В этот момент я держала в руках графин и еле удержалась от того, чтобы не плеснуть лимонадом в лицо ораторше. Она что, совсем охренела — говорить подобное будущей матери, прекрасно зная, что та настроена кормить грудью. Они сидели в дальнем конце гостиной на диване, и до меня доносился лишь хорошо поставленный голос Терри. Ответ Аманды не долетел до моего слуха, и чтобы совладать с нервами, я ретировалась на кухню, якобы для того, чтобы достать из холодильника последнюю порцию сока. Не знаю, куда увёл всех разговор, но неожиданно раздался зычный призыв Логана выйти во двор для общей фотографии. Бьянка высунулась на кухню и поманила меня нетерпеливым жестом.
Спасибо, ребята, за спасённый праздник, хотелось крикнуть Бьянке и её парню. От переполнявшей меня ненависти к стоящей рядом Терри у меня, кажется, дрожали руки. Аманда улыбалась как ни в чем ни бывало. Логан вёл себя заправским фотографом, только лишь не выпускал полетать птичку, хотя я и заметила зависшую в воздухе колибри.
Мне уже хотелось, чтобы все разошлись. Или хотя бы Терри вдруг решила вернуться в свой Лос-Анджелес прямо сейчас. Я знала лишь о завтрашних планах Логана и Бьянки. Они сняли мотель и приглашали завтра проехаться к океану для продолжения фото-сессии. Я не успела переговорить с Амандой, но была уверена, что та согласится. Терри я не хотела лицезреть даже этим вечером.
Сейчас же настало время предложить гостям торт, чтобы те взглянули на часы. Стрелки двигались к пяти. Отец обещал вернуться к шести. Я раздала опросник для заключительного конкурса. Все должны были описать своих отцов, а потом каждый вытаскивал палочку с номером и отдавал мне ответ на определённый вопрос. В итоге я встала подле Аманды, Бьянка включила видеокамеру, и я громогласно зачитала анкету сына Аманды.
— Любимый вид спорта: волейбол. Любимое блюдо: суши. Любимый напиток: Лонг Айленд Айс Ти. Любимый цвет: оранжевый. Любимый предмет в школе: математика. Первая машина будет Субару. Закончит Стэнфорд по специальности компьютерные системы и сети. Своё двадцатиоднолетние отметит женитьбой. У него будет трое детей.
Я раздала гостям пакетики с шоколадом, нарочно уронив один к ногам Терри, заставив ту поднять его самой. Не знаю, какой выдержкой надо обладать, продолжая сиять белозубой улыбкой после чуть не сорванного праздника! Она уходила к машине гордой походкой львицы, а я мечтала, чтобы эта идиотка оступилась. Однако Терри спокойно села в машину.
— Спасибо за праздник, — произнесла Аманда едва слышно, нервно собирая в коробку оставшиеся на блюде суши.
Я не успела подумать, присутствует ли во фразе сарказм, потому что Аманда присела на стул и ухватилась за спину.
— У меня было чувство, будто стою на шпильках.
Когда? Она просидела почти весь праздник.
— Хочешь прилечь?
— Нет, — Аманда поспешно убрала суши в холодильник. — Я должна дождаться твоего отца и поблагодарить. Он отвёл меня к великолепному мастеру. И, — в её глазах вспыхнул коварный огонёк. — Я заставила его покраситься. Вот увидишь, он скинул лет пять.
Заскрипела гаражная дверь, но отец так и не вошёл в дом. В окно мы увидели, как собака наматывает круги вокруг дерева. Я выглянула во двор. Отец пылесосил машину — наверное, от шерсти.
— Джим, я ведь просила не делать этого!
Когда Аманда выскочила в гараж, я заметила, что под приподнятой машиной стоит ведро.
— Я сменила бы масло на станции!
— А я сказал, что сделаю это сам, — в очередной раз проявил упрямство отец.
— И как мне его отблагодарить? — спросила Аманда шёпотом, возвращаясь в дом.
— Да он не ждёт никакой благодарности. Ты же сама сказала, что ему скучно. Я сейчас принесу свои рисунки, если у тебя остались силы.
В гараже я достала с полки канистры для старого масла и отнесла отцу, затем полезла по лестнице на антресоли и отыскала мамину коробку, содержимого которой я никогда не видела. Отец собирал её сам. В ней не оказалось ничего маминого. Лишь пара наших погремушек, соска, три шапочки, которые надевают на новорожденных, бирки с именами, карточки, оповещающие о рождении ребёнка, поздравительные открытки. Папка с моими рисунками покоилась на самом дне. Я не могла вывалить детские вещи на пол гаража, потому вернулась со всем добром на кухню. Глаза Аманды вспыхнули.
— Эврика! Мы возьмём твою детскую фотографию, поместим на рисунок и добавим одну из этих вещей. Двенадцать щелчков затвора фотоаппарата, и календарь готов!
Я была несказанно рада, что за меня всё решили. Оставалось приготовить на рабочем столе подходящий фон и дождаться утра. Аманда между тем собралась вынести в мусорный бак мешок с использованными тарелками. Я перехватила его и вышла в гараж. Отец тут же попросил меня подать новое машинное масло, дотянуться до которого не составляло для него никакого труда. Я почувствовала спиной неприятный холодок. Он собирался что-то сказать. Причём, это не должно было достигнуть ушей Аманды.
— Ты знаешь, почему твоя подруга не пригласила мать?
Я ожидала другого вопроса, но и этот не стал для меня неожиданным. Однако я пожала плечами и небрежно ответила:
— Ей далеко ехать. К тому же мы планировали собраться только друзьями.
Такой ответ должен был удовлетворить отца, но лицо его недовольно потемнело. Хотя это мог быть эффект сумерек и тёмных волос. Я испугалась дополнительных расспросов, но он промолчал. Надолго ли? Возможно, отец узнал что-то от матери Аманды, о чём не догадываемся даже мы. Вернее — я.
Глава пятьдесят четвёртая "Полные руки ракушек"
Прекрасное настроение воскресного утра передалось и океану. Волны лениво набегали на берег и даже особо не шумели. Вода оставалась ледяной, и я безумно жалела Логана, который забрался с фотоаппаратом по колено и уже до головы промок от брызг. Я жмурилась на солнце и куталась в тёплую кофту, стараясь не глядеть в сторону серфингистов, боясь растерять последние остатки тепла. На Аманду я тоже смотрела редко, потому что тогда в поле зрения попадал отец, сидящий на краю полотенца, держа за ошейник рвущуюся к чайкам собаку. Он улыбался и, кажется, не планировал портить вылазку к океану неприятным разговором. Однако посеянная отцом тревога дала всходы — раз миссис ОʼКоннер говорила о квартире с дочерью, то явно успела обсудить план действий с отцом.
Бьянка насобирала ракушек и теперь, рассыпав улов по полотенцу, которым поделилась со мной, выискивала целые, планируя дома сделать ожерелье. Я всё ждала от неё хоть какого-то комментария о празднике. Молчание казалось приговором моей дури, и когда отец пригласил прогуляться, я радостно побежала, даже понимая, что прогулка может оказаться всего лишь предлогом остаться наедине. Я старалась не идти с ним вровень, делая вид, что отыскиваю ракушки. Над коричневыми кучами водорослей витала мошкара и кислый запах гнили. Переступая их, я сглатывала непроизвольный ком отвращения. Когда же их уберут! Раньше индейцы собирали их в пищу, и пляжи в доамериканскую эпоху всегда были чистыми.
Я нагнулась, чтобы выковырять из песка очередную ракушку.
— Кейти!
Я вся сжалась. Таким тоном отец отчитывал меня за забытые домашки. Я выпрямилась и наткнулась на его колючий взгляд. От улыбки не осталось и следа. Её смыло набежавшей волной. Серое лицо не соответствовало даже серьёзности разговора о квартире. Мои уши непроизвольно запылали, хотя я не знала причину отцовского гнева. Мы ничего не разбили. Дома даже стало чище, чем перед днём Благодарения. Я сделала шаг назад в сторону ребят, словно могла убежать от разговора.
— Кейти, — отец поравнялся со мной. — Может, пора сказать мне правду?
Правду? Какую правду? О чём? Вопросы проносились в голове, а следовало озвучивать их, чтобы молчание не подтверждало непонятных мне ещё заблуждений отца. Только язык прилип к гортани, и я даже почувствовала горечь океанской воды.
— Я говорил с миссис ОʼКоннор.
Я не сомневалась в разговоре, но для чего отец взял паузу? Паузу, за которую сердце укатилось в пятки. Что, что мать Аманды могла сказать ему?
