– Подам на тебя в суд за сексуальные домогательства!

– Хорошо, а я поведаю судье о симпатичной родинке, которую рассмотрел, когд…

Трейси зачерпнула пригоршню снега и бросила ему в лицо, закрывая рот. Брендон, смеясь, убрал ее руку, завел за голову и прижался холодными губами к ее, ловя горячее дыхание.

Его поцелуй был с привкусом талого снега и малиновой жвачки, а мягкие губы слишком настойчивы, чтобы долго бороться. Брендон отпустил ее руки, ощутив, что сопротивление иссякло, и она отвечает ему, обнимает за шею и притягивает ближе.

Трейси всегда знала, что он бабник, и ни одной женщине не под силу изменить это, но признавала, что игра, в которую ее втягивал Брендон, возбуждает, а сорванные поцелуи и короткие объятия приятны. Даже сейчас, когда он, прервав поцелуй, смотрел на нее с самодовольной улыбкой, радуясь еще одной победе, она не злилась, только если чуть-чуть и в основном на себя.

– Слезь с меня, я замерзла!

Брендон быстро поднялся, помогая ей встать и очистить куртку от налипшего снега.

– Больше так не делай, – самым серьезным тоном велела Трейси, убирая его руки.

– А то что? – вкрадчиво поинтересовался Брендон.

Трейси резко нагнулась, подхватывая лыжную палку, и ткнула острым концом ему в пах.

– А то придется искать работу в церковном хоре.

Брендон рассмеялся и откровенно признался:

– Знаешь, что мне в тебе нравится?

– Понятия не имею.

– Грудь, задница и чувство юмора. С тобой весело, – он убрал палку и взял ее лыжи, помогая закрепить ботинки. – И родинка тоже нравится, заводит.

Трейси развернулась, оставляя пошлые выпады без ответа, и, оттолкнувшись, полетела вниз.

–//-

– У Золушки теперь вообще нет гендерного признака, – делилась мнением Шэрен, рассказывая историю, услышанную на очередном званом обеде: богатая вдова с Манхэттена вышла замуж и приобрела вместе с мужем пасынка, а через год бросила супруга, закрутив роман с его сыном.

– В современном мире Золушкой может быть мужчина, а принцем – женщина, – согласилась Трейси, наслаждаясь яблочным штруделем. После первого спуска желание кататься поубавилось, поэтому она, сославшись на боль в колене, осталась внизу играть с крестником. Мэттью, к слову, после часа возни в снегу и катания на санках, с аппетитом пообедал и сейчас крепко спал в коляске, не обращая внимания на стоявший в ресторане шум, который больше подходил растревоженному улью, чем семейному заведению.

– Кстати, а как его звали?

– Кого?

– Принца, – Шэрен вздохнула, когда Трейси непонимающе свела брови. – Ну, Прекрасного принца!

– А, этого! Придурком его звали. Весь вечер провел с девушкой и даже имени не спросил, а потом послал солдат искать ее по туфле, а если бы с нее трусы слетели, как бы тогда искал? – с деланным беспокойством закончила она.

– По-моему, его все же звали Кит, но ваша теория мне нравится больше, – прозвучало откуда-то из-за спины. – Здравствуйте, Шэрен.

Трейси от неожиданности уронила маленькую вилку и повернулась на голос.

– О, Питер, добрый день! – Шэрен приветливо улыбнулась. – Трейси, познакомься – Питер Трумэн – наш сосед, здесь в Аспене, и однокурсник Ника, работает в Вашингтоне, в администрации Президента.

– Странно, что с вашей фамилией вы еще не сидите в его кресле, – пошутила Трейси и представилась.

– Я работаю над этим, мисс Полански, – улыбнулся Питер, а она отметила, что действительно работает: как минимум один избиратель у него уже есть! Вот они – блистательные молодые политики: породистые и успешные, с белозубыми улыбками и внимательным взглядом – словно с плаката «Идеальный мужчина!». А светлые волосы и очаровательная ямочка на подбородке добавляли ему шарма.

– А Ник и Брендон здесь? – тихо спросил Питер, боясь разбудить спящего ребенка.

– Они еще катаются.

– А вы катаетесь? – Он снова повернулся к Трейси.

– Как медведь на лыжах, – вспоминая сегодняшний спуск, серьезно произнесла она. Питер чуть склонил голову, с едва заметной улыбкой рассматривая ее, и, небрежно махнув, когда его окликнули, сказал:

– Шэрен, у вас очаровательная подруга.

Поскольку они сидели на улице, греясь в солнечных лучах, одеты были в горнолыжные костюмы и шапки, а Трейси еще и в темных очках, поэтому замечание об ее «очаровательности» казалось как никогда спорным.

– Я вам понравлюсь еще больше, когда сниму шапку, – веско заметила она.

– Вы мне уже очень нравитесь и, пожалуйста, зовите меня Питер.

– Значит, когда на мне будет платье, вы полюбите меня.

– Не сомневаюсь в этом. На приеме у Стеклеров вы ведь будете в платье?

Трейси немного смутилась, но все же кивнула.

– Тогда до вечера.

Питер отошел от их столика, а Шэрен удивленно спросила:

– Собираешься стать первой леди?

– Да нет, но я ведь хотела закрутить роман с кем-то из друзей твоего мужа, а этот мистер «Будущий Президент» симпатичный.

– Да ты уже закрутила с мистером «Адвокатом Дьявола».

– Нет, это просто…

– Секс, – закончила за нее Шэрен, – я помню.

–//-

Трейси покрутилась возле зеркала и осталась довольна собственным отражением. Это платье она собиралась надеть на рождественский ужин, но поскольку Рождество встречала голой, блеснет в нем сегодня – родители Брендона устраивали небольшую вечеринку для друзей. Волосы были убраны вверх, открывая голые плечи и бриллиантовую подвеску, идеально подходившую к черному платью со строгим бархатным лифом и шелковой юбкой, одну сторону которой украшала кокетливая волна. Более броские драгоценности (если бы они у нее были) смотрелись бы кричаще, а одинокий бриллиант уравновешивал образ. Трейси прикоснулась к нему, раздумывая: может, все же снять? Но решительно отбросила эту идею. Если уж она приняла подарок, то почему бы его не носить?! Тем более, ей действительно нравится, и Брендон об этом знает. Пусть любуется, только руками не трогает.

Трейси взяла телефон и выключила плеер – почему-то, собираясь под музыку, она всегда чувствовала себе неотразимой, – затем вышла из комнаты. Шэрен и Ник уже ждали внизу, Трейси замерла, потому что «ждали» было неподходящим словом. Мэтти уже спал, и молодые родители, не без помощи бабушки, оказались предоставлены сами себе: они целовались возле елки, а рука Ника то и дело взлетала к груди жены. Трейси нарочито громко начала спускаться по лестнице и громко жаловаться на новые туфли, не желая видеть, как он задерет юбку жене прямо в гостиной. А про себя посмеивалась: кто-то поедет на чопорный прием с эрекцией.

Если шале Хейвортов было, пусть роскошным, но домом, уютным и комфортным, то особняк Стеклеров иначе, чем резиденция, назвать сложно. Впечатляющий, большой, выполненный из светлого камня, с высоким крыльцом и заостренной крышей. Из высоких узких окон лился яркий свет, а на площадке возле дома не было и намека на снег: плитка сверкающе чистая, – если пройтись в белых носках, таковыми они и останутся.

Хозяева радушно встречали гостей в холле, а официанты предлагали шампанское. Снаружи дом был выполнен в викторианском стиле, но внутреннее убранство полностью соответствовало современным тенденциям: стильные коричнево-золотистые стены и натертый до блеска ореховый пол, черно-белая лестница с волнообразными стеклянными перилами и модные кресла с высокими спинками, хотя любовь к классике все же угадывалась – черный рояль, внушительный и солидный, стоял в просторном холле и удивлял как размерами, так и нахождением вне сцены городской филармонии.

Трейси, выскользнув из гостиной и спрятавшись под лестницей за поднятой крышкой рояля, положила в рот канапе с креветкой – она была голодна, а ужин еще не подавали, да и дух перевести было просто необходимо.

Последний час она то и дело с кем-то знакомилась, о чем-то говорила и широко улыбалась. Заводила полезные связи и даже встретила несколько знакомых: пара коллег-адвокатов, с которыми приходилось пересекаться по работе, и судья, встреча с которым в неформальной обстановке, возможно, будет полезной. Всего человек тридцать, по меркам светских приемов не так уж и много, но для маленькой частной вечеринки более чем достаточно.