Ванда ещё много чего говорила, но я уже не слушала, уткнувшись в спасительный телефон, где случайно в группе по искусству наткнулась на удивительные работы Сьюзен Лорди, скульптора по дереву — пусть её фигурки матери с ребёнком были немного грубы, не отшлифованы, со скошенными углами, словно она боялась порезаться ножом, которым выстругивала их, но они были милы, как старые детские игрушки. Особое тепло им дарило отсутствие лиц, как на манекенах, но если манекены были бездушными, то в этих работах такое обезличивание наоборот делало их близкими и тёплыми. Я пролистала несколько скульптур, изображавших будущих отцов, обнимавших беременных, и сунула телефон под нос Аманды, выведя на экран безобидную картинку матери, держащей на руках годовалого, наверное, малыша. Только Аманда чуть не вышибла у меня из рук телефон, и шикнула на меня, совсем не как белка, а змея, чтобы я не мешала ей слушать. Да и плевать… Слушай… Я насупилась и принялась листать дальше, пока не замерла на прекрасных расписных шёлковых платках… Мне вдруг сразу тоже захотелось расписать шарфик, хотя я понимала, что у меня совершенно нет на это времени…

Сегодня преподаватель вновь заговорил про сроки сдачи работ, про то, что мы должны на эти три недели забыть про все развлечения и работать над своими проектами, иначе никто из нас не пройдёт этот курс. Но выживших он пообещал за свой счёт отвести в день экзамена в ресторан. Мы все улыбнулись на его шутку, хотя тот не улыбался и, всем своим видом показывал, что говорит серьёзно… Сейчас в машине лежал пакет с перьями, и я молилась, чтобы в субботу мой желудок не подвёл меня, и я смогла наваять буковки. Завтра же стоит приняться за эскизы буквицы, чтобы учитель успел их покритиковать, и в воскресенье я бы всё окончила и принялась за отчёт по знаменитому типографу, который достался мне по жеребьёвке. Я уже успела в перерыве сохранить себе на телефон понравившиеся средневековые образцы буквиц, хотя всё ещё не имела даже смутного представления, как будет выглядеть моя собственная. Сейчас на парковке я вдруг уставилась на номер одной из машин, и калифорнийское солнце из дизайна номера вдруг слилось с цифрой в странную буквицу. Я даже тряхнула головой, скинув капюшон, будто желая отделаться от дурацкого наваждения.

— Наверное, перед самыми потугами именно так трясёт, — услышала я за спиной голос Аманды и звон ключей.

Мы молчали всю дорогу от госпиталя до парковки, и теперь её неожиданная реплика заставила меня остановиться и обернуться. Она продолжала идти следом с поднятыми к лицу руками, в которых держала связку ключей. Аманда дула на озябшие пальцы, и ключи то ли от ходьбы, то ли от силы её дыхания бились друг о друга. Я пожала плечами и стала протискиваться между машин, чтобы сократить путь до нашей «тойоты», вовсе позабыв, что с животом Аманде между зеркал не пройти. Я даже обрадовалась, что у меня будет лишняя половина минуты, чтобы попытаться вспомнить про холод перед родами или понадеяться, что-то был не вопрос, а просто повтор материала вслух. Но обрадовалась я рано.

— Ты что, не помнишь, что Ванда сказала по поводу видео родов? — не оправдала моих надежд Аманда. — Что когда начинает трясти, надо звать врача, потому что это почти полное раскрытие и…

— Помню, — соврала я, быстро забираясь в машину на пассажирское сиденье.

— Расстроила она меня с врачом, — после выезда из гаража и включения радио на волнах классической музыки вздохнула Аманда. — А Кен уверял меня, что он будет принимать роды.

— Значит, будет, — буркнула я, глядя на мерцающие впереди габаритные огни. — Она же не про твоего конкретного врача говорила, а в общем. Сомневаешься если, переспросишь у него на следующем приёме.

— И месяц буду мучиться!

— Мы месяц будем учиться, как проклятые. Не до мыслей будет!

Я потянулась к сэндвичу, продолжавшему лежать в кармашке дверцы.

— Ты что?! — закричала Аманда при первых звуках шуршащей бумаги. — Он испортился!

— Он просто остыл, — продолжила я разворачивать обёртку.

— Тебе на биологии в школе не говорили, что еда портится на воздухе за три часа?

— Какой воздух?! Здесь холодильник!

— Не надо рисковать.

— Да брось! Я ж не беременная…

Последнее слово я еле выговорила, вжимаясь в спинку, будто под невидимым ударом, но Аманда просто молча вырвала у меня из рук весь сэндвич с бумагой и бросила на заднее сиденье, где тот приземлился на пакет с нашими канцелярскими покупками и плавно съехал вниз на пол.

— Ты что? — выдохнула я, обречённо проследив траекторию падения своего несостоявшегося ужина. — Это же еда!

— Испорченная! Тебе мало вчера было больной головы и тошноты? Что, месячные закончились, теперь можно и травануться?

Она говорила это, будто выплёвывала, только не мне в лицо, а в лобовое стекло, не сводя глаз с тёмной дороги, расцвеченной красными габаритными огнями.

— Сейчас дома будем есть! Сладкая картошка с ужина осталась, хлеб есть, сыр, маслины, апельсиновый сок, немного хурмы доесть, а то к утру вовсе мягкая станет…

— Ты что, сфотографировала холодильник? — разозлилась я.

— А это идея, — не расслышала, видать, моей злости Аманда. — А вообще здорово было бы камеру на блютусе в холодильнике иметь, и программка бы каждый раз обновляла в телефоне фотографию продуктов. Люди вон деньги сделали на совместных ужинах…

— На чём? — без особого интереса осведомилась я, чтобы оградить себя от беременных разговоров.

— Народ тут решил, что готовить еду на одного человека невыгодно. Ты вот приготовила ужин и публикуешь, что у тебя есть на стол. Если кто-то рядом хочет с тобой поужинать, то он платит через сайт за свою часть и приходит к тебе — продукты не пропадают, тебе деньги идут и ещё и компания на вечер…

— Бред! Я бы постороннего к себе домой не пустила! А где безопасность? Народ что, сдурел?!

— Да вовсю эта услуга работает! Вот ты сейчас помираешь от голода, а может тут рядом ужин стынет.

— Да я лучше поголодаю.

— Твоё право.

Мне и дома как-то не особо захотелось есть. Воображение всё продолжало рисовать какие-то дурацкие картины из боевиков, происходившие прямо на нашей кухне. Я даже вздрогнула, когда в дверь постучали, и чуть не закричала Аманде не открывать, но вовремя остановила себя, нагнувшись под стол за оброненной вилкой. Краем глаза я заметила в коридоре соседа, когда обходила барную стойку, чтобы сполоснуть вилку и выбросить подобранный с пола оранжевый кусок сладкого картофеля.

— Кейти, глянь, там в ящике должен быть штопор, — крикнула от двери Аманда, и за свистом выдвигаемого ящика я всё же расслышала слова соседа о том, как они только что сломали свой.

Глупо просить у несовершеннолетних штопор, и ему повезло, что соседка, съехавшая с их квартиры, притащила нам всю свою кухонную утварь — от кухонного комбайна до этого дурацкого штопора. Я подняла несколько раз его «лапки » и со словами «должно быть, работает» протянула штопор соседу.

— А почему бы не сделать сервис на том же блютусе по одалживанию бытовых вещей, — сказала Аманда, затворяя дверь. — Вот отдала нам Джина всё это, а мы только вафельницей и пользовались. А кто-то покупает себе всё это барахло, чтобы использовать раз в год, а всё остальное время оно только место занимает.

— Я бы побрезговала чужое для готовки брать.

— А другие не побрезгуют. И можно не только кухонные вещи, а тот же велосипед, если хочешь прокатиться один раз вокруг дома.

— И потащишься так куда-то…

— Да в том и фишка, что сервис этот на блютусе, то есть люди тебе предложат вещь из соседнего дома. Сосед соседа не обманет, да и время на дорогу ты не тратишь. Ну как?

— Если это так круто, — заключила я, усаживаясь на свой стул с чистой вилкой в руке, — то кто-то это уже сделал, как и тетрис для беременных…

Зачем я только вспомнила про идею Стива да ещё и озвучила её, будто сравнивая её дурость с идеей, предложенной Амандой! Только сама Аманда, кажется, не обиделась, а я в очередной раз прокляла Стива.