– Лидия Вальдемаровна, – Соловьев придвинулся к ней и грузно вздохнул. – Если клубочек разматывать начнут, тут вся деревня под откос пойдет. Стерильных тут нет, все одно дело делаем – выживаем. Так что давайте без этих вот пируэтов…

Лидия Вальдемаровна сглотнула, снова покосилась на меня и неуверенно достала второе расписание из сейфа. «Черное». Список расширился до двадцати двух человек. Я бегло пробежался по табелю. Внимание мое привлек один знакомый персонаж.

– Фома Городин, – вымолвил я. – Он числится у вас как «учитель».

– Да, числится. Он и есть учитель математики, – ответила директор. Ну, внештатный, конечно.

– Он ведь пациент психбольницы.

Соловьев опешил и уставился на Лидию Вальдемаровну с большим вопросом во взгляде. Та выпучила глаза, готовая отражать атаку.

– Ну, а кого мне брать-то? – буркнула она. – У нас и без того не хватает народу. А этот – математик от бога! Лучшего у нас никогда не было, да и не будет, наверное. Дети от него в восторге, ну, это ведь подарок для детдомовцев – высококвалифицированный учитель. Кто еще в эту дыру пойдет? Для общества он не опасен, доказано не раз. Очень интеллигентный и воспитанный молодой человек. Чем не работник?

– Который издевался над животными в особо жестокой форме, – вставил я.

– Ну, было в юности! И что же вы, такой безгрешный, тут стоите?

– Мои грехи куда страшнее, но я здоров, а он больной. Официально. И он работает у вас с детьми, которые имеют тенденцию пропадать.

– Так, – вступил в дискуссию начальник. – О моральных аспектах будем говорить потом. Илларион Федорович, у вас имеются еще вопросы?

– Имеются, конечно, – ответил я. – Но я задам их позже при необходимости. Мы уже опаздываем, и все, что нужно было сегодня, мы узнали.

Соловьев поднялся, собрал свои записи и направился к выходу. Я последовал за ним.

– Вы там хоть это… – бросила вслед директор, явно обескураженная нашим разговором, – в курсе хоть держите, что ли.

Обратно мы ехали в молчании. Я размышлял, капитан рулил – бодрый и активный после голландской терапии. Уж не знаю, способен ли он был на мозговые штурмы или же всякий раз руководствовался своими бесконечными приказами и регламентами. Но, как оказалось, встреча с красной фурией выдалась весьма и весьма плодотворной. Во-первых, нам удалось идентифицировать еще одного ребенка на фото. Им оказался Макар, который на данный момент благополучно иммигрировал в штаты и живет там, со слов Вальдемаровны, припеваючи. Макара и Таню объединяли следующие факторы: оба были детдомовцами. На момент пропажи Тане было шесть. Макару, когда его забрали приемные родители, также было шесть. С обоими детьми так или иначе связан дед Матвей и его приемная дочь. Матвей (судя по всему, под другим именем) способствовал усыновлению Макара десять лет назад. Галина привела в приют приемных родителей для Тани из Москвы. То есть оба они выступали в каком-то роде посредниками при усыновлении. К тому же в приюте работает умалишенный Фома Городин, который, по словам директора, просто душка и гениальный математик. По факту же он коротает дни в психушке за жестокое обращение с животными и проходит принудительную терапию. Дело обрастало новыми подробностями, и я строчил, как пулемет, страждая запечатлеть в своем ежедневнике как можно больше деталей, ведь надежда на удачный исход в данном мероприятии по большому счету возлагалась лишь на меня.

Запись 6

Тот же день

Мы прибыли в участок аккурат к онлайн-допросу семьи Афанасенковых. У входа нас встретил Дмитрий – запыхавшийся, издающий весьма неприятный запах. Охранник у входа, Игнат, поздоровался с Соловьевым, откозырял ему по-казацки, сплюнул в клумбу табак и кашлянул. Поздоровался и со мной, назвав благородным товарищем. Странное взаимоисключающее друг друга определение, но мне оно даже понравилось.

– Звонили эксперты из Екатеринбурга, – на ходу тараторил Дмитрий, поспевая за расторопным начальником, спешащим на допрос. – Сказали, что… Что фотографии из погреба деда Матвея как бы слишком старые.

– Что значит «как бы слишком старые»? – раздраженно бросил шеф, снимая на ходу фуражку. – Формируй мысли правильно, Дима, еб твою мать. Не студент чай.

– По предварительным результатам экспертизы, они были напечатаны сто лет назад, – выпалил на одном дыхании дружинник.

– Что за бред ты несешь? – остановился Соловьев, вслед за ним притормозил я и сам Димка. Мы стояли в холле, не дойдя нескольких шагов до капитанского кабинета.

У двери в приемном отделении сидел кузнец Всеволод, внимательно наблюдавший за процессией, тянущейся в сторону эпицентра участка.

– Что мне передали, то и докладываю, – помощник пожал плечами. – Они сами там понять ничего не могут – сейчас заново все проверяют.

– Ну, вот пускай и проверяют, нечего сюда названивать лишний раз, – буркнул капитан. – Сто лет! Пускай выспятся сначала, а потом заключения дают. Эксперты хуевы.

– Что по моим поручениям? – обратился я к Диме, и он переключил свое внимание на меня.

– Так, так, – глаза его забегали, он пытался собрать мысли воедино. – Официально о пропаже свиньи никто не заявлял. Я пробежался по домам тех, кто содержит скот, – у всех животные на месте. Поговорил и с доктором нашим – у него также ничего из препаратов не пропадало. Анестезии и без того особо нет в отделении местном – он количество каждого своего препарата на память помнит. Тут, если и случается что, вся деревня в курсе сразу. Обычно в Екатеринбург экстренно везут, тяжелым больным особо в наших условиях не поможешь.

– Я слышал, вы о свиньях говорите, – раздался гулкий бас, и стены ветхого здания едва не затряслись. К нам приблизился кузнец Всеволод. Косматый исполин, пахнущий потом и травой, с возвышенности своего роста оглядел нас всех своими проникновенными голубыми глазами.

– Допустим, – насупился капитан. – У тебя есть что сказать, Всеволод?

– Я вообще-то к вам на прием, Виктор Иванович, – кивнул он. В голосе звучала обида.

– У нас сейчас допрос, – бросил капитан. – И вообще нынче время такое – на прием лучше заранее записываться. Говори тут, раз уж пришел.

Кузнец с недоверием покосился на меня.

– Говори, Всеволод, Илларион Федорович – полноценный участник расследования.

– С каких это пор, Виктор Иванович? – кузнец упер руки в бока. – С каких это пор какой-то сибарит тут указывать нам будет? Вся деревня так и гудит, только его да выходки эти барские обсуждают. Вы с ним тут возитесь целыми днями, уже и на прием записываться надо. Ну, куда это годится, товарищ капитан? А вдруг он засланный какой, а? Масон или англосакс какой?

Я улыбнулся, облокотился о подоконник в предвкушении волнующей беседы.

– А ты чего это распетушился так, а? – рявкнул Соловьев, которого наезд кузнеца, похоже, порядком зацепил. – Или тебе бока не мяли давно? Ты вообще кем себя возомнил, Всеволод? Пуп земли аки кто?

– Да я… – кузнец почесал своей огромной лапой затылок, потупил взгляд. – Я ведь, Виктор Иванович, как лучше хочу. За деревню ратую, за народ наш. А тут… – он косо на меня взглянул мельком.

– Ах ты змей ядовитый! – фыркнул капитан и сделал шаг навстречу Всеволоду. Детина отступил. – А ну-ка быстро выкладывай, зачем пришел, и за работу! Будешь еще люд честной от дел отвлекать!

– Ну, – кузнец вздохнул, еще отступил немного, превратившись из грозного медведя в испуганного щенка. – Мы прочесывали сегодня северную часть леса и нашли там мертвую свинью… На голове след от удара молота, но забивал точно не профессионал – удар пришелся неточно, животное умерло не сразу, пришлось еще раз бить. Брюхо вспорото, внутренности вырезаны – тоже с огрехами, топорно. Остальное не тронуто. Свинья уже разлагаться начала, где-то кости даже показались. Не то лиса, не то волк погрызть успел. Один из добровольцев на запах вышел, думали, что девочку увидим… Но, бог миловал, обошлось. Не дай боже такое кому-то в жизни увидеть.