А потом еще тщательно уничтожить все следы.
Это не убийство, а казнь преступников, заслуживших колесование, а не такую сладкую смерть! Но для того, кто убивает, живой человек все равно живой человек. Если, конечно, он сам не тупое животное...
Так что сегодня к Мак-Аллистеру, Гарету и их товарищам лучше не подходить. Через день-два воспоминание потускнеет, пригладится, и к ребятам вернется обычная веселость. Но нынче поручать им охрану графини нельзя. В Ноттингем с Леонсией поедут другие: Лихтенвальд, Алан, Ламберт Блэкстон... Найдется, кому.
На этот раз преподобные братья Святой Анны не проспали отъезда. И речи не было о вчерашнем. Наоборот, за составление и заверение купчей записи о продаже Борнхауза, небольшого поместья неподалеку от их обители, отец Пантор получил весьма существенную добавку к уже отмеренному вкладу графа Ардена в сокровищницу монастыря.
За доставку такой суммы, да еще за принятие в паству аббатства обитателей Арден-холла достойный помощник келаря, вероятно, приобретет еще большее уважение среди братии. Ну и что же, что пришлось немного поработать посреди ночи! Он ведь еще в прошлый день выспался, гм...да простит его господь милосердный! Днем граф был, вероятно, занят, вот и велел разбудить после полуночи и Пантора, и этого, прости Господи, бывшего владельца манора.
Злословие – грех, но можно без преувеличения заявить, что этот сосед доставил святой обители больше хлопот, чем все остальные, вместе взятые. И слава Богу, что он решился покинуть эти места, получив двадцать золотых – очень даже щедр милорд Арден, та земля столько не стоит...
Хотя Пантор слышал, что его светлость герцог продал Фиц-Борну манор за ту же сумму. О жадности его светлости ходили такие слухи... Впрочем, дела герцога Саймнела доброго монаха не интересовали.
Зато теперь граф Арден, будучи хозяином Борнхауза, становится близким соседом монастыря. Такая новость и сама очень обрадует лорда-аббата, даже если забыть о том золоте, что лежит в солидном окованном сундучке у самых ног трех монахов.
Брат Пьер, певец, человек по натуре восторженный, даже украдкой потрогал сверкающие заклепки. Ему тоже досталось немало почтения и восхищения за пару последних дней. Будь он тщеславен, что монаху не подобает, он возгордился бы невероятно. Его не только слушали с удовольствием, его даже попросили научить народ рождественским песнопениям, и он провел весь вчерашний вечер, окруженный целым хором почтительных и старательных учеников. Можно смело сказать, что и им заработан этот богатый дар!
Третий брат, имя которого было Томас, был смирен и ненавязчив. Крестьянский сын, лишь в силу своей природной сметки познавший в монастыре грамоту, он не пел песен и плохо знал латынь. Зато он умел слушать. Именно его следовало бы опасаться сэру Конраду и другим, у кого были тайны. Может быть, не вступи он послушником в обитель, Томас мог стать выдающимся шпионом.
Нет, ни один из слуг Арден-холла не нарушил приказа господина насчет исповеди, но люди есть люди. А Томас сроду имел хороший слух, хоть и далеко ему было до брата Пьера.
Ему все-таки удалось понять, присутствуя на первой встрече с хозяином Ардена, а также судя по внешнему виду и поведению его жителей, что новый лорд – не «старый вояка с мешком золота», а человек необычайно ученый и знающий человеческие души. И что графиня Леонсия, нацепившая зачем-то маску надменной куклы, на самом деле женщина очень добрая, умная и самостоятельная. О детях графа он пока ничего не мог сказать, кроме хорошего: сын-подросток весьма для его лет образован и мог даже с отцом Пантором вести беседу о неких стихах из Священного Писания, которые для самого брата Томаса до сих пор остаются непонятными. А дочь выглядит образцом скромности, не как многие знатные барышни, при кратком знакомстве с гостями взор держала опущенным, хотя ликом прелестна и станом царственна – уж это он смог определить.
Больше всего честного Томаса поразило то, чего двое других вовсе и не заметили: слуги не боялись своего господина. Начиная от повара и кончая молчаливым истопником, люди вели себя в Арден-холле как полные его хозяева. Своими замечательными ушами брат Томас почти не услышал каких-либо отданных распоряжений – а работа во всем замке ни на минуту не прекращалась. Камины ровно горели, лошади сыто фыркали, обеды и ужины подавались без всякого напоминания.
Так что какую-то тайну он нашел. Другое дело, что докладывать о ней приору было еще рано. Особенно после нынешней ночи. Пока почтенный Пантор и голосистый Пьер предавались стыду и покаянию, реально мыслящий брат Томас почуял подвох. Трое взрослых мужчин упились одной фляжкой до потери сознания! Как же! После того, как отвар доброго Ладри прояснил его мысли, Томас внимательно смотрел вокруг. И прибытие воинского отряда с пленными не укрылось от его взора. Он даже узнал некоторых.
Когда же наутро от старшего собрата он услыхал о срочном отъезде Фиц-Борна и продаже им своего имения, а пленников во дворе после завтрака уже не было, настала пора делать выводы. И брат Томас спрятал под клобуком задумчивую усмешку. Хитер граф, хитер! Ну да ничего, с Божией помощью тайны его станут явными...
Опять четверка мощных коней тянула повозку через лес. Все десять сопровождающих настороженно всматривались в строго определенное каждому пространство. Правила охраны все знали назубок.
На этот раз доспехи были не пробковые. Рыцари надели невзрачную, но надежную боевую броню и выглядели весьма грозно.
Превращение крытой грузовой телеги в большую карету произошло очень просто и быстро: часть досок выпилили, чтобы проделать окна, выстелили коврами пол и прибили скамьи. Потом натаскали туда столько цветных подушек, что внутри стало и мягко, и даже красиво. Вчера, когда там прятались воины, окна были плотно завешены. А сегодня свет проникал в повозку сквозь тонкое полотно, и пассажиры чувствовали себя как дома за дощатыми стенами и кожаной полостью.
Конечно, для госпожи графини больше подошла бы та самая коляска, в которой она приехала, легкая и удобная, но сэр Конрад не захотел рисковать. Да, он был почти уверен, что банда Фиц-Борна была здесь единственной. Но почти – это еще не совсем. К тому же речь шла и о золоте, и о его собственной семье.
Внутри кареты находилась Леонсия, обложенная мягкой рухлядью, и ее суровая Фрида.
Ради такого случая девушка согласилась отложить свое вступление в отряд. Тем более, что охранять леди в путешествии – дело достаточно почетное и даже воинское. Напротив них сидели все три монаха, перед ними на полу – заветный ларец.
Роланд ехал верхом. Ему выделили того самого Колоса, что казался недостаточно быстрым сыну графа. Но ему этот жеребец понравился – золотой масти, с гривой цвета колосьев. Может, он и впрямь не догнал бы легконогую Мун, но юноше это не мешало. Процессия шла шагом, и такая скорость как раз подходила для приведения в порядок мыслей.
А они были непослушные и все норовили сбить с пути.
Как прямо заявил граф, его испытывали доверием. И пообещали, если он это доверие оправдает, повысить его статус в крепости Арден. Но каков же этот статус сейчас? На первый взгляд, его положение так же высоко, как у любого из рыцарей, даже выше. Он выполняет еще и должность начальника над рабами. Ему никто не приказывает, если не считать мэтра Робера, наставника в военном деле. А самое странное, что граф, кажется, даже не проверяет, что делают и где пребывают его бывшие рабы. Те семеро, которых он привел в замок, сами нашли себе дело и держатся тихо, боясь оказаться на улице перед морозами. Для этих несчастных сэр Роланд – высокий господин!
Единственный, кто им командует – это младший товарищ. Если бы непоседа Родерик не тянул его на рассвете чистить коня, не тормошил, уговаривая поехать на охоту или навестить сельских приятелей, сам он так и сидел бы в выделенном для него покое, изнывая от жалости к себе и строя несбыточные планы.
– Мальчик мой, ты слишком погружаешься в мысли, – твердила ему ласковая графиня. – Живи проще. Не надо мучиться воображением! Чего тебе хочется? Что сделает тебя веселее?
