– Спасибо, – Алька закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон, Полина тихо прикрыла за собой дверь.

Альке снился вечер. Будто бы она отпустила и водителя, и домработницу Лидию, и сиделку, лица которой не видела, а имени не знала.

Она была дома, в своей квартире, которая побывала на обложках минимум пяти журналов только за последний год. Ремонт в квартире Алька делала примерно раз в три месяца. Не во всей сразу, но как только нужно было опробовать новый тренд в дизайне интерьеров, или появлялось интересное покрытие для пола или стен, а сама Алька уезжала в командировку – в квартире начинался ремонт. Общей концепции поэтому не было, так, условная эклектика. Зато демонстрировать различные решения заказчикам можно было в любой момент.

Квартира была красивая, большая, объединённая из двух разных, поэтому с двумя санузлами и большой гардеробной, где Алька хранила наряды. Нарядов было много. Она воспринимала одежду, как сценический костюм. И, поскольку роли ей всё время приходилось играть разные, то в гардеробной можно было найти и «косуху», которой позавидовал бы любой байкер, и манто, в котором прилично было бы появиться на приёме у английской королевы. Деловые костюмы, с юбками и брюками, вечерние платья, игривые сарафаны, джинсы и спортивные костюмы. Ко всему этому обувь, сумки, ремни и коллекция тёмных очков. Словом, кто бы ни принялся встречать Альку по одёжке, каждому бы она показалась одетой уместно. Благо, сидело всё это на ней, высокой и практически плоской, отменно.

Она знала, что назвать её красивой нельзя: к мальчишеской фигуре прилагалась мальчишеская же стрижка, волосы самого обычного пепельного оттенка и совершенно незапоминающееся лицо. Особенно если над ним не поколдовали визажисты, услугами которых она непременно пользовалась перед всякого рода презентациями, благотворительными вечерами и прочими публичными мероприятиями. Однако, на внешность свою Алька не жаловалась.

Во сне она была не в гардеробной, а в своей спальне, лежала в кровати. Рядом с кроватью появился стол, на нём стояли вода, какие-то разноцветные соки в бутылочках, лекарства, тут же был ноутбук. На огромной плазменной панели, висящей напротив кровати, мелькали кадры фильма. Почему-то чёрно-белого, хотя в жизни она предпочитала современные: цветные, совсем простые и понятные, без лишнего пафоса и смысла, исключительно ради развлечения. И не отличала актёров друг от друга, не говоря уж о том, чтобы знать их имена, хотя с некоторыми её даже знакомили всё на тех же мероприятиях. Алька хотела переключить канал, но не нашла пульт. Поискала его глазами, пошарила вокруг себя и на столе, аккуратно приподнимаясь, насколько это было возможно. Пульта не было. И вообще не хотелось никакого кино.

Квартира показалась вдруг душной. Стены – три одного цвета и одна, как полагается, акцентная, в крупных тропических цветах, давили. Свет от дизайнерского светильника, привезённого из Франции, беспощадно резал глаза. И вновь навалилось то чувство, от которого она сбежала тогда из кабака, с корпоратива. Чувство безграничного одиночества и беспомощности.

– Алевтина Павловна, проснитесь! Проснитесь же! – молодая медсестричка встревоженно трясла её за плечо. – Вы кричали, у вас всё в порядке? Болит что-то, врача позвать? Да вы вся мокрая, подождите, я вам промокну лицо.

– Нет, простите. Ничего не болит. А который час?

– Так обед уж скоро, вы давно спите, хотя вам и полезно. Попить?

– Да, спасибо. И дайте мне, пожалуйста, телефон и вон тот листочек, на столе, там номер записан.

Провалила Варя задание! Вот и как теперь Панкрату объяснить, что она сделала всё, что могла, но ни врач, ни Алевтина Павловна её стараний и их с Панкратом предложения не оценили, и даже посмеялись над ней. А ведь и правда – хорошее предложение!

Да, дом у неё, конечно, не похож был на роскошные особняки, которые начали появляться в их деревне лет десять-пятнадцать назад: из кирпича, с красивыми ухоженными лужайками и продуманным ландшафтным дизайном, который едва можно было рассмотреть за высоченными глухими заборами. Но Варин дом был уютным, светлым и в любое время года умопомрачительно пах деревом. Панкрат так хитро его перекроил и перестроил, что из покосившейся избушки получились три, пусть и не особенно большие, комнаты и просторная кухня, совмещённая со столовой, где стояла настоящая русская печь.

А особенно Варя любила террасу, тоже деревянную, широкую и с видом на лес. Пол на ней был застелен разноцветными вязаными половичками, она сама их вязала, на внушительном деревянном столе, тоже Панкратовых рук дело, весной и летом всегда стоял кувшинчик с полевыми цветами, с одной стороны стола расставлены были тяжеленные резные стулья, а с другой – удобная скамья со спинкой, заваленная пёстрыми подушками разных размеров.

Но главной достопримечательностью террасы было кресло-качалка, Панкрат подарил его Вариной маме на день рождения и когда мама погибла, Варя долго не могла садиться в него, а однажды, пересилив себя, почувствовала, будто не в кресле сидит, а у мамы на коленях, и с тех пор это её любимое место во всём доме. На зиму кресло переносили внутрь и ставили у печки. Кресло часто появлялось на фото в Варином блоге и собирало лайков чуть ли не больше, чем селфи само́й Вари, что и понятно – не «Икея» вам штампованная, а ручная работа, да какая искусная!

На участке никакого ландшафтного дизайна не было и в помине, зато беспорядочно росли раскидистые старые деревья – яблони, вишни, сливы, абрикосы и груши. Был и малинник, малина поспевала крупная, сладкая, бархатистая кожица таяла на языке. Малину нужно было есть со сметаной, которую все знающие в деревне покупали у бабы Светы, очень уж вкусная сметана (и молоко, и сливки к кофе, и творог) получалась у её коровы с незатейливым именем Зорька.

А ещё было много сирени, по весне она лезла ветками в дом и пахла так, что этот аромат можно было консервировать на зиму. А уж сколько желаний можно было загадать, обрывая цветы с пятью лепестками!

Дорога до Панкрата предстояла долгая, потому что Варя не смогла утром заставить себя сесть за руль и сейчас тряслась в автобусе. Пожалуй, она успеет полистать ленту – аж с пятницы в Инстаграм не заходила! Телефон почти нашёлся в закутке на дне огромного Вариного рюкзака и внезапно зазвонил. От неожиданности Варя вздрогнула, телефон снова поглотило нутро рюкзака, и оттуда он продолжил недовольно издавать звуки, пока она не нащупала его вновь. Номер был неизвестный, Варя приняла вызов и, перекрикивая кряхтение дряхлого автобуса, прокричала:

– Алло? Слушаю! Я вас слушаю, только говорите громче, у меня плохая связь!

– Варя? Здравствуйте ещё раз. Это Алевтина Павловна. Послушайте, Варя, я обдумала ваше предложение и готова на него согласиться. Но есть условия, которые мы обсудим при личной встрече. Когда вы сможете подъехать?

Кажется, пара бабушек, сидящих по соседству, перекрестились после того, как Варя издала ликующий звук – нечто среднее между «Уииииии!» и «Обалдеть!», и подкрепила всё это несколькими торжествующими жестами, но ей было всё равно, и она прокричала:

– А когда, когда нужно, Алевтина Павловна? Я недалеко совсем уехала, я могу вернуться сейчас! Вернуться? Я могу!

– Нет, Варя. – голос Алевтины Павловны был спокоен, но парадоксальным образом чётко слышен, вроде бы она даже помехи могла усмирять. – Давайте встретимся в пятницу, думаю, к этому моменту будут ясны сроки моей выписки.

– Да, да, да! Конечно! Я тогда в пятницу приеду!

– Всего хорошего, Варя.

– До свидания, Алевтина Павловна!

Никогда ещё Варя так сильно не желала побыстрее оказаться дома. От остановки не шла даже, бежала, игнорируя весенние лужицы и распугивая купающихся там воробьёв. И, едва показалась их улица, закричала:

– Панкрат! Панкрат! Выходи скорее!

Панкрат показался на пороге дома, поспешил во двор, вид у него был встревоженный: