Сначала кто-то украдкой, едва ли не из рукава, извлечёт чекушку и робко полюбопытствует: "Ну, а ждём-то чего?" Кто-то, покопошившись в потаённом кармане, обнаружит раскладной стаканчик, а кто-то шустренько развернёт пирожки, котлеты, огурчики. Женщины не будут стоять в стороне, сейчас же настелят платки, по-своему разложат котлеты, огурчики, добавят солений, курятинки. Возникнут фляжки, бутылки, стаканы, рюмочки, и уже не разберёшь, где чья котлета, где чьё соленье.
Для разгона, конечно, опрокинут за Октябрьскую революцию. Только не надо, прошу вас, думать, что при этом кому-то привидится залп "Авроры". Пьют, во-первых, потому, что собрались все вместе, что музыка кругом, что знамёна, что можно с начальством говорить на равных за одним столом. И как же тут не выпить? Пьют, во-вторых, потому, что для этого специально пришли и к этому серьёзно готовились. И в-третьих, пьют потому, что должно же это чем-нибудь когда-то закончиться. Этот праздник, весь обёрнутый в красные полотна, должен же в конце концов обнажиться и показать своё настоящее нутро.
А потом загремят духовые трубы, расправятся гармони, закружит, запоёт, запляшет подобревший народ, и не потому вовсе, что седьмое ноября. Просто вдруг все почувствуют, что жизнь - удивительно вкусная штука. Однако у распорядителей праздника возникнет немало хлопот, чтобы к назначенному часу организовать весь этот разгулявшийся хоровод, с разноцветными шарами и флагами, в стройные колонны советских тружеников.
Если разобраться, то коммунистическая эйфория пятидесятых - а она была самая прекраснодушная из всех лет Советской власти - во многом обусловлена смертью Сталина. Так всегда бывает, когда из жизни уходит настоящий хозяин, а оставшиеся наследники, погрустив для порядка, пускаются в проматывание накопленного капитала.
Советский народ вкупе с Никиткой Хрущёвым по простоте душевной решил, что это прикативший с гор злодей Иосиф Джугашвили препятствовал строительству коммунизма. Хотя, в действительности, именно с уходом Сталина и завершилось его реальное конструирование. Пусть никто не сомневается, отпусти Господь вождю ещё десяток годков - и страна организованно вступила бы в светлое настоящее, имея в виду, что хождение денежных знаков на территории Союза было бы прекращено, за полной ненадобностью. Всё как на взаправдашней зоне. Не только ведь зэки, но даже бараны и лошади вольготно живут и плодятся в хозяйствах без зарплат и каких-либо денег.
Со смертью Сталина фактически начался глубинный распад гигантской империи. Страна, взнузданная усилиями человека-дьявола, была настолько крепка и надёжна, что понадобилось долгих сорок лет для бездарного её разрушения. Трагедия Страны Советов заключается в том, что Ленин и Сталин лепили Отечество под себя, под свой злой гений. Только в случае прихода к власти такого же человека-демона могло продолжиться успешное функционирование государства. Однако сама система не в состоянии была репродуцировать из своих высоких рядов настоящего предводителя, и потому она была обречена. Людей, равных по масштабу обитателям мавзолея, возносит стихия бунта. В тепличных условиях, когда становление личности волочится по пионерским и комсомольским дружинам, вожди не созревают.
Для того чтобы понять, кем был Сталин или какой-нибудь там Брежнев, достаточно взять любую вещь, сработанную в сталинские времена: табуретку, шифоньер, топор, ботинок, книгу, чайник - и сравнить её с подобным экземпляром эпохи Леонида Ильича. Если в первом случае на всём лежит печать надёжности, добросовестности, то во втором - везде халтура, подтасовка. Ключ к разгадке этого феномена очень прост. При Сталине не было двойной морали. Можно соглашаться или нет со сталинской идеологией, но это уже другой вопрос. При Брежневе страна Советов действительно превратилась в империю лжи, причем не в рейгановской, а ещё в более дикой редакции, потому что эта ложь, в первую очередь, была обращена против собственного народа.
Я убеждён, что в массовом сознании большевистский обман окончательно оформился к полувековому юбилею Октября, к тысяча девятьсот шестьдесят седьмому году. Разумеется, первый тяжелый удар по коммунистическим идеалам был нанесён развенчанием культа Сталина. Все ведь знали, что позади огромные жертвы, миллионы безвинно погибших людей, но величие идеи как бы допускало и подобную людоедскую цену.
Оглашение культа произошло по той причине, что пришедшие к власти сталинские прихвостни решили немедля отмежеваться от своего кровавого прошлого, дескать, наша хата с краю. Народ же понял всё по-своему, и как всегда очень правильно. Никому не было дела до того, кто лично подписывал и исполнял приговоры: Хрущёв ли, Сталин ли, Ворошилов ли. Важнее всего оказалось то, что приговоры исполнялись не во имя великой идеи, а в результате нечеловеческой кровожадности, трусости, подлости наших вождей. И это повергло людей в шок, народ буквально офонарел от нечаянного откровения.
В нашей интересной стране, при наличии красивой идеи, кровь никогда никого не останавливала. Корни этого безобразия уходят в далёкие языческие времена. Согласно языческим поверьям, человек в загробной жизни навсегда остается тем, кем покидает этот мир. Славяне никогда не давались живьём в плен, они скорее соглашались принимать смерть, нежели на века оставаться рабами. Иноземцы панически боялись наших пращуров, всячески избегали прямых стычек со славянами, ибо знали наверняка: биться придётся насмерть. Так что выбирать между идеей и жизнью - это наше излюбленное занятие, почти как гадание на ромашках.
Второй нокдаун, с крюка, любезно преподнес народу кукурузный генсек Никита. Этот неугомонный деятель своей дремучей некомпетентностью (в сравнении со Сталиным он был обыкновенным неандертальцем), своей взбалмошностью и агрессивностью умудрился за считаные годы довести страну до карточной системы. И всё под звон политических бубенцов и фанфаронских обещаний. Если бы Никиту в шестьдесят четвёртом не турнули, он, скорее всего, развалил бы страну. Всего-то оставалось шлёпнуть пятно на лысину, пропечатать отметиной шельму.
Я желаю быть правильно понятым. При Сталине большинство граждан страны Советов, увлечённое строительством светлого будущего, вне всякого сомнения, жило впроголодь. На Руси перед большим праздником всегда полагалось крепко выпоститься. Иосиф Виссарионович был настоящим государственным стратегом, он точно выдерживал дистанцию между желаниями и возможностями подопечных несмышлёнышей. Показное изобилие, оно, как пучок сена на конце оглобли перед очами запряжённого мерина, постоянно манило сытым ароматом светлого коммунистического будущего. При Никитке и любоваться оказалось нечем - продукты напрочь исчезли с прилавков магазинов, не потому что их стали меньше производить, просто показное гастрономическое изобилие сожрали на аппетитной волне так называемой "хрущёвской оттепели".
О достатке советских трудящихся в приснопамятные хрущёвские времена здорово напоминает мне приезд родной тёти Лены из-под старинного города Ельца. Перед тем как отправиться к нам на Донбасс в гости, ей довелось погулять на свадьбе у кого-то из наших дальних родственников, и она по свежей памяти живописала моей мамаше свадебное изобилие. На вопрос "Чем угощали гостей?" тётя Лена с восторгом сообщила: "Веришь, Тамара (моя мама), щи со стола не сходили". Надо иметь в виду, что здесь не какая-то замысловатая аллегория, не литературный пассаж, а информация прямого толка. То есть человек таки съедал тарелку щей и ему тотчас же подсовывали новую - это и было верхним пределом возможностей свадебного разгуляя для очумелого строителя коммунизма.
