...Словом, я переехал границу в Базеле и нажал на акселератор, чтобы дотемна успеть проскочить Сен-Готард. Однако за Цюрихом, когда дорога начала ввинчиваться в горы, миновала Альтдорф с его музеем, где хранится махонькая деревянная кроватка генералиссимуса Суворова, повалил весенний снег, быстро таявший, превращавшийся в жирную, скользкую кашу. Загорелись слова на табло, укрепленном вдоль дороги: "Перевал закрыт!" Я поехал на железнодорожную станцию, где формируются автоэшелоны, которые тепловоз протаскивает через длиннющий сен-готардский тоннель; мою машину загнали на платформу, велели поставить на тормоз и включить вторую скорость; я закрыл окна, эшелон двинулся, и шел он сквозь Сен-Готард, и было это до того поразительно, что словом передать нельзя, и вставали за этим русские чудо-богатыри, и противостояние европейских гигантов, и живопись Сурикова, и маленькая кроватка в музее, которую я смотрел в первый свой приезд сюда, когда зашел к мадам возле памятника суворовским богатырям в селение Сен-Готард, около Чертового моста, и мадам показала мне ружья и сабли русских воинов, продала открытки с видами, посетовала на леность молодых "швицов", которые всю мужскую работу отдали "югославам, испанцам, туркам, а сами не смогут скоро не то что дверь починить, но и ребенка сделать", и предложила выпить глоток хорошего вина в память моих соотечественников, павших здесь, на этой земле.

...В маленьком городке Айроло - а это уже итальянская Швейцария - было тепло, снега нет и в помине, а ехать через тоннель всего минут двадцать; небо здесь совершенно особое, иное, чем в немецкой части страны; больше звезд, они ближе к тебе, ярче, весело перемигиваются друг с другом; из открытого окна маленького бара возле станции слышна серенада; звучит итальянская речь; воздух пахнет медуницей, как в Архипо-Осиповке, в дни моей юности, которой, кажется мне сейчас, совсем никогда не было, а порою, особенно если удалась книга или фильм, чудится, что она и не кончилась вовсе.

...В час ночи я был в Асконе, что в Тессине. Город жил сумасшедшей, веселой, южной жизнью. На набережной, за столиками, вынесенными из кафе, сидели сотни, нет, какое там, тысячи людей; говор был многоязыким; одеты все по-летнему, и трудно было представить себе, что в трех часах езды отсюда снег, а если подняться чуть повыше, - хрустит мороз и горные лыжники готовятся к завтрашним скоростным спускам по бело-голубой наледи.

Я выпил кофе, съел пиццу и обрушился на кровать - такие остались только в Италии и Испании: крестьянские, деревянные, с высокими спинками, невероятно скрипучие, но за этим-то именно скрипом и сокрыта надежность, и чудится, что вот-вот продет старая бабушка, прикроет тебя одеялом, погладит по голове, рядом присядет и сказку расскажет.

Утром я позвонил по телефону, который дал мне Фред.

- Кто? - удивился Бруно. - Семенов? Русский? Из Москвы? Очень интересно. Конечно, я помогу, чем могу. Приходите, обсудим проблему.

Я нашел его маленький домик на окраине Асконы; седой доброжелательный человек провел меня по своему крошечному садику, мы присели на скамейку, в тень; я рассказал, что ищу дом фрау Эрбиг, Фред повторил, что он готов помочь в поиске.

- Так начнем, - сказал Бруно. - Что вас интересует в первую очередь?

- Адрес фрау Эрбиг.

Бруно достал книгу телефонов, пролистал ее, протянул мне:

- Доктор Эрбиг устроит?

- Вполне, это ее покойный муж.

- Что ж, это дом на набережной, один из самых фешенебельных в Асконе.

- Посмотрим?

- И поговорим с хозяйкой.

- Преждевременно. Сначала необходимо получить свидетельство Фреда, что он видел Янтарную комнату в этом доме. Тогда надо начинать разговор.

- Он обещал вам прислать такое свидетельство?

- Да.

- Едем.

И мы поехали.

...В холле дома на набережной было прохладно, светло и чисто; каменный пол натерт каким-то маслянистым раствором, и из-за этого было до того скользко, что приходилось балансировать руками.

- Вы не упадете, - услышал я голос за спиною. - Идите спокойно.

Мы с Бруно обернулись: пожилой мужчина в униформе, напоминающей ту, в которую очень состоятельные люди одевают своих шоферов, - гладко-синий костюм касторового материала, белая рубашка с карманами и погончиками, шерстяной синий галстук, туфли, отчего-то всегда лакированные. Человек, который рассматривал нас, выйдя из-за небольшой стеклянной двери, видимо там была комната консьержа, был хмур; лицо словно высечено из камня.

- Добрый день, - сказал Бруно. - Мы хотели бы поговорить с фрау Эрбиг.

- По какому вопросу?

- По интересующему ее, - ответил Бруно.

- Фрау Эрбиг нет дома. Она приезжает сюда из Швейцарии или Германии по четвергам.

- Господин, - Бруно кивнул на меня, - интересуется художественными ценностями...

- Да, художества у госпожи Эрбиг много - и скульптуры, и картины, и мебель, и оружие - чего только нет!..

- А нельзя попросить вас о любезности показать нам коллекцию?

- Ее квартира заблокирована, - ответил консьерж. - Вы же знаете, как сейчас бандитствует мафия.

- Скульптуры на балконе верхнего этажа тоже принадлежат фрау Эрбиг? спросил я. - Их видно, если смотреть на дом с той дороги, которая ведет к итальянской границе.

- Да, это ее скульптуры. Но самые ценные вещи хранятся в комнатах, которые связаны с полицейским центром по охране сейфов и драгоценностей.

- И у вас нет ключа от ее квартиры? - спросил Бруно, включаясь в д е л о. - Мы были бы весьма признательны вам.

- У меня есть ключи, но нет кода, мой господин, - ответил консьерж, сразу же приедет полиция.

Когда мы вышли, я спросил Бруно:

- Отчего он все это рассказывал?

Тот пожат плечами:

- Он же натирает пол, чтобы скользило, но не падалось... Как можно любить сверхбогачей? Их ненавидят... А вот до границы с Италией от ворот дома фрау Эрбиг пять километров, и это самая мафиозная дорога, какая только есть, не считая пары дорог в Сицилии... Вам надо поторопиться к Фреду, нужно иметь на руках его свидетельство. Если дама узнает о том, что кто-то что-то ищет, ее поступки могут быть непредсказуемыми...

Вечером я вернулся в Женеву, а оттуда первым же рейсом вылетел в Москву.