- Можно, - сказал Павленко. - Конечно, можно. Только для этого надо засунуть все амбиции себе в задницу. У коммунистов это хорошо получается. Их семьдесят лет муштровали. А мы, демократы, высшей ценностью считаем свободу. В том числе и свободу выбора. Свободу мнений. Вот от этого переизбытка свободы и рвем друг друга на части. Аникеев ведь так и умер, уверенный в своей правоте. Свободный рынок - и никакого регулирования. Дикий капитализм - навсегда! Он так и не захотел понять, что во Всемирную торговую организацию входят страны с развитой сетью супермаркетов, а не грязных базаров, заполненных полууголовным элементом.
Я оглянулся на Циркача: тот растерянно улыбался, услыхав из уст Павленко буквально собственные слова. А Аристарх Николаевич тем временем продолжал, все более увлекаясь:
- И товар в магазины должны поставлять солидные фирмы, а не десятки и сотни тысяч обнищавших итээровцев, учителей, врачей и военных, заслуживших теперь гордое звание челноков. Это же пародия на русских купцов прошлого века. Купцы были богатейшими людьми, а челнокиs Эх! Не захотел Аникеев понять, что граждане цивилизованной страны ездят по миру с магнитными карточками, а не с карманами, набитыми "зеленью". Господи, когда же мы перестанем пугать немецких и французских банкиров сотнями тысяч наличных долларов?! С экономической политикой Аникеева - никогда! Мы все это ему объясняли еще три года назад, и два, и год, и несколько месяцев назад. Сначала просто пытались создать условия, более выгодные для магазинов, а не для рынков, но нам отчаянно мешали на всех уровнях. Сколько было шума, когда ввели дополнительный налог на челночную торговлю! У нас удивительный народ, он не хочет жить лучше, он хочет жить как всегдаs Потом случился августовский кризис - это отдельная тема, - и после него уже любому дураку стало ясно, что челноки и оптовые рынки - это пройденный этап. Их песенка спета. Началась агония. Однако Аникеев, свято убежденный, что "этот стон у них песней зовется", продолжал упорствовать, продолжал реанимировать и реформировать свою торговую сеть. Это потрясающе!.. Вы знаете, ведь Свирский еще три года назад предлагал сесть за стол переговоров на очень удобных для обеих сторон условиях.
- Стоп, - сказал я. - Свирский. Это человек Аникеева?
- Упаси Господь! Я бы очень хотел сказать, что Свирский был моим человеком, по убеждениям мы были весьма близки, но в том-то и дело, что Эдуард не был ни чьим человеком. Он всегда был сам по себе. Знаете, откуда взялась его кличка? Из анекдота. Ну, когда волк всем зверям назначает, мол, ты придешь, я тебя съем на завтрак, тебя - на обед, тебя - на полдник, и всех записывает в блокнотик, доходит очередь до ежика, а он отвечает: "Волк, а пошел-ка ты!.." "Значит, так, - бормочет волк, - глядя в свой блокнот, - ежика вычеркиваем". И остается без ужина. Свирский сам очень любил этот анекдот, по существу, притчу. Его в какие только списки не вставляли! И в партийные, и в черные, и в наградные, и в расстрельные, а он всех посылал, и его вычеркивалиs
- Ну, из расстрельного-то вы его не вычеркнули, - процедил Фил обиженно и зло.
- У меня не было такой возможности, - сказал Павленко. - Мне эти списки на подпись не приносят.
В его голосе было не меньше боли, чем в голосе Фила, а глаза смотрели прямо и даже с вызовом. И я вдруг поверил этому хлыщу. Нет, он был не наш человек, я продолжал величать его про себя именно хлыщом и комсомольским боссом, но в данном случае я верил ему. Когда речь заходит о жизни и смерти, я умею различать правду и ложь. Не смогу объяснить как, но за годы, прошедшие после войны, я научился этому. Собственно, еще там, в Чечне, это умение не раз меня выручало.
- Так, может, и Аникеева не вы убили? - я задал свой вопрос не столько с подколкой, сколько с надеждой.
- Браво, - сказал Павленко устало. - Если вы сумеете мне поверить, значит, мы сработаемся. Киллер, стрелявший в Измайлове, действительно получил деньги со счета итальянской фирмы, зарегистрированной на имя одного из моих сотрудников, копия платежки наверняка уже есть в следственном отделе ФСБ, а может, и в Интерполе. Правда, сам мальчишка и знать не знает, чей заказ выполнял, он готов получать деньги хоть итальянскими лирами, хоть турецкими. Я бы эту малолетнюю мразь ликвидировал сразу, да простит меня Господь за такие слова! Но какой, скажите, прок человечеству от международного мастера спорта, готового за большие деньги стрелять в любую движущуюся мишень. И не задавать лишних вопросов. По-моему, такие моральные уроды просто не должны коптить небо. Мышкин считает иначе: уникальных специалистов в расход пускать нельзя, это - наш золотой запас, это - наши будущие дивиденды. Вот он и прячет Глаголева на какой-то госдаче. Ну, еще бы: ученик великого Кручинина, заслуженного спортсмена от КГБ! Этот молокосос тоже умеет, как и его тренер, перед прицельным выстрелом всякие фортели выкидывать, восьмерки, например, рисовать лазерным зайчиком. У Аникеева, кстати, давняя любовь к восьмеркам: одна из его фирм называлась "Восьмое чудо света", а в логотипе он использовал перевернутую восьмерку знак бесконечности. Вот она, ирония судьбы!
Теперь Пиндрик смотрел на Павленко широко открытыми глазами, я понял почему. Игорь мне подробно рассказал, все что видел тогда на рынке в Измайлове. Но я воздержался спрашивать, от кого этот всезнайка успел выведать и про киллера и даже про восьмерку на виске убитого. Понятно, у него был агент в охране Аникеева или просто в толпе, а кто именно - о таких вещах не рассказывают. И это еще раз подтверждало его правоту: люди "Феникса" при желании могли убрать руководителя "Сферы" и проще, и надежнее. Значит, действительно заказывал убийство не "Феникс".
Что ж, красиво он нам все это рассказывал, или, как говорят зэки, складно звонил. Но уж слишком складно. В глубине души мне хотелось ему верить, но именно поэтому я заставлял себя не делать этого. Доверие слишком опасная штука в нашем жестоком мире.
В заданном нам уравнении оставалось еще слишком много неизвестных величин. И я уже готов был оформить свои сомнения в некую фразу, адресованную господину Павленко, но тут как раз и раздался очередной звонок.
