– Пусть старик порадуется.
Естественно Фелюрин не отказался и следующей же ночью в монтажке в «Останкино» с Мелеховым они смонтировали такое кино, что, помимо пятисот долларов причитающихся за монтаж, Фелюрину выдали еще двести долларов премии. Фелюрин был человек порядочный, справедливый и дисциплинированный, а потому тысячу двести долларов он разделил на три равные части, заплатив оператору и Мелехову по четыреста баксов. Охранникам, закрывшим глаза на ночной монтаж, Фелюрин хлебосольно выставил несколько бутылок водки и дал денег на закуску.
Тот судьбоносный юбилей какого-то вице-мэра, которого Фелюрин ни до, ни после больше ни разу не видел, еще тогда заронил в нем идею создать свою конторку по производству видеопродукции.
– А, что, – говорил Фелюрин Мелехову на монтаже своего очередного репортажа, – Юбилеи, свадьбы, прочие памятные события…
– Похороны, – вставил Мелехов.
– …Да ну, тебя. Я ведь дело говорю. Прикинь, сколько на этом можно будет накосить!?
– Ну, да, серьезный бизнес, – толи, шутя, толи всерьез соглашался Мелехов, продолжая монтировать сюжет.
– Да нет, ну ты подумай. Монтажная аппаратура у нас доступна каждую ночь, операторы работать внеурочно за бабки, тоже согласны. Дело встало только за клиентами, – воодушевленно распалялся Фелюрин.
Заработанные четыреста долларов были ощутимым подспорьем в его тяжелой, плохообустроенной жизни с двумя детьми, женой и тещей, живущих практически на одну его зарплату в двухкомнатной квартирке на окраине Москвы.
– Так, это ж самое главное. Один клиент на тебя свалился, а ты уж и размечтался. К тому же если начальство пронюхает про наши калымы, вылетим с работы в пять минут, – отрезвляюще, предположил другой сюжет развития событий Мелехов.
– Не вылетим. Знаешь, Вова, мне надоело жить в нищете, мне надоела эта постоянная гонка за новостями, все время куда-то еду, все время куда-то спешу, что-то снимаю, суечусь. Надоело. Я думаю это реальный шанс. Не все здесь так просто, но тема перспективная.
– Перспективная, – согласился Мелехов, но всерьез слова Фелюрина не воспринял.
Фелюрин же наоборот, идеей своей студии, а на первых порах, некоего подобия студии с халявным использованием аппаратуры останкинского телецентра, если не бредил, то думал об этом постоянно. Работая журналистом и продолжая снимать больше всех репортажей, Фелюрин время от времени притаскивал Мелехову свадьбы, юбилеи, семейные праздники, банкеты, презентации, корпоративные пьянки и выезды на отдых различных фирм. Мелехов – это все монтировал, с музыкой, репликами героев застолий и презентаций, наворачивал туда спецэффекты, титры, экспериментировал с изображением, ускоряя или замедляя его, или делая черно-белым, стилизуя под хронику, и дошло до того, что Мелехов начал калымить не только по вечерам и глубокой ночью, но и во время рабочего дня, когда выдавалась свободная минутка, так много работы приносил ему Фелюрин, а на вопрос редакторов и администраторов: «Чем это он занят?», Мелехов, не моргнув глазом, отвечал: «Изучаю возможности аппаратуры».
Свадьбы и презентации делались практически уже по накатанному сценарию. За те месяцы работы с Фелюриным у Мелехова уже были наработаны такие заготовки и схемы, что даже из самого бездарного съемочного материала, снятого пьяным оператором на маленькую любительскую камеру, где все летало и тряслось, он мог своять настоящий шедевр. Свадьбы и юбилеи настолько поправили финансовое состояние Мелехова, что ему удалось съехать от родителей и снять отдельную квартиру, полностью поменять свой гардероб, а главное решить вопрос с армией. За две тысячи долларов, которые он откладывал несколько месяцев, военком, старый пропитый полковник с сиплым голосом, лично поставил ему штамп «не годен» в военном билете и с пожеланиями «всего хорошего» проводил до дверей военкомата.
– Жизнь удалась! – решил Мелехов и в прекрасном настроении пришел на работу.
Его уже поджидал Фелюрин. Ему нужно было ехать на съемку, и он почти опаздывал, но он покорно ждал Мелехова.
– Вова, очень надо поговорить. Причем поговорить надо быстро, я опаздываю, – сказал Фелюрин, заходя, вместе с Мелеховым в монтажную.
– Что-то случилось? Или наши скромные заслуги оценила американская киноакадемия? Думаешь, нам придется ехать за Оскаром? – под впечатлением удачно проведенной операции «В армию не ногой», не обращая внимания на серьезность и настойчивость Фелюрина, шутил Мелехов.
– Ценю юмор, – непроницаемо сказал Фелюрин и закрыл за собой дверь монтажной, – Вова, – продолжил он, – нам предлагают сделать рекламный ролик для вневедомственной охраны.
– Это этим, которые квартиры охраняют?
– Именно.
– И, что? – удивленно спросил Мелехов, не понимая серьезности и трагичности Фелюрина, – Ты, поэтому такой напряженный?
– Поэтому. Я должен дать ответ после обеда. За работу предлагают три штуки баксов, но нужно, чтобы все было с хрустом. Они хотят с актерами, спецэффектами, мигалками, погонями…
– А хронометраж? – перебил Мелехов.
– Тридцать секунд.
– И в тридцать секунд они хотят все это навернуть?
– Нет, они ни на чем не настаивают, просто все должно быть добротно.
– Понятно, – со вздохом сказал Мелехов и несколько секунд подумал, – То, что они хотят, за эти деньги не возможно, но…Ты, вот что, – после небольшой паузы добавил он, – Ты езжай на свои съемки, а я тут прикину, как мы все это сможем сделать, если сможем конечно.
– А, что тебя волнует? – насторожился Фелюрин.
– Видишь, это ведь не свадьбу ломануть за ночь. Это уже почти взрослая работа. Возможно, нужно будет брать аппаратуру в аренду, нанимать людей, у нас ведь и своя работа есть, за которую нам деньги платят.
– Да, я сам об этом всю ночь думал. Но три штуки баксов – это три штуки баксов. Я думаю нужно рискнуть. К тому же, все снимать можно в выходной, я все подготовлю, запишу в график съемку на воскресенье или на субботу, ну, смотря, когда у нас все будет готово. Все утрясу с редактором. Договорюсь с ментами, чтобы они обеспечили личный состав и все необходимое для съемок. С операторами у нас все отлично, ребята ручные, поедут со мной хоть когда. Ты главное реши, что в ролике должно быть, а как это сделать – это уже моя забота, – морщась, сказал Фелюрин, понимая всю сложность предстоящего проекта.
– Ладно, Саша. Ты езжай, а к обеду я тебе что-нибудь предложу и скажу уже более конкретно.
– Лады, – все так же без особого энтузиазма сказал Фелюрин и понесся снимать свои бесконечные пресс-конференции, заседания, собрания, открытия, закрытия, аварии, пожары, акции, кульминации и прочую возню, которую принято показывать по телевизору в вечерних выпусках новостей.
Когда Фелюрин уехал, Мелехов несколько минут посидел в раздумьях, а затем вышел из монтажной и направился прямиком в архив.
В полвторого Фелюрин снова зашел в монтажную Мелехова. Мелехов сидел не один. Он монтировал заказной рекламный сюжет ведущей утреннего канала Светочки Кузнецовой о каких-то праздничных фейерверках. Светочка ему, что-то рассказывала, но когда зашел Фелюрин, замолчала.
– Здравствуй Света, отлично выглядишь. Вова, ну, что мне им сказать. Мы готовы взяться.
– Саш, подожди пять минут, мы сейчас уже закончим.
– Ты, скажи мне, мы беремся или нет?
– Саша, мы через пять минут закончим.
– Ты мне можешь просто сказать, да или нет, – завелся Фелюрин, разозлившись на ничем необъяснимую упертость Мелехова.
– Да, – раздраженно сказал Мелехов, – Но никуда не ходи и не звони. Подожди пять минут. Я должен тебе кое-что показать.
– Ты бы так и сказал, – успокоился Фелюрин, – Я пойду себе чаю сделаю, тебе принести?
– Нет, спасибо, – смягчившись, поблагодарил Мелехов и вернулся к фейерверкам.
Фелюрин вышел, и Светочка снова что-то защебетала своим приятным голоском. Вместо пяти минут, в монтажной у Мелехова, словно на зло Фелюрину, она провела еще все двадцать.
Еле дождавшись, когда Мелехов закончит со Светочкой, Фелюрин наконец-то вошел в монтажную.
