– А любить вы способны? – В вопросе Роберта не было и тени иронии. – Вам знакомо это чувство?

– В физиологическом смысле, конечно, нет, но в духовном… любовь знакома нам как вечное стремление к совершенству.

– А иные чувства? Радость, грусть, обида, злость, гордость?

Вир покачал головой.

– Слишком много вопросов, мистер Новак. Вы пытаетесь применить к нам человеческие категории, но я повторюсь: мы не отвлекаемся по всяким пустякам, связанным с потребностями материальной оболочки, – у нас её просто нет. Многие из перечисленных вами чувств, подобно гигантскому якорю, что вы недавно создали, никогда не позволят стать по-настоящему свободным! Откажитесь от всего этого – и вы сделаете первый шаг на пути к совершенству. Первый шаг к возможности, которую я вам уже продемонстрировал. Хотя, сугубо между нами, то, что вы здесь наворотили, – так себе мирок, больше напоминает пыльный чулан с забытыми игрушками. Но это только начало! Вот, взгляните, какие миры можно создавать!

Вир сделал приглашающий жест – и стены комнаты словно растворились в солнечном свете. Роберта ослепило, он зажмурился. Прикрывшись ладонью, мистер Новак попытался что-либо разглядеть в безудержном буйстве ярких красок. Слепило отовсюду. Сверху сиял раскалённый добела диск. Снизу электрическими искрами рябила водная гладь. Слева зеркальной чешуёй пылал чрезвычайно сложный архитектурный ансамбль. А справа в белоснежном облаке, окутавшем водопад, повисла радуга. Роберт стоял на жёлтой каменной плите, полого уходящей в воды лазурного озера.

– Ну, как вам? – Вир подал ему предмет, напоминающий солнечные очки. – Наденьте, солнце очень яркое.

– Это мир, созданный виртом? – Мистер Новак надел очки, и глазам стало намного легче. Предметы сразу обрели чёткость и контраст.

– Этот мир создал я. Здесь мой дом, здесь я предаюсь размышлениям, здесь творю и созерцаю. Сейчас полдень, и солнце находится в активной фазе, но вечером я заставлю его остыть и скатиться вон за тот горный хребет. На закате небо вспыхнет пурпурно-алым, а озеро потемнеет и подёрнется легкой туманной дымкой. Зелёная долина у подножия гор заполнится тенями, а стены моего зеркального замка станут ловить прощальные золотые нити заходящего солнца. Ночью далёкие планеты будут не спеша проплывать в чёрной глубине уснувшего озера, водопад успокоится и в полной тишине послышится тонкий перезвон хрустальных созвездий… Ну, что скажете, Роберт, как вам мой мир?

– Вы поэт! Красиво, конечно…

В воздухе повисло невысказанное «но». Мистер Новак задумался: «Безусловно, это всё очень красиво, но… Что-то здесь не так».

Роберт ещё раз внимательно осмотрелся, вдохнул полной грудью и поднял ладонь.

«Солнце. Чрезвычайно яркое, какое-то сухое, плоское. Оно ослепляет, оно режет глаз остротой кромки. Оно способно выжечь, иссушить изнутри, но при этом оно совершенно не греет. Моя ладонь не чувствует тепла. Это не настоящее солнце. Оно мертво, словно электрический фонарь. Очень мощный фонарь. Ночной прожектор на станционной вышке».

Мистер Новак подошёл к озеру, зачерпнул воды в пригоршню, попробовал. Её вкус невозможно было уловить. Удивительно пресная, абсолютно нейтральная. Роберт был уверен, что, зайди он сейчас в озеро, оно не освежит его прохладой тёмных глубин или не встретит теплом прогретой отмели. Оно не оставит о себе никаких впечатлений.

«Это озеро наполнено пустой водой. Не настоящей. В нём нет, и не может быть жизни. Огромная ванна. Стерильный бассейн, выложенный белым кафелем».

Мистер Новак двинулся в сторону водопада. Медленно приближаясь, он то и дело глубоко втягивал носом воздух, останавливался, прислушивался к размеренному шуму.

«С водопадом тоже непонятно. На уровне картинки всё безупречно, но вот на уровне ощущений… Вода движется? Да. Сверху вниз? Точно. Над всем этим висит облако водяной пыли? Висит. Но почему тогда воздух остаётся сухим? Почему я не чувствую вибраций от непрерывного падения тысячетонной массы воды?»

Роберт вплотную приблизился к водной стене. Он знал: водопад такого размера способен убить мгновенно. Раздавить о камни, словно фабричный молот. Однако чувства опасности не возникало. Мистер Новак погрузил руку в поток. Давления воды почти не ощущалось, будто его ладонь находилась всего лишь под кухонным краном.

«И водопад ненастоящий. Театральная декорация. Словно старая плоская фотография, изображение на которой вдруг пришло в движение, – любопытно, но как-то неуместно».

– И всё-таки, как вам мой мир? – повторил свой вопрос Вир и, не дожидаясь, ответил сам: – Осмелюсь предположить, что вам не понравилось. Вы бы всё здесь переделали, не так ли?

Роберт тактично промолчал.

– Ну, мистер Новак, не бойтесь меня задеть! Скажите, что вы думаете по этому поводу?

Роберт вздохнул.

– Ну, раз вы настаиваете… Я думаю, что это неполноценный, купированный мир, наполненный движущимися картинками и картонными декорациями.

На удивление Вир радостно воскликнул:

– Вот! Я знал, что вам не понравится. Именно поэтому я предложил вам остаться с нами. Поймите: вы способны творить! Мы дадим вам все необходимые инструменты для этого. Ваш мир станет лучшим из миров, созданных виртами, и я сочту за большую честь регулярно вас навещать!

Роберт покачал головой.

– Нет, месье Вир, пожалуй, я всё же откажусь от вашего предложения. Мне как-то не хочется расставаться со своей материальной оболочкой. Привык я к ней, прикипел. Конечно, лишённая души, она сможет ходить на службу или выполнять какие-то рутинные обязанности по дому. Но общаться с друзьями, воспитывать детей, а главное – любить ту единственную, которой принадлежит моё сердце, любить по-прежнему, искренне, всей душой… нет, я не могу так поступить. – Роберт посмотрел Виру в глаза. – Знаете, я неважно рисую и не блещу виртуозной игрой на гитаре. Тексты моих стихов просты и незамысловаты, я вообще далёк от категорий гениальности, но кое в чём я всё-таки разбираюсь. Замысел будущего произведения рождается здесь. – Роберт коснулся ладонью своей груди. – В виде маленькой искорки или в виде большого взрыва, это не важно. Главное, что изначально идея возникает именно здесь, в сердце. Люди считают его вместилищем души. Рождённый душой замысел обретает содержание и форму уже в другом месте. Цвета, звуки, слова, сюжетная линия появляются здесь. – Мистер Новак приложил палец к виску. – Именно здесь формируется основной облик произведения, а затем дополняется мельчайшими деталями, которые делают это произведение уникальным. Это место является вместилищем ума. Конечный же результат рождается здесь, на кончиках пальцев, которые торопливо скачут по клавишам, являя миру новый роман, или нежно касаются упругих струн музыкального инструмента, или точными движениями толкают кисть к поверхности холста. Так и только так появляется гармония, рождённая на свет в сочетании противоположного. Душа, ум, руки – вот главные инструменты создателя. Лишите творца любого из них – и созданная им гармония рассыплется в прах. Из трёх инструментов себе вы оставили только один. Теперь предлагаете его мне, забрав взамен два оставшихся. Вы не находите, что этот обмен не в мою пользу? Простите, месье, но я считаю, что из вашей затеи ничего не выйдет.

После некоторого молчания Вир улыбнулся.

– У вас творческая натура, мистер Новак! Это нам очень импонирует. – Он наклонился к Роберту и, зачем-то прикрывшись ладонью, тихо произнёс:

– Только прошу вас, не делайте поспешных выводов и не спешите с ответом! У вас ещё будет возможность убедиться в ценности нашего предложения, но и вы не лишайте меня надежды. – Затем Вир резко выпрямился и торжественно произнёс: – А вот и мои гости! Кстати, из уважения к вам, мистер Новак, я лично попросил каждого из них явиться в человеческом облике.

* * *

Это было удивительное зрелище. Гости появлялись прямо из солнечного света. По одному и группами они ступали на каменную плиту и располагались большим полукругом, в центре которого находился Роберт. Многие лица ему были хорошо знакомы. Мистер Новак с любопытством узнавал в них то известного политика, то выдающегося исторического деятеля, то великого учёного, то популярного актёра. Причём многие персонажи были продублированы по нескольку раз. В своём окружении Роберт насчитал не менее двух Нобелей, трёх Кастро, двух де Голлей, четырёх Тесла, двух Хирохито и многих-многих двойников не менее знаменитых личностей. Кроме Вира здесь присутствовали еще два Мэтта Деймона, а в задних рядах, смешно вытягивая шеи, маячили сразу несколько американских президентов.