Дар речи на мгновение потерял даже Первый советник, а непочтительная Орели тут же начала хихикать, пока ее не приструнили.

Мальчишка был невысок и напряжен. И да – родовое сходство имелось. Те же светлые глаза, скулы Ка-Джен, врожденная склонность к пафосу и отсутствие юмора. Первый советник некогда был очень дружен с его отцом, и потому, старый болван, принял Ленву Ка-Джен в Совет, дал ему место и позволил участвовать в заседании.

Третий советник только скрипел зубами от злости, с трудом усмиряя себя. В этот раз он должен был сдержаться. Последнее время заседания Совета заканчивались только разногласиями, и уже поступило немало жалоб из Временной канцелярии из-за растущего списка нерешенных проблем.

Сейчас же решалось дело, которое определяло всю их дальнейшую судьбу. Первый советник загодя сказал установить в зале заседаний маг-отводы, опасаясь настоящих выбросов и драк. Ни один из советников, кроме разве что Пятого, меланхоличного Морехода, не мог похвастаться мирным характером.

И еще этот мальчишка Ка-Джен впридачу.

Не хватало им забот.

По уговору с Селеной, Третий советник молчал все это время, скрывая местоположение королевы. Время шло, срок истекал, ведьма не появлялась.

Селена не выходила на связь уже несколько лет – а до того появилась у него на несколько минут, сообщила, что «нашла след и собирается проверить», и пропала.

Значит, след был верным, да ведьма не справилась.

Третий советник искал ее, на земле и воде, но и тени не обнаружил. Он знал, что ведьма обещала оставить «подстраховку», так что как бы там ни обернется, дитя королевской крови к названному сроку ступит на неназываемые земли.

Вот только что с этим делать, не знал никто. Как подошло время, Третий советник открылся Совету, и они сели решать, как должно поступить.

Смерть королеве предложил мальчишка Ка-Джен, и раз уж его приняли в Совет, это предложение нельзя было отринуть.

После нескольких часов, сорвав голоса и разругавшись, решили перехватить дитя и ее охрану на той стороне и доставить под заключение. Если дать им перейти, то еще неизвестно, где искать и как ловить. Чародей Орна, один из зачарованных стражей, на неназываемых землях был сильнее любого из советников, но на той стороне представлял лишь небольшую угрозу.

И срок подходил, этого тоже нельзя было забывать. Дворянское собрание южных провинций теперь присылало петицию за петицией.

Говорят, в Путаном лесу просыпались темные тени.

***

На окраине столицы, противоположной от той, где жила Ри, на пришкольном стадионе начиналось вполне обычное утро. С пяти часов стали выходить собачники, благо вокруг стадиона был обширный зеленый газон, с парой табличек «Собак не выгуливать». Потом появлялись первые ручейки людей, текущие к метро, и пожиже – в другую сторону, с детьми, в школы и садики. Выходили дворники, сонно расползались по району; один появлялся и на трибунах, разгоняя пригревшихся на солнышке голубей.

Когда-то приезжал депутат: перед очередными выборами проводили агитацию. Ради этого возвели на скорую руку вокруг школьного стадиона трибуны с навесом для зрителей, поставили прожекторы. Депутат приехал, выступил, и трибуны остались как памятный подарок школе.

Правда, на балансе школы они не значились, и потому с годами медленно разваливались, облюбованные и часто используемые молодежью и местными любителями выпить. В теплое время днем там сидели мамаши, отдыхая в тени, пока чада колесили по стадиону на велосипедах, роликах, самокатах и прочих колесных средствах,и просто гоняли мячик. К вечеру подтягивались вечно хохочущие школьники, студенты с пивом, а попозже их сменяли более серьезные компании, заливавшие вселенскую тоску паленой водкой и коньяком.

К утру пространство между скамьями было завалено шелухой от семечек, обрывками упаковок от чипсов, жвачек, сушеной рыбы и презервативов, не говоря уж о самых различных банках и бутылках. Дворники не торопились убирать это безобразие, потому что трибуны к их хозяйству не относились.

Пока возмущенная общественность, представленная в основном бабулями, собачниками и мамашами, не дошла до префекта, горы мусора так и росли, деревянные скамейки разваливались, а прожекторы перестали работать уже на следующий год. После длительной переписки с управляющими компаниями, нашли компромисс: раз в неделю на трибуны выходил дворник и убирался. Ну, а разваливающиеся скамьи оставили на милость времени и природы.

Итак, раз в неделю, обычно по понедельникам, чтобы основные завалы выходных дней ликвидировать, местное население неизменно лицезрело меланхоличного молодого человека, весьма субтильного на вид, смуглокожего, с наушниками, из которых доносилась восточная музыка, который, слегка пританцовывая, управлялся с метлой и скребком.

Население, конечно, не знало, что на школьном стадионе каждый понедельник с шести до десяти, функционировал самый надежный и удобный пространственный переход в столице. Ну, если не считать официального, но там ведь таможня и очереди вечные. Тут единственное условие было: никакой контрабанды.

Дима, который держал портал и работал дворником в местном ДЕЗе, открывал когда-то проход сначала для своих, потом просто для интересующихся, так что желающие на недельку-две окунуться в этот любопытный и сложный по устройству мир, могли за небольшую плату исполнить свою задумку. Дима (Диамердау, если быть точнее) в накладе не оставался, да и нравилось ему это: всегда можно было остановиться поболтать с проходящим туда или сюда путешественниками, послушать чудные истории, советы дать, подсказать что-то или просто посмеяться над новым анекдотом.

В этот раз те, кто ждал у перехода, ему вовсе не нравились, но он не мог им запретить сидеть на трибунах или прогнать. Дима чуял в них напряженность и недобрую волю. Подозревал, что караулят кого-то, только непонятно было, таможенники это или нелегалы из какого-нибудь бандитского клана. Мучительно думал, не закрыть ли портал и не спрятаться ли на время, но эти двое вроде бы не пытались его проверить или оштрафовать… да и куда прятаться. Все равно уже знали о нем, раз тут сидели, а именно сейчас Диме нужно было подзаработать, поэтому он решил ничего не трогать, и вести себя как ни в чем не бывало.

А эти двое и внимания на него особого не обращали. Девушка сияющей красоты, с копной золотых волос, огромными зелеными глазами и смуглой кожей. Одета она была в рваные джинсы и полосатую, по-летнему легкую кофту, при каждом вздохе обтягивающую высокую грудь незнакомки так, что не будь Диамердау так напуган, глаз бы не сводил.

Спутник ее, среднего возраста худощавый мужчина, в черном строгом костюме и длинным хвостом рыжих волос, восхищения Димы не разделял, напротив, сидел с насупленными бровями рядом с прекрасной девушкой и сердито выговаривал ей что-то. Изящно изогнутые губы незнакомки кривились, когда она так же сердито отвечала ему.

Ждали они долго, Диамердау чувствовал рядом с ними маломощный, спящий пока портал: видимо, для вызова подмоги. Для его чувств это было словно неприятное повизгивание на фоне ровного жужжания основного портала, который он поддерживал.

Около восьми часов прошли трое: два подростка, пугливо озираясь, с той стороны, и знакомый завсегдатай, пожилой натуралист, возвращался в неназываемые земли с папочкой, наполненной листьями и цветами. Ни один из них не заинтересовал наблюдателей.

Был уже десятый час, когда со стороны школы появились четверо незнакомцев, и по тому, как встрепенулась парочка на трибунах и по всплеску активности их портальчика, Диамердау понял, что это те, которых ждали.

Несмотря на свою молодость, он был достаточно разумен, чтобы с приличествующей случаю скоростью, прихватив казенную метлу и скребок, ретироваться за трибуны. Всяко целее будешь. Но любопытства побороть не смог: по всему выходило, что намечается что-то очень интересное, так что далеко он не ушел, спрятался, чтобы подсмотреть.