. Кровь затекала в ладонь и уже оттуда попадала в сливки. Аманда уж не знаю чем — бедром, что ли — пихнула меня к раковине, где на всю мощность бежала вода. Миксер оставался висеть на пальце.
— Дай я выну!
— Нет! — Сколько прошло: минута, две, три? Голос прорезался только сейчас! Наверное, Аманда наблюдала за мной в тот момент и увидела, как я провернула по пальцу лопасти миксера. — Нет!
Аманда держала железку — вода падала сверху, но я не ощущала её холода.
— Вынимай палец!
— Я его не чувствую… — Теперь голос перекрыли слёзы, побежавшие по щекам быстрее воды.
— Вот и вынимай, пока не чувствуешь…
— А если…
Я не сумела выговорить глагол. Ножи провернулись не один раз, пока я сообразила, что другой рукой надавливаю сверху на пусковую кнопку. С пальца стекали розоватые струйки воды.
— Закрой глаза!
Что закрывать? За пеленой слёз и воды я уже ничего не различала. Миксер ударился о дно раковины, но пальца я не чувствовала, только поддерживающую под локоть руку Аманды, но и та исчезла. За спиной хлопнула дверца шкафа, и что-то зашумело — наверное, в ушах, и, побоявшись потерять сознание, я открыла глаза. Мой палец лежал в пенящемся стакане.
— У нас обязан быть обезболивающий спрей!
С трудом переведя взгляд со стакана на Аманду, я увидела разбросанные по полу лекарства и солнцезащитные крема. Она вскочила с пола так ловко, словно живота вообще не было. Я вновь закрыла глаза и открыла лишь, когда Аманда налепила на палец третий пластырь.
— Поедем в неотложку? — спросила она чужим голосом.
— А надо? — отозвалась я дрожащим. Это Аманда видела мой палец, не я.
— Там только один глубокий порез, — Только в голос её по-прежнему не вернулась твёрдость.
— Я не хочу, чтобы отец знал…
В тумане я добрела до дивана. Палец камнем висел в воздухе. Я даже подложила здоровую ладонь под локоть.
— Поедем? — Аманда стояла надо мной, но я не могла оторвать взгляда от забинтованного пальца, потому видела лишь её живот, на этот раз действительно показавшийся мне слишком большим. —Ответь мне наконец!