Василий Иванович не нашелся чем возразить и, невзирая на командирские регалии, закивал головой в знак согласия:

  - Это ты прав, без порядка и страха никуда не годится, с нашим народом без твёрдой, решительной воли нормальную жизнь просто никак не устроишь. Стоит мне на денёк покинуть дивизию, и уже какая-нибудь гадость обязательно приключится. Если не драку по пьянке развяжут, так ночью казённый магазин под орех обнесут. Но скажи мне тогда, почему православные попы не подсобили народу, не привели Гришку Распутина к власти? Они-то в первую очередь были заинтересованы возвеличить его, если, как ты говоришь, с ним пребывал страх Божий.

  - Я вам про страх Божий, а вы мне про попов, нескладно у нас получается. Попы-то больше всего и боялись Распутина, потому что с царём они единой золотой пуповиной повязаны, в добром согласии из народа российского не просто верёвки, а канаты плели. Мне когда-то давно одна прозорливая бабка наперед всё сказала, будто призрак Распутина ещё дважды взойдёт на российский престол, каждый раз с усечённой фамилией и со всё более сужающимся разрезом азиатских глаз. После Распутина обязательно взойдёт на Российский престол некто Путин. И вот как только возвеличится на престоле человек с коротким прозвищем Тин, тогда и вздрогнет, возродится в муках великая наша страна. Бог весть, быть может, даже вместе с нашим преобразившимся духовенством. Потому что только после третьего щелчка известный всем поп сподобился подпрыгнуть до самого потолка, а ведь у Пушкина каждое слово через душу России пропущено.

  Кашкет, таким образом, запетлял беседу в область каких-то сомнительных для командирского разумения материй. Чапаю не было никакого дела до вломившегося в царские покои Гришки Распутина, так же как и до шельмующих на церковных приходах православных священников, и насчёт страха Божия он не был стопроцентно уверен. А потому, раздавив сапогом недокурок, смачно сплюнул и сделал следующее заключение:

  - Признаться, в поповской ереси я не шибко силён, не стану ни спорить, ни соглашаться. Но хорошо знаю другое. За океаном есть одна удивительная страна, Америкой называется, в которой люди чудесно приспособились жить без всяких страхов и божьих помазанников. Говорят, у них там всё лихо и справедливо поставлено, нам ещё долго до американского достатка корячиться, одна надежда на революцию.

  Денщик несказанно изумился, он даже пнул от расстройства ногой ни в чём не повинную собачонку. Попросил вернуть балалайку, тронул одним пальцем среднюю струну и кокетливо наиграл на ней знаменитое "хэппи бездэй".

  - А в Америке, чтобы вы знали, самый жуткий страх и правит всей жизнью, - уверенно выдал Кашкет и отложил на пенёк балалайку, - великий страх оказаться без денег. Такая жуть бывает страшнее, чем трепетанье перед каким угодно тираном, она не знает пощады, её ни с чем не сравнить. Как только этот жестокий страх полностью накроет Америку, без всякой войны рухнет страна. Даже небоскрёбы не устоят, всё развалится, потому что страх Америки - великий обман. Когда-то и динозаврам казалось, что главное никому не уступить с аппетитом, в этом был их недремлющий страх. Но недолго казалось, время безжалостно расставило все по законным местам.

  - Буровишь чёрт знает что, с тобой и не поговоришь по-человечески, - возмутился ни бельмеса не понявший Василий Иванович. - Давно заметил, игра на музыках не прибавляет ума, все усилия тратишь на ветер, стараешься непонятно зачем. Вот сейчас скажу тебе новость, после которой и струны на балалайке сами порвутся. Без шуток советую, на всякий случай попусти в инструменте колки.

  - Знаю я ваши нечаянные сюрпризы, - беспечно усмехаясь, ответил денщик, - важными гостями хотите сразить. Ставлю в заклад балалайку, уже и собака под лавкой давно догадалась, что на вечер в Разлив пожалует не ниже чем сам командарм Михаил Васильевич Фрунзе.

  - Эх ты, дурачина, - возликовал как малый ребёнок комдив, - не стесняйся, выше бери. Хоть балалайкой о голову бей, но к нам на ужин сегодня же заявится царь Николай. Не Фурманов переодетый, не какой-нибудь ряженый клоун, а настоящий, большевиками расстрелянный царь. Как тебе новость? Обрати внимание, у твоей собачонки даже от неожиданности хвост опустился.

  Чапай украдкой искоса следил за денщиком. Ему не терпелось проверить эффект, воочию убедиться, насколько неотразимое впечатление произведет этот убойный сюрприз, сразит ли он наповал неподготовленного человека. Если представить себя на месте денщика, то недолго и башкой помутиться.

  "Интересно, кто из нас больше буровит", - сам про себя подумал изрядно озадаченный Кашкет. Но быстренько справился со своими сомнениями и брякнул как ни в чём не бывало:

  - Да знаю я всё, чего тут не знать. Давненько мечтаю с Николашкой отужинать.

  Василий Иванович на пол-аршина взлетел над скамейкой, у него даже перекосились усы и висящий на ремешках бинокль крепко саданул в подбородок.

  - Откуда ты можешь знать такое, скотина, ты чего здесь мне дуру ломаешь? Сейчас же тетрадку тащи из шалаша, лично приказ настрочу. Будет тебе на передовой и царь Николашка, и вся его разряженная в бриллианты семья. Видно, не судьба тебе в хорошей компании сегодня душевно отужинать.

  Кашкет без тени смущения, как будто страшилки комдива не имеют к нему никакого отношения, заиграл на трёхструнке в полный голос лакированных дек императорский гимн и козлиным фальцетом подпел "Боже, Царя храни!".

  - Вот охота вам передовой инвалида стращать? - оборвав музицирование, поинтересовался денщик. - Сами только что объявили о визите Николая Романова, а теперь меня виноватым поставили. Я привык доверять командиру. Вообще же, если честно сказать, я всегда знаю всё наперед, мне и говорить много не требуется. Сердцем чую, побратаюсь нынче с царем. - А про себя между тем не без ехидства подумал: "Глядишь, не сегодня, так завтра в дурку легендарный комдив угодит, вот смеху-то будет".

  - Не помрёшь своей смертью, Кашкет, без всякой обиды тебе говорю, - завершил разговор Василий Иванович и снова достал из кармана кисет, чтобы сварганить очередную самокрутку. Несколько добрых затяжек привели в равновесие командирский взрывной характер, и Чапай, на манер денщика, подманил постукиванием ладони о коленку резвящуюся на воле дворняжку. Однако размышления о пользе страха для благополучия общества не отпускали его.

   "Интересно, - неспешно соображал про себя Чапай, - вот эта бездомная собачонка приблудилась в Разлив с надеждой на милость от стряпни денщика или, скорее, из страха перед дикой природой? Похоже, что прав шалопутный денщик, именно страх оказаться растерзанной какой-нибудь голодной зверюгой прибил сюда беззащитную псину".