Делеф безразлично жевал гренок. Он не демонстрировал свое отчаянье, но оно истекало из него мутным потоком.

– Делеф, что ты ешь?

Он опустил взгляд на гренок.

– Гренок.

– А если бы ты не посмотрел, ты смог бы ответить?

– В любом случае я уже посмотрел.

Мне лучше бы было не спрашивать, однако я все-таки спросила:

– Почему ты ушел? Надоело?

Делеф пожал плечами. Воспринимай это как хочешь.

Я догадалась. Просто вдруг выступило из общей неясности, будто встречный прохожий из тумана.

– Ты где-то ошибся?

Брат долго, пронзительно посмотрел на меня. Хотя в кухне горел яркий электрический свет (утро выдалось пасмурное), зрачки Делефа были расширены, как плошки, оставляя лишь тоненькую синюю кайму его радужек.

– Нет, – после ощутимой паузы ответил он. – Правильнее объяснить это тем, что я допустил неосторожность.

– Что за неосторожность?

Делеф жевал все тот же гренок, заторможенно двигая челюстями. Мне захотелось подойти, схватить его за плечи и трясти, заставить говорить до тех пор, пока моя тревога не рассеется, как сигаретный дым. Впрочем, у меня есть сомнения, что его рассказ смог бы меня успокоить. Скорее уж наоборот.

– Я не могу это обсуждать, – механически выдал Делеф свою неизбежную фразу и встал из-за стола.

Я в бессилии закрыла глаза. Когда я открыла их, длинная фигура брата переместилась к окну. Делеф приблизил лицо к стеклу так близко, что почти коснулся его носом. Мне не обязательно было смотреть, чтобы видеть знакомый пейзаж. Столь привычная картина: грустный, мокрый в этот сумрачный день садик, несколько яблонь с потемневшей и изрядно поредевшей листвой, кусты шиповника, клумбы с умершими цветами (хм, давно пора бы убрать эти бурые стебли), дорожка, посыпанная песком и кирпичной крошкой. Но таким это видела я. Не знаю, что представало взору Делефа.

Когда он заговорил, его голос был бесцветен и вязок, как глицерин.

– Здесь все по-другому. В нашем доме, вокруг него. Даже воздух другой. Настоящий покой. У меня появилась надежда. Здесь мне станет легче. Уже легче. Может быть, я даже совсем излечусь.

«Совсем излечусь».

Он повернулся ко мне.

– Прогуляемся?

Я согласилась. Делеф поднялся в свою комнату переодеться. Через десять минут я зашла к нему. Делеф все еще возился. Его чемодан был раскрыт, вещи переворошены. На кровати валялся скомканный темно-синий свитер, в котором он прибыл вчера.

– Кажется, у меня нет чистой рубашки, – объяснил Делеф, не оборачиваясь.

Процесс осознания произошедших в нем грандиозных перемен завершился. И это Делеф, который менял носки дважды в день, аккуратно вешал одежду на вешалку, всегда клал вещи на места и никогда не оставлял в раковине грязную посуду.

Размышляя об этом, я стояла возле его чемодана. Флакон из коричневого стекла блеснул среди груды разномастных носков. Я наклонилась и взяла его. Внутри просматривались продолговатые таблетки. Я посмотрела на этикетку. Знакомое название. Где я могла его слышать?

Делеф не нашел чистую рубашку и натянул синий свитер поверх несвежей вчерашней.

– Что это?

Он оглянулся. На свитере сбоку мохрился шов.

– Свитер наизнанку. Переодень. Что это за лекарство?

Делеф потянул свитер вверх. Сквозь ткань его голос звучал приглушенно.

– Просто… что-то вроде витаминов.

– Я вспомнила, – сказала я. – Моя подруга это принимала, когда у нее умерла мать. Это антидепрессант.

– Нет, – возразил Делеф. – Легкое успокоительное, всего-то.

Я нахмурилась. Делеф делал вид, что заблудился в свитере.

– Она говорила, это сильное рецептурное лекарство. Зачем оно тебе?

Делеф наконец справился со свитером и проковылял к выходу из комнаты, оставив мой вопрос без ответа. Я последовала за братом. Неуклюже спустившись по лестнице, он распахнул дверь и в той же осторожной манере одолел ступеньки крыльца. Мне было больно наблюдать его скованные, неловкие движения.

Я прикрыла за собой дверь, не запирая ее, и привычно, не задумываясь, сунула пальцы в прорезь почтового ящика. Ежедневная газета, профессиональный журнал «Розовая оранжерея», письмо – не от Митры. Она не писала писем, предпочитая позвонить, а Делеф наоборот.

Я заберу почту, когда мы вернемся.

Трость Делефа проминала круглые выемки на мокрой размякшей дорожке. Я посмотрела в его сутулую спину, и он неосознанно дернул плечом, почувствовав мой взгляд.

– Поэтому у тебя такие расширенные зрачки, – догадалась я. – Сколько таблеток ты принимаешь в день?

– Пять, может быть шесть, – неохотно признался Делеф.

Моя подруга принимала одну утром. Происходящее с моим братом пугало меня все больше. Я сровнялась с ним и взяла его за локоть. Делеф упорно глядел только себе под ноги.

– Я не думаю, что нам следует продолжать этот разговор, – сказал он виновато.

В который раз за свою жизнь я подумала, что его скрытность мучительна.

– Но я хочу поговорить об этом, – резко возразила я, и Делеф все-таки, пусть мимолетно и искоса, посмотрел мне в глаза.

Он сдался сразу. Это было совершенно ему не свойственно, но он был слишком изнурен.

– У меня было что-то вроде долгого приступа плохого настроения. Потом ситуация усугубилась, и я понял, что лучше прибегнуть к помощи медикаментозных средств.

– У тебя был нервный срыв?

– Да, – сонно согласился Делеф.

– После увольнения?

– Нет. Да. Из-за этого я ушел.

– Почему ты не рассказал мне?

– Я способен самостоятельно решать свои проблемы. Незачем попусту тебя тревожить.

– Кто назначил тебе лечение?

– Я сам его себе назначил.

– С каких пор ты разбираешься в психиатрии, Делеф?

– В собственных ощущениях разбираюсь только я, – в интонациях Делефа сквозило раздражение.

– Когда все это началось? – спросила я мягче, чтобы не провоцировать конфликт.

– Смотря что считать началом. В начале лета? В сентябре?

У меня разболелась голова. Я едва удерживалась, чтобы не закричать на брата. Его бессмысленное упрямство доводило меня до белого каления.

– Почему ты такой, Делеф? Почему ты не можешь признать, что у тебя неприятности? Зачем ты доводишь себя до критического состояния?

Делеф мотнул головой.

– Ты не понимаешь. Мне удалось в какой-то степени справиться с этим. Таблетки хорошо помогают, Силена, надо только иногда увеличивать дозу.

– Хорошо помогают? Это, по-твоему, улучшение?

– Ты же не видела, что творилось со мной прежде, – возразил Делеф.

Как будто подобные заявления способны меня успокоить…

– И сколько еще ты намерен увеличивать дозу? Вот именно, что это таблетки, а не конфеты. Ты можешь умереть из-за них, об этом ты подумал?

Он не нашелся, что ответить. Голый прут кустарника царапнул мое бедро, и я осознала, что мы давно покинули пределы сада и бредем по мокрой траве, не думая куда… Я вдохнула холодный влажный воздух и подняла воротник плаща. Конечно, я держала подобные опасения при себе, но иногда мне приходило в голову, что с моим младшим братом в принципе что-то серьезно не так.

Мы шли, держа дистанцию там, где позволяла ширина пути. Думаю, мы были обижены друг на друга. В битве за понимание мы оба проиграли. Под травяным ковром хлюпала грязь. Делеф сгорбился еще больше и казался ниже ростом.

– Я же приехал. Значит, я хочу, чтобы мне стало легче, – тихо произнес он спустя несколько натянутых минут.

– Да, хочешь, – примирительно согласилась я. – Но одного желания мало. Ты должен обратиться за помощью к специалистам.

– Ты не понимаешь. Никто не может помочь мне.

Мы прошли мимо полуразрушенной каменной стены. Я была задумчивой и грустной, Делеф мрачен. Вдруг я остановилась как вкопанная.

– Куда это мы забрели? – пробормотала я, осматриваясь.

Тоскливое место. Дальше от стены оставались лишь разбросанные по земле каменные блоки. Среди блоков поблескивали темно-зеленые бутылочные осколки. Разросшиеся кусты, преградившие путь, походили на странных, теряющих бурую шерсть зверей, выбравшихся из земли в последние дни их жизни.