Сталин в этом смысле был стократ умнее. Он точно знал, что надёжное будущее созидается методически, упорно, без суеты и спешки. Ведь наша квартира на Красной площади и по прошествии полувека остаётся вожделенной мечтой многих современных состоятельных людей. Загоняя своих граждан в хрущёвки, власти фактически ввергали их в звероподобное состояние и закладывали на будущее неминуемую гибель страны. Потому что рядовой труженик, испивший утренний чай в хрущёвской кухне, где и трём тараканам невозможно разминуться, не потревожив друг друга не очень растопыренными усами, должен был отправляться на производство и конкурировать со штутгартским слесарем-сборщиком на ниве производства автомобилей. Отсюда, с кухни, с утреннего чая, начинается непостижимая для многих разница между "Мерседесом" и "Запорожцем".
В Советском Союзе, за годы большевистского маразма, была создана уникальная среда обитания, из которой, как из гвоздильного станка, выплёвывались удивительно примитивные, очень похожие друг на друга товарищи-граждане. Как справедливо заметил советский поэт Николай Тихонов, "Гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было крепче гвоздей". Когда я говорю о среде обитания, то имею в виду весь материально-вещественный мир нашего окружения. Противно вспоминать висячие книжные полки, серванты с хрусталями, стены в плебейских коврах. Все эти прелести совкового благополучия доставались человеку с огромным усилием, в страданиях, как награда за доблестный труд или свидетельство его изворотливости. Поголовная безвкусица, выхолощенность, унифицированность примитивного совкового быта, особенно постсталинского периода, поражали своей убогостью и, конечно же, очень корректировали духовное содержание подрастающих поколений.
Нельзя упрощать степень влияния окружающего предметного мира на качество формирования человеческой личности. Не к ночи будет сказано, но я никогда не поверю, что если повесить над детской кроваткой одну из гипсовых, крашенных грязной охрой уродливых масок, которыми буквально наводнили страну в начале перестройки, то из этой дитятки вырастет какой-нибудь Шопен или Моцарт. Вот хоть тресни, никогда не пойму, о чём думает взрослый дядя, неся в собственный дом, по собственной воле подобную гадость. Все эти уродливые гримасы приплыли в наши края из джунглей, от племенных народов, живущих в первобытном состоянии. Принося в дом частичку их культурологической среды, мы как бы погружаемся в туземное бытие, и тогда остается один только шаг в компанию аборигенов, закусивших филейными прелестями несчастного Кука.
Сегодня почти невозможно встретить в чьей-либо квартире настоящее, подлинное произведение искусства. Даже известные люди, имеющие претензии на некоторую причастность к культуре, удовлетворяют свои запросы на вернисажах Арбата и Андреевского спуска, в действительности, на уровне китча. По эстетическому содержанию любое творение базарных поставщиков мало чем отличается от гипсовых страшилищ, привезённых с уличных развалов республики Бангладеш. Невозможно переоценить значение присутствия в человеческом жилище хотя бы одного подлинного произведения искусства. Оно как свет зари, как камертон благовеста наполняет весь дом особым ароматом деликатности и чистоты, связывающей нас с божественной предвечностью. В таком доме никогда не вырастет мерзавец, негодяй не приживётся под этюдами Левитана, не развернётся в присутствии мейсенского фарфора.
Практически все советские люди родом из китча. К деградации духовного состояния общества основательно приложились наши любимые художественные музеи. При этом чем выше статус музея, тем значительнее мера его вины перед собственным народом. Несметные запасники, которые буквально трещат от хранящихся там материалов, были созданы по преимуществу на основе изъятых у населения предметов красоты. Если раньше миллионы прекрасных художественных произведений выполняли очень необходимую и благородную функцию - они формировали духовный облик людей, то теперь томятся в заточении, в подвалах наших выдающихся музеев. Давно набрыдло пресловутое сравнение музейных коллекций с блуждающими айсбергами, но ведь именно невидимая, подводная ледовая глыба сразила бедолагу "Титаник". Точно так же не задействованная в экспозициях, большая часть музейных собраний смертельно ранит наше одичавшее общество, живущее вне культурно-исторического контекста.
Речь не идёт, конечно, о Рафаэле и Сурикове, но доложу вам, что даже у моего родного деда, деревенского кузнеца, имелось в наличии прекрасное столовое серебро, вышедшее из известных мастерских ювелира Хлебникова. До меня дошла чудом уцелевшая серебряная чарка, которой дедушка имел удовольствие пользоваться. Имел удовольствие пользоваться изделием Хлебникова и я. Очень советую, обязательно обзаведитесь старинной серебряной чаркой. Возвращаясь домой из нелегких мужских дорог, присядьте к обеденному столу с любимой супругой, наполните старинное серебро крепкой, холодной водочкой, пригубите чарку - и вы обязательно ощутите на устах живительную прохладу благородного серебра, проникающую в самое сердце вашей уставшей плоти. Мера напитка, глоток предельно выверены, ни дать ни взять. Всё настолько умно, удобно, приятно, что вы уже никогда в жизни не притронетесь к этим псевдохрустальным рюмочкам и стопочкам, легкомысленно позвякивающим в хлипких совковых сервантах.
А еще у меня хранится приданое бабушки Ульяны - старинные, с боем, настенные часы. Помню их с раннего детства. Каждое воскресенье папа самолично поднимался на ореховый стул - потолки-то были будь здоров - и заводил часовой механизм. Ритуал очень строгий, никто не смел самовольно забавляться пружинным ключом или подводить циферблатные стрелки. Папа делал это основательно, не торопясь, мягко вкладываясь в старинный бронзовый механизм, сработанный Густавом Беккером в прусской Силезии. Настоящий часовой ход сродни семейному гимну. Все живущие в доме круглыми сутками купались в этих глубоких, умиротворённых звуках, они задавали особый ритм всей нашей жизни. Ритм спокойный, надёжный, весьма располагающий к любви и добропорядочности.
Я иногда слышу звуки мобильника, напоминающие моей дочери о необходимости собираться в университет. Это даже не звук, какая-то электрическая суматоха, напоминающая хаотическую возню нереализовавшихся сперматозоидов. До чего же жалко нынешнюю молодёжь, досадно за родную дочь, но ведь ничего не изменишь, ничего не поделаешь.
Размышляя о всех надругательствах над средой нашего обитания, невозможно обойти вниманием (мучительно подбираю смысловой эквивалент) и культуру градостроительства, особенно в части нынешнего церковного строительного бума. Сравнительно недавно завершилось возведение Михайловского Златоверхого собора в городе Киеве. Казалось бы, чего желать, когда храм красуется во всём своём великолепии. Однако массового ликования верующих людей в связи с этим как-то не очень заметно. Неверующим же одинаково весело - что строить, что взрывать.
Наши высокие правители, отличающиеся, как известно, исключительной набожностью, в простоте душевной смотрят на храм Божий как на "ваньку-встаньку". Махнул рукой - рухнуло, махнул другой - заново вскочило. Между тем практика возведения и содержания культовых сооружений имеет строгую религиозную традицию, освящённую церковными таинствами и многовековым христианским опытом. Как бы хотелось, чтобы эта область человеческой деятельности осталась неприступной для большевистской методологии.
