С этими словами он кивнул Тому Йохансону. Люди из «Сикрет Сервис» окружили место операции и тело Секретаря.
– Но почему?
– Потому что они знакомы с историей его болезни, – деревянным голосом отвечал Приндл.
– Непостижимо, – прошипел министр. – Если они же довели его до такого состояния...
Тем временем Эрик вполголоса спросил у Тигардена:
– Подобное не в первый раз происходит во время совещания с пришельцами?
– Пятый, – откликнулся Тигарден.
Эрик ткнул в бок Молинари устройство, напоминающее шприц-пистолет, и нажал спуск, производя глубокий выстрел анестетиком. Выпущенный из аппарата зонд стал пробираться к почечной артерии Секретаря.
В зале повисла тишина, слышалось лишь жужжание скальпеля. Казалось, все остальное, в том числе и министр Френик, пропало, утонуло в большом громоздком секретарском теле, заслонившем собой мир.
– Послушайте, Тигарден, – позвал коллегу Эрик, вытирая пот со лба. Он отступил от оперируемого и закурил сигарету. – Пожалуй, стоит проверить, не было ли гипертонического криза у кого-нибудь из сотрудников Белого Дома в последние несколько часов. И, возможно, такого же случая с блокировкой почечной артерии.
– Можете и не искать. У горничной с третьего этажа. Я только что оттуда. Наследственный порок, правда, обостренный непомерной дозой амфетаминов, которые она приняла за текущие сутки. Она как раз тоже начала терять зрение накануне операции. Сейчас все позади.
– Понятно, – сказал Эрик.
– Давайте обсудим позже, – предупредил Тигарден. – Или забудем об этом.
К врачам приближался министр пришельцев.
– Как скоро Молинари сможет продолжить участие в беседе?
Эрик с Тигарденом переглянулись.
– Трудно сказать, – наконец ответил Тигарден.
– Сколько для этого нужно времени по вашему земному календарю? Несколько часов? Дней? Или, может быть, недель? Я не могу задерживаться на вашей планете, на мне лежит ответственность за целую Империю. Последний раз десять дней потратили даром, ожидая, пока он придет в чувство. Я не могу ждать более трех суток.
За его спиной советники, военные и промышленные, складывали бумаги в папки и портфели.
– Есть надежда, что через пару суток он пойдет на поправку, – учитывая крепость организма, совладавшего с таким количеством болезней. Но говорить наверняка я бы не решился.
Обернувшись к Приндлу, министр Френик заявил:
– Мне видится в этом какое-то издевательство. Почему вице-секретарь не может работать за секретаря, который находится в коме? Зачем тогда существует должность? Она что, чисто номинальная?
Тот лишь пожал плечами в ответ:
– Не мне об этом судить. Спросите у Молинари, – он кивнул на бесчувственное тело. – Я всего лишь заместитель, мои функции регламентированы законом, подписанным главой мирового правительства.
Френик пошел на попятный:
– Секретарь Молинари является моим личным другом, которым я очень и очень дорожу. Я хочу быть в курсе его состояния здоровья.
– Вам будут регулярно высылаться бюллетени, – заверил премьер-министра вице-секретарь.
– И все же, почему Империя должна нести главный груз на себе в этой войне? – Френик пожал плечами. – Вы же наши союзники. Отчего земляне так равнодушны к нашей борьбе с ригами?
Ни Приндл, ни оба доктора не дали ему вразумительного ответа.
Тогда Френик обратился к членам делегации пришельцев на своем языке, и вскоре лильцы покинули зал.
– Пришельцы вновь стали ушельцами, – прокомментировал Тигарден.
– На время, – хмуро заметил Приндл. – Поверьте мне, на очень небольшое время.
«Секретарь ООН собственной болезнью и клинической смертью спас полтора миллиона землян, обреченных трудиться на военных фабриках иной звездной системы, – подумал Эрик. – Неведомо в каких условиях и с какими последствиями. Скорее всего, их потом тоже отправили бы на фронт, отдали на растерзание ригам. Или рассадили бы по зоопаркам».
Эрик начинал понимать, что от него как от личного врача Молинари требовалось.
Джино Молинари под охраной «Сикрет Сервис» находился в спальне, полу лежа на подушках, просматривал оппозиционную «Нью-Йорк Таймс», расположенную перед ним на специальной подставке.
– Читать мне разрешено, доктор?
– Отчего бы нет, – откликнулся Эрик.
Операция прошла успешно, давление вернулось к нормальному уровню (с учетом возраста и физического состояния пациента).
– Посмотрите, что пишут в этой паршивой газетенке.
Молинари передал первый лист Эрику.
СОВЕЩАНИЕ ГЛАВ ГОСУДАРСТВ БЫЛО ПРЕРВАНО НЕОЖИДАННОЙ БОЛЕЗНЬЮ СЕКРЕТАРЯ. ДЕЛЕГАЦИЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ, ВОЗГЛАВЛЯЕМАЯ ФРЕНИКОМ, ОКАЗАЛАСЬ В ВЫНУЖДЕННОЙ ИЗОЛЯЦИИ.
– Откуда они все это берут? – подивился Молинари, чей голос еще не окреп после приступа. – Вы, кстати, понимаете, что Френик хотел вынудить меня подписать протокол встречи?
– Понимаю, не вините себя ни в чем, вы все сделали как надо.
«Сколько он продержится? – размышлял Эрик. – В конце концов, добром это не кончится».
Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась Мария Райнеке.
Взяв девушку под локоть, Эрик вывел ее в коридор.
– В чем дело? – недовольно спросила она. – Мне с ним и поговорить уже нельзя?
– Минутку, – Эрик замялся, не зная, как объяснить. – Позвольте сначала спросить вас кое о чем. Молинари когда-нибудь проходил курс психотерапии или психоанализа?
Медкарта больного молчала, но у Эрика имелись определенные подозрения на этот счет.
– А зачем? – Мария зазвенела язычком молнии своего бушлата. – Он сумасшедший?
– Нет, конечно, – втолковывал доктор. – Но его психическое состояние...
– Джино просто невезучий до чертиков, оттого всегда что-нибудь подхватывает. И психолог здесь не поможет: он не влияет на удачу. – Нехотя Мария добавила: – Ну да, был у него однажды какой-то аналитик, консультировал несколько раз в прошлом году. Но вообще-то это государственная тайна, имейте в виду. Если оппозиция что-нибудь узнает...
– Назовите мне, пожалуйста, имя психоаналитика.
– Да чтоб я его помнила! – Глаза Марии зло блеснули. Девушка пристально и с подозрением уставилась на Эрика. – Я даже доктору Тигардену не сказала, а он мне гораздо симпатичнее, чем вы.
– После того, что случилось сегодня...
– Аналитик давно мертв, – оборвала Мария. – Джино убил его.
Эрик уставился на нее непонимающим взором.
– И знаете за что? – она злорадно улыбнулась с жестокостью малолетки, на мгновение вернув Эрика в воспоминания о собственном пубертатном периоде, напомнив, до чего доводили его тогда вот такие девчонки. – За то, что он сказал о болезни Джино. Я не знаю, что именно, но думаю, тот тип был прав. Что и довело Джино до исступления. Желаете отправиться следом?
– Знаете, кого вы мне напоминаете? – ответил Эрик уколом на укол. – Министра Френика.
Мария оттолкнула его, устремляясь к дверям, за которыми лежал больной Молинари.
– Мне пора, прощайте.
– А вам известно, что сегодня во время конференции он умер?
– Да, он делал это множество раз. Ненадолго, разумеется, не дожидаясь биологической смерти. Ну а вы с Тигарденом были, конечно, тут как тут, и успели его заморозить. Я все эти штучки знаю. Кстати, с чего вдруг я напоминаю вам Френика, эту свинью в скафандре?
Она обернулась, изучая его пытливым взором.
– Я совсем не такая, как пришельцы. Вы просто хотите разозлить меня и вывести из себя, да? Чтобы я в горячке проговорилась, не так ли, господин психолог?
– Проговорились о чем?
– О суицидальных комплексах Джино, – она говорила об этом, как о чем-то обыденном. – Да, они у него есть, известно каждому. Наверное, кроме вас. Потому и притащили меня его родственнички: чтобы я не отходила от Джино ни днем, ни ночью. Особенно ночью, когда он совершенно один. Чтобы прижималась к нему в постели или наблюдала за тем, как он расхаживает по спальне, когда у него бессонница. Джино не может оставаться ночью в одиночестве, ему надо с кем-то говорить. Чтобы поднять его утром на ноги, в четыре утра – или это считается ночью? – она усмехнулась. – Понимаете, доктор? А вы делаете это для кого-нибудь? Или кто-то для вас?
