Но конечный результат, что у них, что у нас получался плачевный. Ни та, ни другая система не могла обеспечить для всего населения равномерного распределения благ и всеобщего процветания. Что понятно, потому как никто не отменял простейшего арифметического закона – «От перемены мест слагаемых сумма не изменяется».
Оба общества – и наше «славное», социалистическое, и их «разлагающееся», капиталистическое, – были и есть по своей сути репрессивными. Что понятно. Ибо когда общество не может полностью обеспечивать декларируемые блага, то ему для самосохранения приходятся подавлять всякие проявления инакомыслия и недовольства. А еще надо придумывать врага – внешнего или внутреннего, чтобы было на кого сваливать свою недееспособность. Именно поэтому советские власти так ненавидели Запад, а там приходили в бешенство от того, что им приходится все время смотреть на Восток и корректировать свою социально-экономическую политику, чтобы приглушать недовольство собственного населения.
Больше всего меня бесит, когда говорят, что СССР был огромным трудовым лагерем, а то и вообще концлагерем и что люди там жили как рабы Древнего Рима. Какие-то вы, господа, очень разговорчивые для потомков рабов! А переходящее в понос словесное недержание не есть признак свободы. А скорее является симптомом морально-этической диареи.
Мы жили полноценной, полнокровной жизнью. Что бы кто сейчас не говорил, но мы чувствовали себя свободными людьми. Мы любили, дружили, ссорились, расходились, занимались любовью, спорили до хрипоты. У большинства из нас были амбиции, которые мы не скрывали. Мы ставили перед собой цели и старались их достичь. Эмоции подчас били через край. Мы жили нормальной жизнью, Жизнью с большой буквы. И никто не смеет этого у нас отнять.
Говорят, что мы существовали, отделенные от всего мира железным занавесом. Но это – миф, который пытаются выдавать за правду уже много десятилетий. В какой-то степени это было справедливо по отношению к предыдущим поколениям, но наше поколение уже жило совсем в другое время. И хотя тогда еще не было Интернета, но тем не менее были другие возможности получать достаточно большой объем информации о том, что происходит по другую сторону границы. А что касается доступа к мировой культуре, то советские люди как никто другой в мире имел такую возможность. Нигде не издавалось такого огромного количества переводной литературы как у нас. Так что те, кто этого хотел, мог развиваться и черпать из мировой сокровищницы знаний.
В СССР не было свободы слова, говорят нам. И тут мне приходится сказать то, что говорить то самому не очень приятно, а уж у псевдо-интеллектуалов, наверняка, вызовет приступ бешенства с пеной в уголках рта. Да, общество, как я уже и написал выше, себя защищало очень рьяно, подавляя инакомыслие. Но свобода мнений была. Не было свободы их открыто высказывать.
А теперь вот такое на первый взгляд безумное утверждение: а кому-то вообще нужна эта свобода слова, когда жрать нечего? Реалии жизни показывают, что как минимум 90 процентам населения планеты абсолютно по фигу, есть у их или нет так называемой свободы слова. Для них самое важное – это уверенность в завтрашнем дне, в том, чтобы у них была работа, а у детей еда и одежда. А все остальное – это от лукавого. Скажете не так? Тогда спросите об этом у какого-нибудь фермера в Миссури или колхозника на Алтае. Уверен, что если его поставить перед выбором – то или другое, то он пошлет вас так далеко, что вы забудете и про свободу, и вообще растеряете все слова, пока туда доберетесь.
Но хватит про политику. Выпустил пар и достаточно. Тем более, что эта книга совсем о другом. Она не о политике. Она, – повторюсь, – о моем поколении, о том, как людям приходилось выживать, меняясь вместе с теми новыми обстоятельствами, в которые их поставило общество. Эта книга не является моей абсолютной автобиографией, но там нет ни одного придуманного события. Все, о чем рассказывается в книге, действительно происходили либо со мной, либо с кем-то из моих друзей или знакомых.
Книга, как и наша жизнь, поделена на две части. Первая называется «До» и содержит рассказ о том периоде, когда герои только вступали в жизнь, полные наивных надежд и чаяний, повествование о первой любви, о том, к чему они стремились и чего смогли добиться в первой половине своей жизни, пока по их судьбе не прошелся тяжелый плуг, поделившей ее на две части. На две оказавшиеся абсолютно неравными половины. А вторая половина книга соответственно называется «После» и рассказывает о том, что происходило с нашими героями после того «Великого перелома».
И последнее. Хотя книга посвящена всем тем, кто родился в середине прошлого века, на самом деле она в равной степени могла бы быть и должна быть посвященной моей жене и всей моей семье. Тем, кто за эти десятилетия, прошли со мной огонь, воду и медные трубы, делили со мной нищету и процветание, падения и подъемы. Все, что я делал в этой жизни, я делал ради них. Я люблю вас и искренне благодарен за ваше терпение и понимание. В этой книге очень много написано о любви, потому что именно она заставляет нас двигаться вперед, подниматься с колен, не сдаваться, превозмогая боль идти к поставленной цели. Спасибо Господу, что он даровал мне любовь. Спасибо моим любимым за то, что вы у меня есть!
Надеюсь, что вы получите удовольствие от этого чтения.
КНИГА ПЕРВАЯ
ДО
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ
Скучно! Господи, как же это скучно и предсказуемо. Андрей заерзал, пытаясь устроиться поудобнее на деревянном откидывающемся сиденье, отполированном до блеска спинами и задами нескольких поколений школьников. В актовом зале школы проходило событие, о котором, поначалу сам того не осознавая, мечтает каждый ребенок. Мечтает с того самого дня, как только он переступает порог учебного заведения. Выпускной – как много в этом слове для сердца детского сдалось, как много в нем отозвалось, перефразировал Андрей в голове известные пушкинские строки.
Возложив свой необъятный бюст на трибуну, «толкала» речь директриса. «Интересно, она скажет что-нибудь новенькое или повторит все то же самое, что говорит каждый год», – подумал юноша. «Дорогие дети, извините, что я вас так называю, ведь сегодня вы уже отправляетесь во взрослую жизнь. Но для нас, ваших учителей, вы навсегда останетесь детьми. И мы помним каждого из вас, когда немного испуганные вы первый раз робко вошли в школьные двери… Бля бля бля бля бля бля бля бля…», – Андрей как бы приглушил бьющий по ушам хрипловатый звук динамиков. Какой-то я слишком циничный, подумал он. Вон у девчонок уже глаза на мокром месте, вот-вот заплачут. Нарядились как на похороны в выходные, но строгие платьица. Никаких тебе ярких расцветок, декольте, да и длина «нормативная» – чуть повыше колен. Смотри-ка, осмелели – ресницы немного подкрасили. Жалко, что не надели парадную школьную форму – белые кружевные фартучки поверх коричневых платьев, да не вставили в волосы огромные белые банты как у первоклашек. На округлившихся в правильных местах фигурах смотрелось бы очень сексапильно!
А у меня почему-то в груди какая-то тяжесть, а, может, наоборот пустота – нет ни печали, ни радости, ни облегчения, удивился Андрей. Печалиться, собственно, нечему, – слава богу, что закончились эти бессмысленные годы зубрежки и унижений. Отсидели десять лет и на волю с чистой совестью. Но и повода для радости тоже особо нет. Это все равно, что какому-нибудь контрабандисту возрадоваться, оказавшись после перехода первой границы на нейтральной полосе. Ну да, первую границу прошел, – а кто знает, какая засада ждет впереди на следующей. И сколько их там таких неожиданностей может быть в будущем.
Андрей поднял глаза и посмотрел на сцену. За годы учебы на ней почти ничего не изменилось – на дальней стене инсталляция из красных флагов, обязательный бюст Ленина, по краям выгоревший занавес. Он оглядел сидевших в президиуме за покрытым зеленым сукном столом учителей. С краю сидит с каменным лицом Галина Петровна, историю у нас преподавала жаба-очкастая. Дивлюсь я, однако, подумал юноша, как же можно так не любить свой предмет, а уж тем более такой как история. Четверку мне поставила на экзамене, стерва. Причем обосновала: «Ты отвечал без присущего тебе воодушевления». А откуда было этому воодушевлению взяться, когда ночь не спал перед экзаменом, готовился, хотя мог бы учебника вообще не открывать. Уж что-что, а историю знал и, может, даже получше ее. Сначала два часа промариновала – ждала представителя Гороно и хотела, чтобы он перед ним отвечал, как примерный ученик. А тот так и не появился. За что-то отомстила – наверное, за то, что спорил с ней часто на уроках. Ты мне не аттестат испортила, чертыхнулся про себя Андрей. Ты мне, быть может, всю жизнь поломала этой четверкой, ведь знала, что в ВУЗе, куда я собираюсь поступать, существует «конкурс аттестатов» и теперь мне до стопроцентной гарантии поступления уже одного балла не хватает.
