После того, как моя жена еще раз повидалась с Этель и та ознакомила ее с содержанием своего прощального письма лорду Фаринтошу, Лора воротилась в Розбери веселая и сияющая. Она с таким пылом сжала руку принцессы де Монконтур, так разрумянилась и похорошела, так превесело пела и болтала, что наш хозяин был совершенно очарован ею и наговорил ее мужу столько комплиментов относительно ее красоты, любезности и прочих достоинств, что пересказывать их все здесь было бы неуместно. Возможно, за это восхищение моей супругой мне и был так по сердцу Поль де Флорак, при всех его очевидных недостатках. Лоре не терпелось в тот вечер поговорить со мной, и она пожаловала в бильярдную, помешав Полю как следует насладиться игрой и курением; и когда мы с ней устроились в нашей гардеробной перед уютно пылавшим камином, она поведала мне о событиях дня. Но почему моя супруга так радовалась разрыву Этель с Фаринтошем?
- Ах! - восклицает миссис Пенденнис. - У нее благородное сердце, которое не успела испортить вся эта светская жизнь. Она ведь не задумывалась над многими вещами, я бы даже назвала их проблемами, требующими решения, только ты, Пен, не любишь, когда мы, бедные женщины, употребляем такие ученые слова. И вот сама жизнь подсказывает ей нормы поведения, которые другим внушают родители или наставники, а ее ведь никогда никто не воспитывал. Ей никто не объяснял, Артур, что грешно выходить замуж без любви и всуе произносить у алтаря великие клятвы перед богом. Наверно, она и раньше догадывалась, что ведет пустую жизнь, но лишь недавно поняла, что жить надо иначе и еще не поздно все исправить. Я читала не только в твоем любимом стихотворении Гете, но еще и в разных путешествиях по Индии про баядерок, этих танцовщиц, которых сотнями воспитывают при храмах и все призвание которых - плясать, носить драгоценности и блистать красотой; их, наверное, вполне уважают там... в стране пагод. Они танцуют в храмах перед священниками и становятся женами принцев и браминов. Вправе ли мы осуждать этих бедняжек или обычаи их родины? Воспитание наших светских барышень, по-моему, мало чем отличается от тамошнего. Они вряд ли понимают, что живут неправильно. Их готовят для светской жизни и учат одному - производить впечатление; а потом матери отдают их тем, у кого больше денег, - ведь так же выдавали и их самих. Разве эти, девушки, Артур, способны думать по-настоящему о спасении души, о соблазнах, стерегущих слабовольного, молиться богу и всечасно помнить о грядущей жизни, когда все их помыслы и раздумья - лишь о суетном и земном? Знаешь, Артур, порой я бываю не в силах сдержать улыбку, слушая, с какой многозначительностью пересказывает мне Этель свои простодушные открытия. Мне вспоминается пастушонок, который изготовил себе самодельные часы, принес их в город, а там их сколько угодно, да получше, чем у него. Но, так или иначе, бедняжке приходится самой все постигать; и сейчас она как раз этим и занята. Она откровенно рассказала мне свою нехитрую историю, Артур. Ее простодушный рассказ глубоко растрогал меня, и я возблагодарила господа за то, что у меня была с малых лет такая замечательная наставница, как наша матушка.
Как тебе известно, мой друг, в их семье было решено выдать Этель за ее кузена, лорда Кью. К этой мысли ее приучали с детства, о котором она вспоминает так же, как все мы. По ее словам, оно протекало больше в классной и в детской. Мать свою она обычно видела лишь в гардеробной, и только зимой, в Ньюкоме, они чаще бывали вместе. Этель говорит о ней как о добрейшем созданьи, но, по-моему, девочка должна была рано почувствовать свое превосходство над матерью, хоть она и молчит об этом. Поглядел бы ты на Этель сейчас в этом доме, где поселилась беда! Мне кажется, она одна там и сохранила рассудок.
Не щадя своего самолюбия, она призналась мне, что это лорд Кью расстался с ней, а не она отказала ему, как обычно рассказывают Ньюкомы. Так говорил этот ваш сэр Барнс, я сама слышала.
Этель со смирением объяснила мне, что кузен Кью во сто раз лучше нее. "Да и все остальные тоже", - добавила эта бедняжка.
- Ах эти бедные "остальные"! - отозвался мистер Пенденнис. - И ты ничего не спросила о нем, Лора?
- Нет. Я не решилась. Она поглядела на меня открытым взглядом и принялась дальше рассказывать свою незамысловатую историю: "Я была почти девочкой, - продолжала она, - и хотя очень любила Кью-да и кто бы не полюбил такого достойного и великодушного человека! - все же как-то чувствовала, что я выше кузена и не должна выходить за него замуж, если не хочу сделать его несчастным. Когда, бывало, наш бедный папочка начинал что-нибудь говорить, мы, дети, замечали, что мама едва слушает его, и потому не испытывали к нему должного уважения, а Барнс даже позволял себе насмехаться над ним и дерзить ему. Еще мальчишкой он частенько высмеивал его перед нами, младшими. А вот Генриетта с восторгом ловит каждое слово мужа, и оттого она счастлива с ним". И тут Этель добавила: "Надеюсь, вы уважаете своего мужа, Лора? Поверьте, от этого зависит ваше счастье!" Неплохое открытие, правда, Пен?
"Страх Клары перед Барнсом просто ужасал меня, когда я гостила у них в доме, - рассказывала Этель. - Я уверена, что не стала бы трепетать ни перед одним мужчиной на свете. Я давно заметила, что она обманывает его и лжет ему, Лора. Не только словами, но взглядами, поступками. Когда она убежала от него, я ничуть не удивилась. Он просто невыносим: жесток, эгоистичен, холоден. Женитьба на нелюбимой женщине сделала его еще бессердечней - да и она не стала лучше в этом несчастном браке. А ведь он мог жениться на какой-нибудь умной женщине, которая обуздывала бы его, была бы ему приятна и восхищала бы его и его друзей, а вместо этого он взял за себя бедняжку Клару, от которой в доме одна тоска и сама она замирает как заяц, едва только он переступит порог. Она ведь тоже могла выйти за того несчастного, который раньше покорил ее сердце. Право, Лора, мне становится страшно, когда я думаю, до чего неудачным оказался этот светский брак!
Моя покойная бабушка, едва я заговаривала об этом, обычно разражалась потоком насмешек и приводила в пример тех из наших знакомых, что женились по любви, а потом так враждовали, словно никогда в жизни не любили друг друга. Помните этот ужасный случай во Франции с герцогом П., убившим жену? А ведь то был брак по любви. Я как сейчас помню, каким зловещим тоном леди Кью рассказывала про них и еще про тот дневник, куда бедная герцогиня записывала все провинности мужа".
