Дрейф

Фиолетовый океан, совсем без волн, чуть подёрнутый рябью от несильного ветра. Фиолетовые тучи, тяжело придавившие ставший близким горизонт. Белые горы айсбергов с чистой лазурью у подножья. Они застыли, словно и не плавающие осколки Антарктиды, а поднимающиеся со дна океана ледовые острова. Их подтаявшие берега образовали огромные гроты, а на острых мысах – сквозные проходы, через которые может пройти даже небольшое судно. Оттуда доносятся леденящие душу звуки, похожие на дыхание неведомого гигантского чудовища. Но эта загадка Белого Сфинкса легко отгадывается – то дышит в ледяных гротах своей почти незаметной зыбью Южный океан. Пока он свободен от сплошного ледового панциря, спешит надышаться на долгие месяцы зимней спячки.

Его фиолетовая спина, на которой он несёт тяжёлую ношу ледовых гор, покрыта бурыми пятнами креветочных скопищ. Где-нибудь между ними вдруг ударяет к небу китовый фонтан или прорезает фиолетовую рябь плавник самого страшного океанского хищника – касатки. Тогда из воды стремительно выскакивают на лёд перепуганные пингвины. Неуклюжие ходоки, но замечательные пловцы, они мчатся под водой со скоростью торпеды, а потом, свечой взмывая над краем льдины, валялся друг на дружку, образуя кучу малу.

В Антарктике – лето. В это время белый материк притягивает к себе из далёких северных стран птиц и людей. Первых – миллионы, вторых – значительно меньше. Но законы, по которым, оставляя тёплые насиженные места, они стремятся сюда каждый год в одно и то же время, наукой доподлинно пока не объяснены.

Есть такая сизо-серая небольшая птица с красным клювом, красными лапками и чёрным чепчиком. Это полярная крачка. Выведя птенцов где-нибудь на островах Белого моря, она в августе устремляется в далёкую Антарктиду. Спустя месяц-два туда направляются и наши экспедиции. Ещё неизвестно, что заставляет полярных крачек дважды в году огибать почти половину земного шара. Но и наш полярник, в третий, в пятый, в десятый раз отправляющийся к берегам шестого континента в полуторагодовую экспедицию, тоже не скажет, почему его дети растут без него. Разве что сошлётся на силу магнитного притяжения, которую довелось испытать и нам, когда мы приблизились к Южному магнитному полюсу…

Старший лейтенант Игорь Анисимов пришёл в Антарктиду впервые. До этого он не испытывал на себе влияния загадочных сил Южного магнитного полюса. Как человек военный он здесь, можно сказать, силой приказа. Но скольких мытарств стоило ему добиться в гидрографической службе флота включения в состав южно-полярной экспедиции на океанографическом исследовательском судне «Адмирал Макаров». И хотя сейчас на карманном календаре отмечается уже четвёртый месяц плавания, всё же он всегда просыпается с чувством человека, которому очень повезло. Это чувство заставляет отдаваться работе настолько, что ничего не остаётся для тоски по дому или для известной морской хандры, которая наступает обычно на третий или четвёртый месяц плавания (у кого как) и опасно консервирует душу и мозг.

Вот и сейчас на вахте в гидрографической лаборатории, склонившись над большим штурманским столом, Игорь с упоением придавался любимой работе – вёл параллельную прокладку курса судна. Когда тень от его непокорного русоволосого чуба в очередной раз накрыла на маршрутной карте море Дюрвиля, в которое входил «Адмирал Макаров», он быстрым движением надел пилотку. Колдуя с параллельной линейкой и до игольчатой остроты отточенными карандашами, старший лейтенант не замечал, как почему-то сам по себе у него высовывался кончик языка. В это время в его светло-серых глазах появлялся такой блеск, будто множество крохотных осколочков зеркала отражали лившийся от настольной лампы свет.

Игорь не любил смотреться в зеркало, не любил фотографироваться, потому что ему не нравилось его курносое с чуть припухлыми губами лицо. И в семейном альбоме, который обычно показывается гостям, хранится единственная фотография: на ней он снят незамеченным фотографом за прокладкой курса.

Двадцатипятилетний старший лейтенант Игорь Олегович Анисимов считал себя человеком и в служебных, и в житейских делах достаточно опытным. В двадцать два он закончил гидрографический факультет Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе в Ленинграде, в тот же год женился на выпускнице ЛГУ, а через месяц после свадьбы, прибыв к новому месту службы в Севастополь, ушёл в своё первое офицерское плавание. Это был недолгий штурманский поход с молодыми штурманами флота вдоль черноморского побережья.

Игорь же все пять лет учёбы готовил себя к дальним походам за экватор, к открытиям, пусть не сенсационным, но в океане всегда реальным и всегда оставляющим на штурманских картах конкретный след. Он свято верил в то, что есть ещё в мировом океане тот маленький островок, та небольшая укромная бухточка, которые суждено увидеть ему первому.

А сейчас была будничная работа: навигационно-гидрографическое обеспечение боевой учёбы Черноморского флота. Что это такое? Скажем, в ходе плановых учений предстоит высадка морского десанта на необорудованное побережье. Как обеспечить безопасность на подходах к заданному району и на акватории высадки? Как безопасно подводить к берегу огромные десантные корабли и вместе с ними стремительные «Джейраны» на воздушной подушке при абсолютном отсутствии средств навигационного обеспечения? Как маневрировать этим кораблям на акватории по картам с редкой сеткой глубин? Или как удержать у кромки берега, открытого для ветров и волнения со всех направлений?

На эти и множество других вопросов и должны ответить те, кто первыми выходит на гидрографических судах и катерах в район учений, а в военное время – в район боевой операции. Работа для молодого офицера-гидрографа безусловно интересная, а для кого-то даже захватывающая. Уже одно то, что цена твоей ошибки может быть равна аварии, а то и чьей-то гибели, заставляло собирать в кулак все свои знания, всю волю.

На таких выходах Анисимов работал сутками, старался не допустить ни одной ошибки, за что был замечен начальством. И в комсомоле двинули в секретари. Игорь не гонялся за синей птицей и по-хорошему, по белому завидовал своему однокашнику Сергею Балашову, которому на распределении судьба улыбнулась – он был сразу назначен на большое океанографическое исследовательское судно «Адмирал Макаров». И уже ходил на нём в Индийский океан.

* * *

В гидрографической лаборатории «Адмирала Макарова» вели прокладку курса параллельно со штурманской рубкой в исследовательских целях. Здесь шёл систематический промер глубин и каждое значение глубины океана, отмеченное самописцем эхолота, должно точно соответствовать определённой точке на штурманской карте океана, через которую только что прошёл «Адмирал Макаров». Только тогда это будет достоверная линия промера, а полученные уточнённые данные лягут на штурманские карты всех мореплавателей.

Чтобы измерить глубину во времена адмирала Степана Осиповича Макаров, гидрографы под неизменную «дубинушку» долгие часы вначале опускали, а потом тянули из бездны длиннющий линь с привязанным к нему свинцовым или чугунным лотом. Сейчас достаточно включить прибор, называемый эхолотом, и он тут же покажет, сколько футов под килем. Однако его показания не могут быть абсолютными. Старшему лейтенанту Анисимову нужно внести поправку на приливно-отливные колебания уровня моря в конкретном районе, затем к полученной глубине прибавить величину осадки собственного судна, потому что антенны эхолота установлены в днище судна, а осадка меняется в зависимости от солёности воды, которая в разных районах океана разная, кроме того – учесть изменения скорости звука в воде, зависящей так же от её солёности и температуры… В общем, не скучная работа.

Многое должен успеть вахтенный гидрограф, действуя буквально в режиме автомата. Анисимов успевал ещё и думать. Увидев, что самописец эхолота до этого тянувший прямую линию начал вновь выводить горку, Игорь оторвался от прокладки. «Надо же, за вахту уже третья горка…». Он достал из металлического шкафа перфоленты эхограмм, записанные на предыдущей вахте. И там увидел эти неожиданные горки.