Научный редактор канд. ист. наук Сергей Кормилицын

Издано с разрешения автора c/o Larry Weissman Literary, LLC и P. & R. Permissions & Rights Ltd. with PRAVA I PREVODI

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© The Volunteer

Copyright © 2019 by Jack Fairweather All rights reserved.

© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2021

С грохотом подъехали и остановились грузовики. Послышались выстрелы и крики. В дверь постучал сторож.

«Немцы здесь, – закричал он. – Спрячьтесь в подвале или уходите через сад на заднем дворе»[1].

Человек в квартире не шелохнулся.

Оккупированная нацистами Варшава. Раннее утро 19 сентября 1940 года. Немцы вторглись в Польшу годом ранее, развязав в Европе Вторую мировую войну. Гитлер еще не сформулировал свои планы по уничтожению евреев. Сейчас он намерен разрушить Польшу, ликвидировав ее квалифицированную рабочую силу. Страну охватил жестокий террор. Тысячи польских граждан – врачей, учителей, писателей, юристов (как иудеев, так и католиков) – хватают прямо на улицах, расстреливают или арестовывают. В июне немцы открыли новый концентрационный лагерь для некоторых категорий заключенных. Он называется Аушвиц. Но о том, что происходит за его забором, почти ничего неизвестно.

Человек в квартире знает об утренней облаве и о том, что арестованных, скорее всего, отправят именно в этот лагерь. Вот почему он здесь. Ему дано секретное задание: проникнуть в лагерь, сформировать ячейки Сопротивления и собрать доказательства преступлений нацистов.

Входную дверь с треском выламывают, и на лестнице раздается тяжелый топот. Мужчина надевает пальто и замечает, что в комнате напротив в кроватке стоит трехлетний мальчик и смотрит на него широко раскрытыми глазами. Его плюшевый мишка упал на пол. В дверь заколотили кулаками. Мужчина быстро поднимает медведя и протягивает малышу, пока его мать впускает немцев.

«Скоро увидимся», – шепчет он ребенку. И, вопреки инстинкту самосохранения, сдается в плен[2].

Витольд Пилецкий стал узником Аушвица добровольно. История этого человека, уместившаяся в столь короткую фразу, подвигла меня начать поиски, занявшие пять лет. Я проследил его путь от земледельца до участника подполья в оккупированной Варшаве и разведчика, попавшего в грузовике для скота в эпицентр величайшего из зол, сотворенных нацистами. Витольд стал мне почти родным. И я снова и снова возвращаюсь к этой простой фразе и к тому моменту, когда он сидел в квартире в ожидании немецкой облавы, и размышляю над тем, как в свете его истории выглядит день сегодняшний.

Впервые о Витольде мне рассказал мой приятель, Мэтт Макаллистер, осенью 2011 года. Мы с Мэттом вместе писали репортажи о войнах на Ближнем Востоке и пытались осмыслить события, свидетелями которых стали. Мэтт со свойственной ему бравадой отправился в Аушвиц, чтобы лицом к лицу встретиться с величайшим злом в истории человечества. Там он узнал о подпольном отряде Витольда. Рассказ о нескольких храбрецах, которые противостояли нацистам, немного подбодрил нас, но меня поразило то, как мало известно сейчас о миссии Витольда – предупредить Запад о преступлениях нацистов и организовать подпольный отряд с целью уничтожить концлагерь.

Отчасти картина прояснилась через год, когда самое длинное донесение Витольда было переведено на английский язык. История донесения примечательна сама по себе. В 1960-х годах этот документ попал в руки польского историка Юзефа Гарлиньского, однако все имена там были зашифрованы. Благодаря опросам выживших и логическим умозаключениям Гарлиньскому удалось восстановить значительную часть имен, и он опубликовал первые данные о деятельности Сопротивления в концлагере. Затем, в 1991 году, научный сотрудник Государственного музея Аушвиц-Биркенау Адам Цыра обнаружил неопубликованные мемуары Витольда, второе донесение и другие отрывочные записи, хранившиеся в польских архивах еще с 1948 года. Среди этих материалов оказался и составленный Витольдом ключ к шифру, скрывавшему имена его товарищей.

Я прочел донесение Витольда в 2012 году. Автор излагал пережитое в Аушвице точным и сухим языком. Однако рассказ его состоял из фрагментов информации, местами даже встречались искажения. Из-за страха, что арестуют его товарищей, он опускал важные эпизоды, скрывал душераздирающие подробности и тщательно описывал то, что представляло интерес для его аудитории – военных. У меня накопилось много серьезных вопросов, на которые не было ответов. Что стало с разведданными, которые он собрал в Аушвице, рискуя жизнью? Сообщил ли он британцам и американцам о массовых убийствах евреев задолго до того, как истинное назначение лагеря признали публично? Если так, скрывались ли представленные им сведения? Сколько жизней можно было бы спасти, если бы его предупреждениям кто-то внял?

Я воспринял эту историю и как личный вызов: я был в том же возрасте, что и Витольд в начале войны, у меня, как и у Витольда, – семья, маленькие дети, дом. Что заставило Витольда, рискуя всем, идти на подобное задание и почему его добровольное самопожертвование так глубоко тронуло меня? Я узнал в нем такую же неуемную душу, что однажды увлекла меня на войну и с тех пор не давала покоя. Какой урок Витольд мог бы преподать мне о моей собственной жизни и разлуке с близкими?

Я прилетел в Варшаву в январе 2016 года, чтобы найти ответы на свои вопросы. Первым, кого я хотел увидеть, был сын Витольда, Анджей. Я нервничал перед встречей с ним. В конце концов, кто я такой, чтобы внезапно разбередить рану, связанную с историей его отца? Когда Витольда расстреляли, Анджей был еще ребенком. В течение пятидесяти лет ему говорили, что его отец – враг народа. Конечно, он никогда в это не верил, но узнать подробности истинной миссии Витольда ему удалось только в 1990-х годах, когда были открыты архивы коммунистов.

Разумеется, я волновался напрасно. Анджей оказался добрым и открытым человеком. Однако он сразу предупредил меня: «Не знаю, что еще вы найдете и с чего надо начинать искать».

И я ответил: «С вас».

Я понимал: о Витольде известно так мало, что важна любая мелочь, какую Анджей мог мне сообщить. Я не знал, о чем думал Витольд помимо того, о чем он писал, и того, что могли бы рассказать мне о его образе мыслей такие люди, как Анджей. Я даже не предполагал, что в живых осталось столько людей, знавших Витольда лично. Некоторые из них никогда прежде не делились своими воспоминаниями – возможно, потому, что не осмеливались говорить об этом при коммунистах, а может, просто потому, что их никто не спрашивал.

Помимо бесед с живыми свидетелями я хотел проследить путь Витольда. Во время войны многие здания были разрушены, но часть из них сохранилась, и самым важным для меня местом была квартира, где арестовали Витольда. После того как я увидел все локации своими глазами, мне стало легче описывать то, что там происходило. Но еще лучше было пройти этот путь с живыми свидетелями. Оказалось, что трехлетний мальчик из той самой квартиры жив. Его зовут Марек. Они с матерью, невесткой Витольда, пережили войну, но потом коммунисты выгнали их из дома. Впервые за семьдесят лет я привел его в этот дом. Там Марек вспомнил о плюшевом мишке – этот случай красноречиво свидетельствовал о способности Витольда даже в момент сильнейшего стресса думать не только о себе.