- Я бы мог убить тебя прямо сейчас, - медленно проговорил Алькондар. В моей власти заставить тебя делать все, что я возжелаю, за одним исключением: я не имею права применять магию, чтобы заставить тебя драться на Арене. Магия и Арена несовместимы - это закон. Любой, вышедший на Арену сражаться, должен делать это добровольно. Но есть множество способов, иномирянин, заставить человека _добровольно_ делать то, что он не желает... И ты послушаешь меня и будешь драться, поскольку в этом - и только в этом! - случае я отпущу твою возлюбленную в целости и сохранности. Ну, так как?

Острое чувство собственного бессилия пронзило Рангара, кровь бросилась в голову, и он едва удержался, чтобы не плюнуть в лицо магу. Но затем овладел собой и, сам поражаясь тому, как спокойно звучит его голос, произнес:

- Я выйду на Арену, ваше высокомогущество, но лишь после того, как вы дадите кровную клятву, что отпустите Ладу, не причинив ей вреда.

- Ах ты ничтожный!.. - начал было Алькондар, но осекся, тяжело дыша. Какие-то противоречивые чувства боролись в нем, и одно из них победило. Притушив взгляд, маг мрачно воззрился на Рангара.

- Ладно, я дам клятву, - прорычал он голосом, похожим на рык фархара.

Рангар ощутил вдруг не менее острое, чем недавнее чувство бессилия, торжество. Малый, ничтожно малый плацдарм отвоевал он, но - отвоевал! И это в ситуации, безнадежной до абсурда!

- А теперь закрой глаза, иномирянин, а то ненароком наложишь в штаны от страха. - Алькондар хохотнул. - Сейчас я тебя перенесу в Венду.

Лишь едва дрогнули уголки губ Рангара, когда он поклонился магу и послушно закрыл глаза.

Ибо вспомнил он великую мудрость, преподанную ему Учителем в родном мире: "Если ты можешь что-нибудь, показывай, что не можешь; если он силен, уклоняйся от него; приняв смиренный вид, вызови в нем самомнение; если его силы свежи, утоми его; нападай на него, когда он не готов, выступай, когда он не ожидает".

На этот раз память сделала ему поистине царский подарок. Рангар поблагодарил ее и мысленно низко поклонился Учителю. Он не смог победить, выиграв схватку. Теперь он попробует сделать это, проиграв ее.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЕРДЦЕ ТАЙНЫ

И продуман распорядок действий,

И неотвратим конец пути...

Борис Пастернак

1

В комнату вела единственная дверь - крепкая, обитая металлическими полосами, к тому же с мощным запирающим заклятием, которое Рангар ощущал при приближении как нарастающее муторное давление на внутренности. Под самым потолком имело место узкое, забранное толстыми железными прутьями окошко. В комнате стоял деревянный топчан с набитым высушенной травой матрасом и куском грубого полотна вместо простыни. За перегородкой находился закуток с отхожим местом и двумя чанами с водой; в большем вода предназначалась для омовений, в меньшем - для питья. Так что вряд ли это помещение можно было назвать "комнатой", несмотря на потертый ковер на полу; скорее - тюремной камерой, хоть и не из худших.

У Рангара, естественно, отобрали оружие и доспехи, в том числе и нифриллитовую кольчугу; однако, как ни странно, оставили черное облегающее трико из Валкара; впрочем, он не стал носить его, а соорудил, сложив особым образом, нечто вроде набедренной повязки, оставив подавляющее большинство кожного покрова свободно соприкасаться с воздухом.

Трижды в день над маленьким столиком, стоявшим у стены под окошком, возникало голубоватое туманное свечение, которое, рассеявшись, являло взору дымящиеся горшки и миски с пищей. Рангар не мог не признать, что кормили здесь вкусно и достаточно разнообразно; однако он ел мало, ровно столько, сколько необходимо было для поддержания организма в требуемой форме А потребовал Рангар сам от себя исключительно высоких физических кондиций, поскольку теперь, после утраты кольца, это осталось единственным, на что он мог полагаться. Практически все время, кроме сна и коротких пауз для приема пищи и отдыха, он посвящал медитации, закаляя дух, и тренировкам, оттачивая и отшлифовывая технику боевого искусства, постигнутого им еще в родном мире. Правда, иногда обостренные чувства Рангара реагировали на чье-то невидимое глазу присутствие, и тогда он прекращал физические упражнения, погружаясь в мир высокой духовной гармонии, отрешаясь от всего окружающего и тем более - от незримого соглядатая.

Дней через десять уровень его физической подготовки и технического мастерства превысил тот, который ему удавалось достичь на Коарме до этого, а степень духовной самоконцентрации едва ли не достигла высот, знакомых лишь по родному миру. Он уже мог, преодолевая колдовское давление, приближаться к двери и легко взбегал по вертикальной стенке до окошка; одним из его развлечений стало, уцепившись за прутья, любоваться красивым незнакомым городом, тремя громадными террасами спускавшимся к голубой воде обширного залива. Из окна виднелась лишь часть залива, однако длинные пологие волны, качавшие многочисленные корабли и кораблики, кораблики, отсюда казавшиеся совсем крошечными, указывали на близость океана. Не раз и не два у Рангара возникало желание сломать прутья решетки и бежать; это было вполне по силам ему, но каждый раз мысль о кровном договоре, подписанном им с Алькондаром, останавливала его, так как в этом случае гибель Лады оказывалась неизбежной.

Одиночество не тяготило Рангара - напротив, так даже легче сохранялось достигнутое равновесие внутреннего царства эмоций, и лишь изредка воспоминания будоражили его и вызывали приливы глухой, безнадежной тоски. Зато в снах его память о минувших событиях торжествовала безраздельно, и он видел себя то на острове Курку, то в казарме гладиаторов маркиза ла Дуг-Хорнара, то рубил жутких оборотней Сумрачного леса, то шагал по сияющим, воздушным улицам Валкара, а рядом молчаливо вышагивал Тангор, улыбаясь в бороду и посверкивая своими удивительными золотистыми глазами, и шел хмельной и веселый Фишур, о чем-то увлеченно разглагольствуя и размахивая руками, и даже Лада была рядом, в белом воздушном платьице, с тяжелой волной распущенных черных волос на плечах, что могло бы вызвать удивление, ибо в Валкаре она еще скрывалась под личиной рыцаря Тазора, но почему-то совсем не вызывало, а, наоборот, казалось естественным и само собой разумеющимся... Странно, но чем ближе оказывались события к роковой битве на Северном тракте, тем реже они снились Рангару; сам же бой в Холодном ущелье приснился ему только один раз, да и то как-то очень уж необычно, будто он наблюдал его со стороны, а точнее, с большой высоты; мертвого Тангора Рангар в своих снах не видел ни разу.