Аманда встретила меня запахом томатов, который отозвался в животе неприятный спазмом, хотя съеденная в машине шоколадка дала моему телу передохнуть от тошноты. Я опустила ключи на барную стойку и заглянула в стоявший на плите вок: в томатном соусе среди мелко порубленных овощей плавали креветки.

— Ты чего так скривилась?

Не знаю, что отразилось на моем лице, но предстоящая трапеза действительно меня не радовала — креветки в моём состоянии являлись неудобоваримым деликатесом.

— Мы только в понедельник ели рыбу, поэтому сегодня мне уже можно морепродукты, — между тем оправдывалась Аманда. — Это луизианский рецепт. Сельдерей, перец, томаты — ничего необычного, так что будь спокойна. Ну ни одну же картошку есть! — с жаром добавила она, будто я действительно требовала от неё объяснений. — Всё же мы не в Ирландии! Ты ведь тоже ирландка, да? Потому, наверное, нам так и легко вместе.

Она говорила сама с собой. Я не то что слова не вставляла, но даже не кивала, не успевая ни о чём подумать в оставляемые Амандой паузы. Впрочем, мысли мои в любом случае были далеки от наследия наших островных предков. Я думала про оленей. И даже не о них, а о своём безысходном страхе перед собственной беременностью. Что до прекрасных отношений с Амандой, то взрывы её беспричинного гнева в последние месяцы заставили позабыть два предыдущих спокойных года, или же я была тогда совсем иной, а сейчас неожиданно для самой себя повзрослела? Быть может, и Аманда просто стала взрослой с иными мыслями и принципами, а мне хотелось продолжать видеть в ней бесшабашную студентку?

Разве готовила она что-то подобное ранее? Нет, мы спокойно разогревали себе готовые замороженные шедевры мексиканской и азиатской кухни, а сейчас она решила тратить часы у плиты, когда у нас достаточно дел в этот трёхнедельный курс, от которого одна неделя уже улетела, и я вообще не представляла, как в нынешнем состоянии вытяну его хотя бы на «хорошо», не мечтая о заоблачном «отлично».

Аманда тем временем поставила передо мной тарелку с белым рисом и залила его креветками. Томаты медленно растекались по белому полотну, вызывая болезненные ассоциации, и я даже зажмурилась, настолько соус напомнил мне желаемую кровь. И всё же пришлось заставить себя беспечно улыбнуться, стараясь не исказить лицо гримасой. Аманда уже не помещалась с животом за стойкой и ела теперь вполоборота.

— Ты уже думала о месте праздника? Я читала прогноз, обещают дождливый февраль. Страшно устраивать в парке. Может, поспрашиваем по знакомым зал в их апартаментах? В наших, увы, ничего нет.

Она опять говорила быстро, и я не знала, куда должна была вставить свой ответ, да и расстраивать Аманду своим правдивым ответом не хотелось, ведь я даже на секунду не вспомнила про обещанную организацию действа, не то чтобы открыла хоть один сайт с советами. Я молча созерцала её живот, понимая, как цинично с моей стороны устраивать праздник ещё не родившемуся ребёнку, думая, как избавится от собственного.

— А что если поехать к моему отцу? — предложила я неожиданно даже для самой себя. — Зависит, конечно, сколько гостей ты хочешь пригласить из Долины. А так можно собраться с ночёвкой в нашем доме. Не думаю, что отец будет против.

Идея поехать в Салинас пришла ко мне только сейчас и казалась совсем неплохой. Однако Аманда отчего-то встретила моё предложение без улыбки и даже не донесла до рта ложку. Я тоже опустила свою и радовалась передышке, уж слишком душно было во рту от креветочного послевкусия.

— Я переборщила с перцем? — поспешила осведомиться Аманда. — Я кайенского даже не добавляла, только чили. Вот если не рожу в срок, будем каждый день индийской едой питаться, потому что перец родовую деятельность стимулирует.

— Лучше уж мексиканской, — буркнула я и заставила себя проглотить ещё ложку луизианского блюда, а потом сбежала за компьютер.

Аманда, должно быть, ещё о чем-то говорила, но я в один момент потеряла связь с действительностью, погрузившись в унылое ожидание завтрашнего дня, будто на автомате водя курсором по экрану в поисках лучшей формы для букв, но на самом деле так и не изменила исходного файла. В университет идти не хотелось, глядеть на чужие творения, защищать своё, улыбаться на последние новости — всё казалось в моём нынешнем положении фальшивым и абсолютно неважным. За окном давно стемнело. Жалюзи остались с утра открытыми, и сейчас я больше глядела на отражение своей сгорбленной фигуры, чем на бессмысленно мерцающий экран.

— Послушай, — неожиданно подвинула ко мне стул Аманда, закрыв крышку своего ноутбука. — Мне немного неудобно ехать к твоему отцу. Он станет спрашивать про отца моего ребёнка. Мы же наврали ему на День Благодарения.

— Теперь скажем правду. Скажем, что он погиб в автокатастрофе.

Предлагая своё решение, я не задумалась даже на секунду, настолько оно казалось простым и правильным. Мне важнее было скрыть от отца собственную ошибку — в моём случае правда выглядела намного ужаснее.

— Тогда Джим начнёт меня жалеть, а я даже заплакать не смогу.

Аманда отвернулась и положила руку на живот — должно быть, ребёнок пинался, или кожа зачесалась. Последнее время я перестала следить за движениями Аманды, полностью завязнув в болоте собственного несчастья.

— Неужели ничего?

Я со вздохом облегчения захлопнула крышку ноутбука, найдя в предстоящем разговоре прекрасный предлог для безделья. Глаза болели. Хотелось спать. Только до сна оставалось ещё два часа. Последнюю неделю мы стали ложиться спать поздно. То ли учёба задавила, то ли, будто по мановению волшебной палочки, у Аманды исчезла ставшая уже привычной беременная сонливость. Сейчас мы могли говорить, и, к счастью, не обо мне. Когда нечего скрывать, люди могут говорить о себе очень долго. А вот хранящий тайну трясётся от каждого вопроса.

Только Аманда не спешила отвечать. Она гладила живот, умильно улыбаясь. Я боялась, что разговор завершён, и сейчас она наоборот что-нибудь спросит про меня. И вдруг Аманда всё же сказала, не подняв на меня глаза:

— Нет. Я не могу простить ему своей беременности. Ты не думай, я люблю сына, я не буду ассоциировать его с Майклом, но… Ты не сможешь понять. Я люблю сына, потому что он есть. Просто потому что он есть. Но… Но… Если бы мы тогда не встретились с Майклом, я была бы намного счастливее. Я ненавижу Майкла за то, во что он превратил мою жизнь.

Она вновь говорила быстро, что не было её обычной манерой, и я вдруг поняла, что что-то произошло в это утро, пока я каталась на лошади. И я ещё с разговором о Майкле влезла.

— Нет, не нужно ехать к твоему отцу, — резко резюмировала Аманда и направилась в кухню, так и не озвучив своих истинных страхов.

— Брось, — сказала я, направляясь следом, вдруг почувствовав, как заныла поясница. — Мой отец даже не спросит. И что тянуть с праздником? Давай соберём девчонок в эти длинные выходные. Я всё успею за неделю, обещаю! И твоя мать сможет приехать. Ты же собираешься её пригласить?

Я спросила это, заметив, как помрачнела Аманда. Быть может, она говорила по телефону с матерью, и та, возможно, в обмен на финансовую поддержку, потребовала от неё чего-то? Например, возвращения в Неваду.

— Конечно, нет. Ей это не надо. И вообще… Может, и мне самой праздник не нужен. Я не хочу, чтобы ты тратилась на меня… Всё это так глупо…

— Аманда…

Она ополаскивала тарелки, будто решила шумом бегущей воды положить конец неприятному разговору, но я всё равно не отступилась, встала напротив через барную стойку и уставилась на её опущенную светлую, без намёка на искусственную рыжину, макушку. Теперь я считала себя обязанной устроить ей шикарный праздник, если уж влезла с разговором о Майкле — отец, конечно же, согласится мне в этом помочь. Может, мать всё же потребовала от неё признания, и она сообщила, от кого беременна? Только как спросить об этом Аманду?

— Послушай, ты заговорила о ненависти, — начала я издалека. — Ты боишься, что на твою материнскую любовь повлияет оставленный Майклом осадок?