Но присутствующие офицеры не намерены были это допустить. Мак обнажил шпагу, его примеру последовали другие, и констеблям было предложено на выбор: или исполнять свой долг, если угодно, или получить по кроне и убраться восвояси. Они предпочли последнее; и мы, рассевшись по каретам граф со своими друзьями, я со своими, - отправились на луг, что позади Монтегью-Хауса. О, проклятая кофейня! Зачем только я переступил ее порог!
Прибыли мы на место. Славный Макшейн вызвался быть моим Секундантом, и его очень огорчило, что секундант противника не пожелал раз-другой скрестить с ним шпаги; то был майор, уже в летах, бесстрашный старый рубака, закаленный, как сталь, и не охотник до шуток. Итак, сравнили длину клинков, Гальгенштейн сбросил свой камзол, - я - свое изящное бархатное полукафтанье. Гальгенштейн швырнул на землю шляпу, я осторожно положил свою - один лишь позумент на ней встал мне в двадцать фунтов. Мне не терпелось начать бой, ненависть к противнику - будь он проклят! - переполняла меня, а я хорошо знал, что ему не сравняться со мной в искусстве владения шпагой.
"А парик? Не думаете же вы в нем драться?" - спросил Макшейн. "Нет, разумеется", - ответил я и сдернул парик с головы.
Чтоб всем цирюльникам жариться на медленном огне! Чтоб всем парикам, буклям, накладкам и шиньонам кипеть в адских котлах отныне и до скончания века! В этом парике таилась моя погибель; кто знает, каких бы высот я достиг, кабы не он!
Я отдал парик прапорщику Макшейну и не заметил, что вместе с ним снялась и черная повязка, явив всем мой второй глаз, здоровый, целехонький и мечущий грозные взгляды.
"Защищайтесь!" - крикнул я графу, делая выпад; но он отскочил назад с проворством зайца (знал, бездельник, что в бою на шпагах ему против меня не устоять); и его секундант, несколько озадаченный, отбил мой удар. "Я не стану драться с этим человеком, - сказал Гальгенштейн, изрядно побледнев. Клянусь честью дворянина, что его имя - Питер Брок; два года он был моим капралом и дезертировал, ограбив меня на тысячу фунтов. Взгляните на него! Зачем было ему прятать под повязкой здоровый глаз? Впрочем, если угодно, вот вам еще доказательство. Подайте мне мой бумажник!" - И, раскрыв бумажник, он достал оттуда - что бы вы думали? - ту самую распроклятую афишку с перечислением моих примет! "Удостоверьтесь сами, есть ли у него рубец за левым ухом (точно, голубушка, вот он тут; это меня один окаянный немец хватил на Бойне), взгляните, наколоты ли на его правой руке инициалы "К. Р." (и от этого тоже мне никуда не деться). А этот хвастливый ирландец, я полагаю, его сообщник; словом, я не намерен иметь дело с мистером Броком, иначе как при констебле в качестве секунданта". - "Как это все понимать, капитан Вуд?" - спросил пожилой майор, секундант графа. "Гнусная клевета, оскорбляющая меня и моего друга! - закричал Макшейн. - И граф нам ответит за нее!" - "Постойте, не торопитесь, - сказал майор. - Капитан Вуд, как джентльмен и офицер, без сомнения, охотно докажет графу его ошибку и даст нам всем убедиться, что на его руке нет тех знаков, которыми любят украшать себя простые солдаты". - "Капитан Вуд ничего подобного не сделает, майор, возразил я. - Я готов драться с этим негодяем Гальгенштейном, с вами, с кем угодно по законам чести; но я не дам себя обыскивать, точно вора!" - "Само собой!" - вскричал Макшейн. "В таком случае моя обязанность отменить поединок", - сказал майор. "Как вам угодно, сэр, - в бешенстве крикнул я. Позвольте только мне сказать вашему другу, что он лжец и трус; и что, если когда-либо он все же расхрабрится настолько, что пожелает встретиться со мной, он легко найдет меня в моем доме на Пикадилли!" - "Позор! Я плюю на вас всех!" - воскликнул мой бравый союзник Макшейн. И тут же подкрепил слова делом - или, во всяком случае, изъявил полную к этому готовность.
После чего мы подобрали свою одежду, сели по каретам и разъехались, так и не пролив ни капли крови.
"Неужели это правда? - спросил мистер Макшейн, когда мы с ним остались вдвоем. - Неужели это правда, то, что они говорили?" - "Прапорщик, - сказал я, - вы - человек бывалый, не так ли?" - "Можете не сомневаться, ведь я уже двадцать два года в этом чине". - "Вам, я думаю, пригодятся несколько золотых?" - "Еще как пригодятся! Сказать по совести, я уже четыре дня не брал в рот мясного!" - "Так вот, прапорщик, все это правда, - сказал я. - А что до мясного, то оно ждет вас в ближайшем же трактире".
Я приказал кучеру остановить лошадей, и бравый Макшейн запасся изрядной порцией мяса, которую и умял по пути, потому что у меня уже каждая минута была на счету. Я рассказал ему все, как было, ничего не утаивая, и он долго смеялся, утверждая, что никогда не слыхал о более ловком маневре. Когда он наконец набил свою утробу, я вынул из кошелька несколько гиней и вручил ему. Мистер Макшейн даже прослезился от умиления, облобызал меня и поклялся, что никогда со мной не расстанется; и думается мне, голубушка, он сдержит свою клятву; во всяком случае, мы с ним с тех самых пор неразлучны, и, пожалуй, это единственный друг, на которого я могу положиться.
Не знаю, по какой причине, но я словно бы почуял в воздухе беду; а потому остановил карету, несколько не доехав до дому, и просил Макшейна сходить удостовериться, все ли спокойно, а сам остался ждать его в соседней таверне. Он тут же отправился исполнять мое поручение и вскорости вернулся, бледный как смерть, с известием, что дом полон констеблей. Должно быть, злосчастная ссора в "Ристалище" заставила их нагрянуть ко мне в гости, и, надо сказать, они потрудились не зря! Боже ты мой! Пятьсот фунтов звонкой монетой, пять пар платья, шитого золотом, три парика, не говоря уже о сорочках с кружевами, шпагах, тростях, табакерках, - и все это снова досталось негодяю графу!
Я понял, что все пропало, - моя карьера аристократа окончена; а если я попадусь полиции в руки, меня ждет либо расстрел, либо виселица. При таких обстоятельствах, душа моя, все средства хороши и долго раздумывать не приходится. Неподалеку помещалась конюшня, где я не раз нанимал карету, чтобы ехать ко двору, - ха-ха-ха! - и был известен как человек достаточный. Туда я немедля и отправился. "Мистер Уормэш, - сказал я хозяину, - мне с моим доблестным другом пришла охота проехаться в Туикнэм и там поужинать, а для этого вы должны дать нам ваших самых лучших лошадей". Через минуту нам уже подвели двух отличных коней и мы вскочили в седло.
