И у него не нашлось ответа на этот вопрос.
* * *
Максим по-прежнему стоял у накрытого стола на краю пропасти, а через дорогу ждала его возвращения огненная «альфа ромео». За столом никого не было. Бутылки с шампанским не открывались, упаковка на коробке конфет была не повреждена, апельсины сохраняли девственную целостность.
Максим стоял, размышляя: то ли у него реально поехала крыша, то ли ее слегка сдвинул свежий горный воздух.
Скорее, наверное, все-таки второе, коли больше за столом по-прежнему никого не наблюдалось.
Ну и неудивительно – после стольких-то лет жизни в напрочь прокуренной атмосфере кабаков, оркестровок и курилок!
И тем не менее неожиданный удар гор он выдержал.
– А вот хрен вам! – заорал он, сам не зная кому, но будучи уверенным, что его слышат. – Не дождетесь!
Он бы не удивился, кабы где-то от его крика сорвалась со склона лавина и неудержимо понеслась вниз, все снося на своем пути. Но заснеженные вершины все так же безмятежно сияли, не обращая ни малейшего внимания на незваного гостя, без спроса проникшего в их безмолвное царство.
– Не дождетесь! – снова крикнул он. И одним резким ударом ноги сбросил праздничный стол в пропасть.
Мгновением позже следом отправились и стульчики.
Да, это все пустота и тишина виноваты! Для городского жителя горы – самый настоящий наркотик, тут еще и не такое привидится. Кислородное голодание, то-се… Хотя какое может быть кислородное голодание на такой высоте?
Он поскреб затылок.
А может, именно за «тем-сем» и лазают наверх альпинисты? Ловят глюки, как от выкуренной травки. И никогда никому не рассказывают, кого увидели и что почувствовали во время своих восхождений…
Во всем виноваты горы и только они.
Что ж, значит, спасение – внизу, среди городских зданий, в привычных местах, расположенных на высоте моря!
Максим прыгнул в машину, включил зажигание. Шум двигателя слегка привел его в себя. Но против здешней тишины этого слишком мало.
Где там у нас сэр Пол с его «Дикой жизнью»?
Сидюшник обнаружился в проигрывателе. Пришлось заставить его выползти из приемника и снова воткнуть. Зазвучавшая музыка стала истинным спасением.
Максим аккуратно развернул машину на узеньком пятачке и покатил по серпантину назад, в родной Южноморск…
Солнце все еще не ушло за соседнюю гору, и спускаться было вполне комфортно. Тем не менее Максим перестраховывался и постоянно притормаживал – лечиться адреналином в такой ситуации глупо. Долечишься до гробовой доски в пылающей машине!
Наверное, именно поэтому он и успел затормозить, заметив какое-то движение слева и выше. В горах ведь часто бывают не только лавины, но и камнепады.
Однако это были вовсе не камни. Спустя мгновение там, где через это же самое мгновение должна была оказаться «альфа ромео», пролетел стол. Тот самый, пластмассовый, складной, который совсем недавно был отправлен Максимом в пропасть.
Как будто кто-то неведомый придержал его где-то на почти отвесном горном склоне, а потом в нужный, заранее определенный момент отпустил с безумным расчетом поразить движущуюся по серпантину машину. Типа отбомбометался мебелью самолет…
Похоже, горы повторно набросились на свою жертву, опять сдвигая ей мозги.
Можно, конечно, подышать у выхлопной трубы – как в известном анекдоте. А можно попытаться столкнуться со столом на следующем витке и окончательно убедиться, что он существует только в воображении.
И тем не менее Максим снизил скорость еще больше. Глюки непривыкшего организма могут оказаться крайне опасными, а водительских инстинктов никто не отменял. Отвернешься в сторону даже от воображаемого препятствия – и вмиг окажешься в бездне.
Он не ошибся в предположениях – после крутого разворота на сто восемьдесят градусов пластмассовая бомба вновь попыталась поразить машину. И вновь тщетно.
То же самое произошло на третьем витке.
Он уже был готов к тому, что воображаемая схватка на виражах продлится до самого спуска к Южноморску, однако, судя по отсутствию последующих атак, боезапасы у неведомого противника закончились, и до города удалось добраться без потерь.
Горный воздух оставил мозги Максима в покое.
* * *
Поскольку горы остались за спиной и Южноморск с запада теперь ничто не закрывало, внизу все еще светило солнце.
Обещанный шторм то ли остановился на подходе к побережью, то ли неожиданно свернул куда-то в сторону. Как бы то ни было, авиа- и автобусные рейсы были отменены совершенно зря. «Бэдламовцы» вполне успели бы добраться до цели и сейчас вовсю готовились бы к вечернему концерту. Но он, Максим, наверняка не смотался бы в Наше Место. А посему на метеорологов абсолютно не обижался.
Он хотел сначала заехать в гостиницу, где Платон забронировал места, но сюда можно было заселиться и ближе к ночи. Его-то место наверняка сохранят. А экскурсию по местам детства и юности прерывать не стоило. Пока есть пыл, нужно пользоваться его энергией.
И он отправился туда, где провел первую половину своей жизни.
В ближайших к родительскому дому кварталах, в общем-то, мало что изменилось, и потому даже не пришлось расспрашивать местных, как добраться до нужного адреса…
Он загнал машину в родной двор, припарковался под окнами своей квартиры и выбрался из салона.
Во дворе почему-то было необычайно пусто. Не играла в песочнице в дальнем углу малышня – будто за двадцать лет никто больше не родился; не сидели на скамеечке возле подъезда бабушки, перемывая косточки молодежи и нынешней власти – словно все давным-давно поумирали; не отдыхали набегавшиеся за день автомобили, принадлежавшие обитателям родного дома.
Однако тишины тоже не наблюдалось. Со всех сторон на него вдруг обрушились давно забытые, но очень знакомые звуки.
От пустой песочницы донеслись детские восторженные крики и визги, а от скамейки – ворчливые голоса пенсионерок, из открытого окна на первом этаже, где жили дядя Вася с тетей Полей, прилетели мужской матерок и женский призывный смех. Где-то в противоположном углу двора Сергей Скачков с прочими «Землянами» с надрывом рассказывали о том, что им снится не рокот космодрома, а зеле-о-оная, зеле-о-оная трава. За спиной то и дело раздавался ритмичный скрип давно уже не существующих качелей.
На сей раз Максим уже совершенно не взволновался.
Судя по всему, рецидив недавней горной болезни.
Эх, все-таки не мешало бы бросить курить! Но как – с таким-то профессиональным окружением? К Герычу придешь – хоть топор вешай!
Домофона возле двери не было, а петли скрипнули очень знакомо.
Максим поднялся на родную лестничную площадку на третьем этаже и вытащил из кармана рюкзака старинную связку ключей. Он давно уже забыл, какой из них открывает родительскую квартиру, но третий по счету вписался в замочную скважину.
Три оборота, нажать на ручку.
Дверь квартиры открылась совершенно бесшумно – судя по всему, тетя Зина постоянно смазывала петли. Максим вошел в прихожую, осторожно и неслышно ступил на придверный мягкий коврик. Будто вор, стремящийся скрыть от обитателей квартиры свое появление…
Нащупал выключатель слева от двери, щелкнул. Однако свет не загорелся. Так однажды бывало в детстве – они всей семьей уехали на экскурсию в Москву, и отец зачем-то чуть выкрутил лампочку в прихожей. Зачем – он не объяснил, а Максим и не спрашивал. В детстве поступки родителей воспринимаешь как само собой разумеющиеся. Даже те, что через годы оказываются совершенно глупыми…
Пришлось выдвинуть в центр прихожей стоящую возле стены табуретку, на которую мать обычно ставила сумку с принесенными из магазина продуктами, перед тем как снять обувь.
Забрался на табуретку и повернул стеклянный шарик под абажуром по часовой стрелке.
И свет вспыхнул.
В общем-то, за все эти годы ничто тут не изменилось. Давно выцветшие обои, рисунок которых так занимал когда-то маленького Максимку. Типа всадники скачут на уродливых лошадях… Слева от двери, в углу – тумбочка, а чуть дальше – вешалка из мореного дуба, с крючками-рожками, на которых, правда, ничего не висит; справа, на стене, зеркало в потемневшей и потрескавшейся раме.